Глава 2

Город сиял разноцветными огнями. Рождественский дух пробирался под теплую одежду, будоражил чувства, и хотелось, чтобы праздник никогда не заканчивался. Витрины маленьких, красивых магазинчиков зазывали на рождественские распродажи, отовсюду была слышна музыка, а на улице для желающих погреться продавали горячий глинтвейн и имбирное печенье.

Рождественский рынок на Ратушной площади манил своими расписными товарами, и глаза Катерины горели от восторга. Сколько же здесь было игрушек! Ей хотелось всего и сразу. Она знала – муж никогда не откажет ей в покупках. Учитывая, что сегодня годовщина свадьбы, не откажет вдвойне.

Ярцев любил, когда Катя была в таком настроении. Она, словно маленький ребенок, переходила от одной лавки к другой, с удовольствием пила горячий глинтвейн, купленный здесь же, на ярмарке, и скупала всякую дребедень. Елочные игрушки – стеклянные, деревянные, ручной работы, будоражили воображение, заставляя их покупать. Вкусные угощения, сладости – казалось, Кате нужно все.

Ярцев усадил сына себе на шею, и они вдвоем покорно следовали за своей любимой женщиной. Малыш зорко следил за матерью, готовый в любой момент вцепиться ей в волосы, если она решит сбежать. Он не догадывался, что его мама никуда не собиралась убегать. Она просто радовалась тому, что папа, наконец, дома, и очень скоро они вместе будут наряжать елку.

Ели – настоящие, пушистые, с голубым отливом и шишками заставляли замирать от восторга.

– Выбирай, какую? – притягивая Катю к себе, поинтересовался муж.

Сын, почуяв маму совсем рядом, захныкал и потянулся к ней с отцовской шеи.

Катя улыбнулась мальчику и чмокнула его в холодную щечку.

– Пусть в этом году у нас будет большая и пушистая ель.

– Она займет половину гостиной.

– И что? Зато будет великолепно смотреться. Жаль, у нас нет камина.

– Никаких каминов! Разводить настоящий камин жутко сложно, и от этого пачкаешься. Я сделал это только один раз в жизни и то, только ради того, чтобы не ударить в грязь лицом. В те дни я не мог позволить, чтобы ты считала, что я чего-то не умею.

Катя вспомнила их служебную поездку в Гагры три года назад и рассмеялась.

– У мужчин всегда такое болезненное самолюбие?

– Камина не будет. И точка.

– Ну, и ладно. Тогда нам нужен Санта. Санта на санях! Мы поставим его под елку.

– Давай сначала выберем елку.

– Выбирай. Тебе нести ее до дома.

К концу прогулки малыша спустили на землю – руки Кати были заняты пакетами, а муж взял на себя еще и крепко стянутую веревками ель.

– Тебе обязательно было скупать весь базар? – взмыленный от тяжелой ноши, морщился Ярцев.

– Ну, подумаешь, переборщила немножко, – пожимала плечами Катя.

– Немножко? У нас гостиная меньше размером, чем количество купленной ерунды!

– Значит, надо подыскать квартиру просторнее.

– Очень здравая мысль.

До дома было не далеко – всего пара кварталов, и маленький Сашенька весело перебирал ножками в меховых сапожках следом за мамой, глаза которой светились счастьем – среди пакетов к ним домой ехал купленный дед мороз на золотистых санях.

Вечером, пока Катя укладывала сына спать, Ярцев устанавливал в гостиной пушистую голубую ель.

У маленького Сашеньки была одна очень хорошая черта – он ложился спать ровно в девять часов вечера. Была и плохая – он просыпался в шесть часов утра, и больше никому не давал закрыть глаза.

Но сегодня его быстрый отход ко сну был как нельзя кстати. Катя освободилась в начале десятого и спешила к мужу.

