Амир
Горная гряда, походившая на хребет плененного в камне чудовища, возвышалась за моей спиной. Она, словно врата в мир мертвых, нерушимо стояла на страже земель некогда могучих завоевателей, а ныне проклятого Владыкой места, где я родился! И куда предпочел бы никогда не возвращаться!
Серпантинные тропинки, затерянные в лесной чаще, играли со мной. Они, будто верные защитники, оберегали Варосские земли от чужаков. А я и был чужаком, по ошибке Владыки носившим здешнее традиционное имя.
Лирай, приграничный городок, остался далеко позади, а мои запасы воды уже иссякали. Сколько себя помню, в конце лета Нарам всегда изнывал от духоты, но за время, проведенное вдали от родной провинции, я успел отвыкнуть от влажного зноя. Воздух застоявшимся киселем висел над Нечистым лесом, по которому я пробирался уже вторые сутки, истекая потом и мучаясь от непрестанной боли.
Два дня назад в трактире Лирая мне пришлось здорово подраться. Впервые за последнее десятилетие били меня, а не я. Держать кулаки сцепленными, но не пускать их в ход оказалось непросто. Несколькими движениями я мог бы положить каждого из четверых пьяных боровов, но терпел их удары и пинки, намеренно подставляя лицо и захлебываясь собственной кровью.
Я был приучен к боли, но не к унижению. А они еще долго насмехались над «зарвавшимся дураком, которого мамка воспитала хилой неженкой», и не спешили уходить. Пьянчугам нравилось смотреть, как я с тихой злобой утираю кровь, струящуюся из разбитого носа. Один из них предложил мне кружевной платок своей жены, чтобы «вытереть девичий носик». Я сплюнул кровь ему под ноги, но в этот раз увернулся от унизительного пинка. Хватит и тех увечий, что мне уже нанесли.
Пришлось выпить почти литр местной травяной настойки, чтобы справиться с желанием догнать пьяную компанию и рассчитаться за каждый удар. Я бы с наслаждением выпустил на волю скулящую в заточении тьму. Эта ночь запомнилась бы им, как ночь победившей скверны.
Жена пожилого трактирщика расчувствовалась от вида моего залитого кровью лица, похожего на кусок свежего мяса. Вручив мне платок и строго велев ждать, сердобольная женщина побежала будить местную знахарку. Пришлось незаметно слиться с тенью, что я мастерски умел делать. Верное марево теней укрыло меня пеленой мрака и отвело глаза каждому из засидевшихся пьяниц. Так я и ускользнул из захудалого приграничного трактира.
Сбежать-то я сбежал, но спать пришлось в лесу. Устрой я себе ночлег на одной из улиц городка, мое расквашенное лицо запомнилось бы каждому случайному прохожему.
Нечистый лес обволакивал миражом тихих звуков и шелеста листвы. В кромешной тьме я силился разглядеть нечистую силу, которая, по слухам, скрывалась в этих местах, но вскоре, благодаря выпитой настойке, проиграл битву с беспокойной дремой и наконец уснул.
Наутро меня разбудило щебетание птиц, походившее на мотив традиционной похоронной песни нарамцев. Духи леса насмехались надо мной, щебеча траурную мелодию, отдававшуюся в самых потаенных уголках души полузабытыми строчками:
Жизнь была так быстротечна.
Что ты оставил за спиной?
В царствие Творца навечно
Отправляйся на покой.
Я тряс головой в надежде, что пелена полусна спадет, похмелье отступит и птицы вновь защебечут вразнобой, как и должны, но знакомый с детства мотив звучал все отчетливее, сопровождая меня по тропинкам бесовского леса!
Я истекал потом от духоты и липкого беспокойства, пил воду огромными глотками и умывал разбитое лицо. Бурдюк пустел ужасающе быстро, а путь до Вароссы лежал неблизкий. Когда солнце уже клонилось к закату, а птицам наскучило насвистывать похоронную песню, лес поредел и вывел меня на мелководье небольшой речки с неторопливым течением. Несмотря на ее видимое спокойствие, я не спешил доверять этой мнимой безопасности. Щебет птиц запросто мог оказаться пророческим и напеть мне мучительную гибель.
Я достал из парусинового вещевого мешка кинжал и зашагал по каменистому берегу в поисках дерева с надежными ветвями, осторожно перебираясь через скользкие валуны.
Но подошва хваленых походных ботинок подвела меня на поросшем мхом камне. Я с руганью приземлился на колени и рассек правое об острый выступ. Зарычав от злости и боли, полез в мешок за мотком хлопковой перевязочной материи. Сейчас не помешала бы спиртовая настойка. Я бы и порез обработал, и свои душевные раны. Похоронная песня все еще эхом отдавалась в ушах. Правда, пело ее уже мое собственное воображение, а не проклятые птицы.
– Ты снова в беде, бестолковый человек? – знакомый голос с кошачьими нотками раздался над самым ухом, стоило мне плеснуть воду на пульсирующую рану.
Тень от мшистого валуна приняла уже привычные очертания карликового лиса, уплотнилась, приобрела светло-рыжий цвет и смотрела на меня с прямо-таки человеческой укоризной. Я снова зло зарычал и швырнул в лиса камень, который пролетел сквозь него и плюхнулся в воду. Взгляд существа стал еще более укоризненным. А я-то наивно полагал, что больше некуда!
– Ты не вовремя, Реф. Сгинь.
– Я мог бы остановить кровь, пока она совсем не покинула твое безмозглое тело, но на нет и суда нет, – делано обиженным тоном протянул лис и стал чуть прозрачнее. Сквозь неясное тело светлого зверька я разглядел камни и лениво текущую воду.
Это было старое доброе представление «Я ухожу. Я почти ушел, ты видишь? Вот сейчас точно уйду. Навсегда-навсегда». Я недовольно фыркнул, но сдался. Как и всегда.
– Ладно, помоги мне.
– Не слышу мольбы в голосе, – съязвил Реф, вновь обретая ясные очертания. Он оживленно повел большими ушами и выжидающе замер. Черные глаза-бусинки буравили меня взглядом, полным превосходства.
– Реф, помоги мне, пожалуйста, – закатив глаза, попросил я.
– Потому что я… – подсказал лис.
– Потому что я бы уже давно сдох, если бы моя почтенная прапрабабка не создала такого неоценимого помощника, как ты.
– Так-то лучше. Знала бы моя любимая Самира, каким дурачком уродится ее праправнук, никогда не вышла бы замуж.
– Лучше бы она не проводила опыты с темной материей, – буркнул я, но благоразумно замолчал, стоило Рефу приблизиться.
В его характере было передумать и раствориться в подступающих сумерках. Сейчас я нуждался в помощи этого капризного зверя. Передняя лапка Рефа удлинилась, потеряла свои очертания и неясным призрачным маревом окутала мое колено. Я ощутил мягкое тепло, которое рассеялось так же внезапно, как и появилось. Порез выглядел чистым, пульсирующая боль ослабла, а кровь остановилась как по волшебству. Впрочем, так оно и было. Талантов у создания моей драгоценной прапрабабки было хоть отбавляй! Характер бы еще помягче этому столетнему ворчуну.
– А теперь выкладывай, зачем шатался по берегу? Брод же перед глазами, – потребовал Реф, когда его лапа вернулась к прежнему виду.
– Я не дурак, чтобы соваться в воду без третьей точки опоры, – фыркнул я. – Мне нужна была надежная палка, вот я и присматривался к деревьям на берегу.
– Как тяжело с этим молодняком, – театрально закатил глаза Реф. Почему у бесплотного существа это получалось так талантливо? – Ладно уж, проведу тебя. А то еще ненароком и башку свою пустую расшибешь в поисках волшебной палки.
– Спасибо и на этом. Где ты пропадал весь день? Мне тут птицы похоронную песню насвистывали часами напролет, – попенял я лису.
– Я, между прочим, нечисть от тебя отгонял, неблагодарная ты скотина, – проворчал Реф. – Птички – это еще ерунда. Я от тебя трех водных духов отвадил, бичуру, упыря и двух эе. Если б не я, то ты б или в чаще сгинул, или в реке утоп, ну, или упырька кормил. Чем не веселье?
Я торопливо обернулся, стремясь уловить движение среди деревьев. Небо, как назло, затянуло тучами, и серый полумрак накрыл речную долину, скрыв краски заката. Поэтому Реф и появился. Он предпочитал не показываться под яркими солнечными лучами. Существо, состоящее из магии и морока, чего уж там.
Я мог бы окружить себя плотным коконом ветра, гуляющего между кронами деревьев, но эта трусливая предосторожность стоила бы мне львиной доли сил. Спать беспробудным сном в лесу, полном плутающей вокруг нечисти, не лучшая идея.
– Я уж и забыл, что бичурой здесь зовут кикимору, а об эе я вообще слыхал только в сказках. Все в этих местах не как у людей, – проворчал я.
– Пора бы освежить в памяти нарамские поверья, если надеешься тут прижиться.
– Мне ни к чему здесь приживаться. Я на этой земле ненадолго.
– Вон лоб какой вымахал, умным себя мнишь, а сам дурней ребенка. На родине колдун сильнее, чем где бы то ни было. Тебе сама земля сил прибавит.
– Мне их и без твоих предрассудков хватает, – фыркнул я. – Родина встретила меня кучей нечисти. Никакого гостеприимства.
– Умные люди поодиночке в этот лес не суются. Нечего на родину свою дурь списывать. Одного сгубить легче, вот вся эта голодная братия и ринулась к живому мясу. Если б не я, давно бы сгинул, горе ты луковое. Сотню раз говорил тебе, дубина стоеросовая, предупреждал…
Реф раздраженно махнул головой и отвернулся. Он даже потемнел от злости.