Пробравшись на кухню, она вытащила из холодильника бутылку брюта и достала два хрустальных бокала на тонких, изящных ножках. Взяла с кухонной тумбы новогодние сладости, выложенные на хрустальных блюдцах, нарезку из сыров и вяленой рыбы, и поставила угощения на круглый серебряный поднос.

Когда Катерина вошла в гостиную, муж почти управился с установкой. Повсюду были разбросаны пакеты и коробки с елочными украшениями. Санта на золотистых санях гордо воцарился на большом столе.

Катя восторженно замерла с подносом в руках – ель была роскошной. Пушистая и терпко пахнущая хвоей, она казалась ей настоящим произведением искусства.

– Принимай работу, – Ярцев отряхнулся и выпрямился. – Теперь можешь творить с ней все, что угодно. Учитывая количество купленных игрушек, на ней будет весь базар.

– А разве ты мне не поможешь?

Она поставила поднос на заваленный покупками стол и игриво приподняла красиво прорисованную бровь.

– Похоже, мне не оставили выбора?

Он подошел к ней и притянул к себе за талию. Поцелуи, нежные и зовущие, покрывали ее шею. Шелк нарядного платья соскользнул вниз, соблазнительно обнажив плечи. Следом за шелковой тканью губы коснулись нежной кожи, сначала мягко, а потом все настойчивее, увлекая за собой в мир любовных утех.

Катя уже позабыла про шампанское. Она трепетала в руках мужа в предвкушении новой порции наслаждения. Не удержалась, коснулась руками ремня на джинсах.

Дернув уверенным движением замок и потянув вниз змейку, она медленно опустилась к его ногам.

Серые глаза потемнели и сверкнули вожделенным взглядом, поощряя действовать смелее.

Ей был знаком этот взгляд. Она подалась вперед и осторожно коснулась его губами. Затем провела язычком по возбужденной плоти. Стыдливость куда-то растворилась, и она принялась ласкать его ртом, изредка помогая себе ловкими движениями рук.

Он шумно втянул в себя воздух и дернул вниз шелковое платье. Тут же показалась красивая округлая грудь, и он с вожделением коснулся нежной кожи руками – после рождения ребенка грудь стала намного больше, фигура приобрела свою завершенность, и теперь от Кати было не оторвать глаз.

Она продолжала ласкать его ртом, устроившись у его ног, почти обнаженная и бесхитростная, и он сходил с ума от того, что она с ним делала. Пальцы его рук перебирали медные пряди ее длинных волос, все тело подрагивало от возбуждения, и ему безумно хотелось растянуть удовольствие. Хотелось, чтобы она сбавила темп и позволила насладиться ею дольше.

Но Катя увлеклась процессом, и вскоре Ярцев, возбужденный до предела, с хриплым стоном дошел до пика наслаждения.

– По-моему, кто-то увлекся, – поднимая ее с пола, усмехнулся он.

– Похоже, я, – смущенно натягивая обратно на оголенные плечи платье, улыбнулась она.

– Я открою шампанское, – смеясь, проговорил он.

– Открывай. Я посмотрю, спит ли Сашенька.

– Конечно, спит. Иначе мы бы слышали, что он проснулся.

– Все равно, взгляну.

Катя осторожно вышла из гостиной и заглянула в спальню. Сын спал, раскидавшись по кроватке. Она поправила одеяльце и вернулась обратно.

– За мою не в меру страстную женщину, – протянул ей бокал Ярцев.

– И за возвращение моего блудного мужа, – улыбнулась она.

Бокалы звонко стукнулись друг о друга.

За окном раздались редкие хлопки.

– Похоже, кто-то решил устроить фейерверк, – удивленно повернулся в сторону окна Ярцев.

Они отпили шампанского и с любопытством выглянули во двор.

Начинало смеркаться. Улица мигала разноцветными огнями, навевая праздничное настроение. Прямо под окнами их дома искрился фейерверк.

– Похоже, фрау Мюллер и ее муж решили повеселиться, – узнала соседей Катя.

– Действительно, – согласился муж. – Сейчас полицейские быстро их разгонят.

– Может, не разгонят?

В Гамбурге было строго запрещено использовать праздничный фейерверк. Только один раз в году – 31 декабря – можно было отрываться на полную катушку. 24 декабря никак не входило в эту дату.

Полицейские все не появлялись. Ярцевы полюбовались фейерверком еще немного.

– Я позволю себе помечтать о том, что это фейерверк в нашу честь, – улыбнулась Катя.

– Да будет именно так, – приподнял бокал он.

Они постояли еще немного у окна, наблюдая за разбушевавшимися накануне рождества соседями.

– Катя, нам надо принять окончательное решение, – поправив плотную гардину, повернулся к жене Ярцев.

– Какое решение? – она отпила шампанского и с ожиданием заглянула в его серые глаза.

– Мы живем в Гамбурге уже три года. У нас есть вид на жительство, но мы не являемся гражданами этой страны. Сегодня ты впервые сказала о том, что нам надо приобрести жилплощадь просторнее. Я хочу знать твое мнение. Если мы останемся, нам надо открывать здесь бизнес и покупать недвижимость. Немецкие власти очень лояльны к иммигрантам, вкладывающим средства в экономику их страны. Сейчас у меня есть неограниченные возможности открыть любое дело. Мы подберем себе квартиру или дом, и навсегда останемся здесь.

– У нас будет своя недвижимость? – Катя всплеснула руками, и в зеленых глазах загорелась радость.

– Конечно. Мы подберем недвижимость, которая будет полностью соответствовать нашему статусу. Нельзя же все время жить в маленькой двушке, как бы ты ни любила соседей. Но если ты скучаешь по России, то мы вернемся. Я больше не вижу смысла оставаться в подвешенном состоянии. Нам надо определиться с гражданством раз и навсегда.

– В Россию?

Катя растерянно посмотрела на мужа. Он думает, что она хочет в Россию? В страну, где ее пытались продать в рабство, а потом превратили в страшного, изрезанного ножом инвалида?

– Да, в Россию.

Ярцев с ожиданием смотрел на жену. От ее ответа зависело будущее его бизнеса. Не имеет смысла вкладывать деньги в экономику России, если их жизнь протекает в Германии.

– Нет, Саша, в Россию я точно не хочу, – усмехнулась Катерина, и от его слуха не ускользнула горечь этого смешка. – Я желаю, чтобы мой сын был достойным гражданином цивилизованной страны. Мы живем здесь, и нам нечего опасаться. Нам не нужна охрана, не нужно жить за тремя заборами, обнесенными колючей проволокой. Если бы не ты, меня уже давно бы не было в живых. В чужой стране я научилась жить заново. Я научилась радоваться. Я счастлива здесь. Играть в «Бандитский Петербург» не по мне. Извини.

– Я понял, – неожиданно тепло улыбнулся ей он. – Выпьем за наше будущее в Гамбурге.

Ярцев приподнял бокал. Катя не удержалась, и тоже улыбнулась.

– Да, в Гамбурге, – словно эхо, повторила она, и бокалы звонко стукнулись друг о друга.

Глава 3

На следующее утро они втроем завтракали на кухне и бурно обсуждали возможности переезда. Гамбург праздновал католическое рождество, но Ярцевы больше ждали 31 декабря, канун нового года, поэтому оставались равнодушными ко всеобщему ликованию.

– Если хочешь квартиру, мы можем подыскать недвижимость в этом же районе, – отрываясь от планшета, в котором просматривал объявления, предложил Ярцев. – Или ты хочешь дом?

– Знаешь, квартира мне нравится больше, чем дом. Главное, чтобы окна не выходили на порт или на озеро. Вид большой воды из окна каждое утро будет сводить меня с ума, – засовывая ложку с яблочным пюре сыну в ротик, покачала головой Катя.