– Спасибо тебе, спасибо, – устало пробормотал я, понимая, к чему клонит старый хитрец.
Реф нуждался в моих словах признания и похвалы. Без них он впадал в уныние и ворчал без продыху. Я, как стреляный воробей, всегда имел наготове оружие, действующее на моего так называемого питомца лучше любой магии. И это – старая добрая грубая лесть. Этот безотказный способ усмирить бесплотного лиса я выяснил методом проб, ошибок и тысячи изысканных и не очень оскорблений в свой адрес. Уж что-что, а ругаться меня научил именно Реф.
– Ты же знаешь, я бы с удовольствием прислушался к твоему совету, но обстоятельства сильнее меня, – тут же добавил я.
– Вот и ходи теперь с разбитой мордой, раз не слушаешь старших, – буркнул Реф, но смягчился: – Чего расселся, лентяй?
Он подобрался и в несколько прыжков достиг воды. Я, прихрамывая, поковылял за ним. В одно мгновение Реф разросся до размеров волка и прыгнул в реку. Вода текла сквозь неосязаемое тело морока, что смотрелось бы жутко, не будь я знаком с ним с детских лет.
– Ступай за мной, – распорядился Реф и повел меня через неторопливо движущуюся водную гладь.
Глубина оказалась совсем небольшой – чуть выше колена. Рана отозвалась пощипыванием, но я отмахнулся от боли, мысленно прибавив ее к той, что терзала лицо при каждом слове и движении мышц. Реф был против дурацкого плана с дракой и демонстративно исчез, стоило мне войти в Лирай. Он не выносил моих страданий, хоть и при каждом удобном случае жалел, что в теперешние времена уже не принято пороть людей розгами.
Весь оставшийся путь я терпеливо выслушивал нравоучения карликового лиса с характером тигра. Но стоило мне неосторожно обронить: «Не тот у тебя размер, чтоб вмещать столько яда», – как на месте лисы в мгновение ока возник огромный бурый медведь с черными провалами вместо глаз. Он огласил ревом окрестности, отчего неподалеку недовольно заухала сова. Я поспешил извиниться перед ранимым стариком. Этот сварливый валенок умел быть воистину устрашающим.
Варосса приближалась, а я все сильнее ненавидел каждый клочок земли Нарама. Лес не кончался, но Реф больше не видел нечисти. Все это время он самодовольно напоминал, что лесные твари прячутся в страхе накликать его гнев. Я удрученно кивал и сухо благодарил, не забывая подбадривать ушастого защитника лестными словечками.
Небо так и не посветлело, временами срывался дождь. Сумерки наступили рано. Я потерял всякую надежду выйти из леса до наступления темноты, поэтому не сразу заметил далекие огни на стенах Вароссы. Город у кромки леса. Островок, утопающий в цветах. В народе Вароссу прозвали городом роз. По правде говоря, я не желал проверять, цветет ли там что-нибудь, кроме всевластия наместницы воеводы, но судьба решила все за меня.
Близость города придала сил. Казалось, даже тупая боль поутихла, уступив место внезапному волнению. Что-то не припомню, когда в последний раз ощущал, как потеют ладони. Позор тебе, Амир Шайзар, на все твои будущие седины. Если эта взбесившаяся ведьма позволит тебе до них дожить, конечно же.
Я прибавил шаг. Еще немного… совсем немного, и наше путешествие завершится. Реф бежал рядом, в сумерках неотличимый от лисы из плоти и крови. Он молчал, что стало для меня наградой.
Лес редел, и волнение нарастало где-то в горле. Почему родные земли казались мне до зубовного скрежета чужими? Потому что Нарам вычеркнул меня из своей истории пятнадцать лет назад, навечно превратив в чужака.
Город, громоздившийся на берегу реки, выглядел враждебным. Массивные стены, походившие на огромную каменную змею, напоминали о прошлом Вароссы, созданной богатейшим купцом из столицы Алмазной империи и названной в честь его матери. Двести лет назад, еще до захвата Белоярской империей, город роз был первой приграничной крепостью, форпостом Нарама. Военная жемчужина степи, защищенная скалистым берегом реки и усаженная розами по завету своего основателя.
Два столетия назад здесь не было Нечистого леса. Он вырос позже, когда кровь белоярских и нарамских солдат окропила каждый вершок земли. Взращенный смертью и страданиями, лес напитался горем и вырос на них, как на самой плодородной почве. С тех пор и поселилась там нечисть, хоть и не каждый в это верит. Я никогда не сомневался в правдивости россказней пьянчуг в трактирах о таинственных духах, упырях, русалках, блудниках и самом Шурале – хозяине Нечистого леса. Так прозвали это чудовище напуганные жители Вароссы и приграничных селений. Позже дурная слава о нем разлетелась по всему Нараму и Мирее.
О проекте
О подписке
Другие проекты