Ярцев согласно кивнул. Она так и не избавилась от своей фобии. После перенесенных операций страхи усилились, и теперь вода душила ее во снах. Психотерапевт сказал, что это последствия пережитого стресса, на который накладывалась невралгия. Периодически Катя посещала специальные занятия, но улучшений не наблюдалось. Они почти смирились с ее снами, и в основном сконцентрировались на лечении невралгии в правой части лица.

Резкий звонок в дверь заставил их переглянуться.

– Я открою, – муж положил планшет на стол и двинулся в прихожую.

Катя с любопытством выглянула вслед за ним – они не ждали гостей.

Спустя пару мгновений ее лицо померкло – в прихожую с веселым смехом ввалился огромный Ринат.

Появление чеченского партнера в их доме не означало ничего хорошего. Того и гляди, принесет на хвосте какую-нибудь очередную новость, после которой рождественские праздники и Катины чаяния провести это время вместе пойдут прахом.

Муж, видимо, не считал Рината Басхоева источником зла. С радостным возгласом он бросился обниматься с огромным бородатым подельником.

– Катя, иди же сюда, поздоровайся, – позвал он, и молодая женщина поняла, что спрятаться в спальне с надеждой на скорый уход незваного гостя не удастся.

Она медленно вышла из своего укрытия и сдержанно улыбнулась из-за мужниной спины.

– Здравствуйте.

– Ты смотри, какая красавица! Я тебе завидую, Саша! – широко заулыбался Ринат.

– Я стараюсь быть хорошим мужем, – довольный комплиментом, кивнул Ярцев и притянул жену к себе. – Катюша, накрой нам в гостиной.

Ее не надо было просить дважды. Она совсем не разбиралась в мусульманских обычаях, но знала одно – женщине не место за столом, когда в гостях Ринат, поэтому быстро скрылась на кухне.

Муж вошел следом, взял на руки сына, и мужчины прошли в гостиную.

– Какой большой мальчик. В прошлый раз, когда я его видел, он только начинал сидеть, – с интересом поглядывал на малыша Ринат. – А Катя все такая же нелюдимая.

– Какая есть, – пожал плечами Ярцев. – После того, что ей пришлось пережить, ее замкнутость – меньшее из всех последствий. Да и мне так даже больше нравится, когда она только моя. А ты, какими судьбами здесь?

– Проездом. У меня дела в Мюнхене. Решил к тебе на полчасика заскочить. Когда еще здесь буду?

– Вот и правильно сделал, что заскочил. Что нового в России?

– Братец твой с Тураевым договориться никак не может.

Ярцев нахмурился. Он знал, кто такой Тураев – незаменимый человек в администрации Владивостока. Он знал его слишком хорошо. Когда-то они вместе учились и крепко дружили. Когда-то, в далеком прошлом, которое Ярцев отчаянно пытался вытравить из сердца.

– Порты не поделили? – угрюмо поинтересовался он.

– Нет. В большую политику твой Олежик собрался, – усмехнулся Ринат. – Во Владивосток метит. Только наши теперь намертво стоять будут. Не пропустят его. Сам знаешь, ежели коса на камень найдет, добра не будет.

– Я думал, в Приморье давно тихо стало.

– В тихом омуте черти водятся.

– Это точно.

Катя вошла в комнату с подносом, на котором принесла угощение – мясную и рыбную нарезку, сыры, мягкие булочки и заваренный в расписном фарфоровом чайнике крепкий чай. Если бы в гости пожаловал кто-то другой, она бы непременно принесла еще и коньяк, но Ринат не употреблял спиртного.

Маленький Сашенька тут же заерзал и слез у отца с рук.

– Иди ко мне, – расставив угощения и чашки с блюдцами, шепнула ему Катя. Не удержалась, заулыбалась – на лице сына появилась искренняя, неподдельная радость. Он тут же бросился ей в ноги, и она, кивнув мужчинам, увела ребенка за собой.