Баллада о вертикали

 
Как назначили меня, ну то есть выбрали,
Завибрировал я, братцы, всеми фибрами,
А они ко мне сейчас же, как к приятелю:
Ты давай, блин, создавай нам демократию!
Но не всякую, а нашу, суверенную,
Правоверную давай, полувоенную,
Чтобы вроде бы с кнутом и с крестом,
Чтобы вроде бы и стул, и престол.
 
 
Я гляжу на олигархов с иерархами
Да на ихних свиноматок с иномарками —
Все со свитами своими да эскортами.
Ну, я взял да всех и запер в Лефортове!
– Не хочу, – кричу я, – власти вашей денежной!
Я хочу, – кричу, – свободы всамделишной!
Чтобы, стало быть, кругом плюрализм!
Чтобы, стало быть, во всем гуманизм!
 
 
И остался он со мною – мой единственный,
Мой бескрайний, беспредельный, мой таинственный,
Мой родной электорат поразительный,
Непонятный, но такой выразительный!
– Дорогой мой, – говорю, – наконец-то мы
Заживем своей душе соответственно!
Так что, мать твою едрить, смело вдаль!
Вся в Лефортове сидит вертикаль.
 
 
И вскричал электорат: «Замечательно!
Я с тобой согласен, брат, окончательно!
Ты не любишь вертикаль, а мы тем более,
Наливай же, коль не жаль, алкоголия!»
Тут мы хлоп по стакану за демократию,
А потом еще по два за папу с матерью.
А как каждый опростал полведра,
Улеглась горизонталь до утра.
 
 
А наутро я гляжу: вот так новости!
Пучит мой электорат по всей бескрайности,
И как поперли из него на дикой скорости
Кабинеты по борьбе с вертикальностью.
И сидят в них гладенькие мальчики —
Титулованные антивертикальщики;
Все со свитами своими да эскортами,
Молодыми, дорогими и негордыми.
И, плодясь еще быстрее, чем вчерашние,
Вырастают Вавилонскою башнею…
– Братцы, стойте, это ж снова она!
– А что делать, – говорят, – прет сама!
Так и прет сама с утра из нутра,
Прям как баба у Адама из ребра.
Вот такая, брат, выходит мура.
Тут где-то было полведра со вчера.
 

Апрель 2008

Нет денег

 
Какие роскошные планы, какие проекты на тысячу лет!
Разгон облаков, орошенье Сахары, освоенье планет!
И все это важно, и нужно, и должно, и очень давно!
Но
Все упирается только в одно:
 
 
Нет денег.
Нет денег. Денег. Денег! Денег!
Денег нет.
 
 
Да ладно, какие там планы, проекты и прочая муть,
Когда всего-навсего надо бы руку в беде протянуть!
Мы братья по крови, коллеги по жизни, друзья по судьбе —
Так что же —
Поможем? Ты мне, я тебе? А?
 
 
Нет денег.
Нет денег. Денег. Денег! Денег!
Денег нет.
 
 
Да ладно, какие там деньги, известно же каждому:
счастье не в них.
От них только зависть и злоба, убийство одними других,
От них деградация духа, от них девальвация вкуса,
Всемирная пошлость, как жирная шлюха, влезает на трон!
 
 
Нет денег.
Нет денег.
Нет денег.
Пшел вон.
 

Октябрь 2008

Ищи его теперь

 
Вот идет мужик с человеческим лицом.
Вот идет мадам с человеческим лицом.
Вот сидит макака с человеческим лицом.
Вот бежит собака с человеческим лицом.
 
 
Вот растет банан с человеческим лицом.
Вот шумит вулкан с человеческим лицом.
Посреди межей, рубежей и границ
Очень много очень человеческих лиц.
 
 
Отчего же – ведь вот не пойму! —
Невозможен в родимом дому
Ни социализм с человеческим лицом?
Ни капитализм с человеческим лицом?
А возможна только рожа, которая вечно
Исключительно бесчеловечна!
А ведь где-то было пресловутое лицо…
Но куда-то сплыло, закатилось за крыльцо…
Или за плинтус…
Или под дверь…
Ищи его теперь…
Ищи его теперь…
Ищи его! Теперь! Ищи-ищи!
 

2010

Моя квартирка

 
В моей маленькой квартирке
Справа-слева по окну.
Подпирая подбородок,
То и дело в них смотрю,
Поражаясь ежечасно,
Фу-ты ну-ты ё-моё:
До чего разнообразно
Окружение мое.
 
 
За одним моим окошком
Пресня весело шумит.
Здесь когда-то раздавался
Пролетарский динамит.
А теперь тут раздается
Не бунтующий фугас,
А голубая дискотека
И торгующий Кавказ.
 
 
А в другом моем окошке
Стольный град Ерусалим,
Благородное собранье
Изумительных руин.
Слышу пенье муэдзина
И божественный иврит.
Иногда их заглушает
Панарабский динамит.
 
 
Динамитом панарабским
Я ужасно огорчен.
Сколько можно, в самом деле,
Чистить зубы кирпичом?
Маршируйте в ногу с веком,
Почитая свой ислам,
Заведите дискотеку,
Динамит продайте нам.
 
 
Распахну я свои окна:
Пусть польется без преград
Дождик Пресни на Кинерет,
Солнце Хайфы на Арбат.
Лишь бы только не случилось,
Как приснилось мне во сне,
Что отчаянный Израиль
Объявил войну Москве!..
 

Хоровая израильская

 
В теченье двадцати веков
Мы шли на землю праотцов,
Мы шли, и мы пришли.
В родном краю наш сводный брат
Приходу братьев был не рад,
Но братья не ушли.
Ну, рад не рад, а раз мы здесь,
Нам тоже надо пить и есть,
Нам тоже надо жить!
А с братом драться нам зачем?
Смотри: здесь хватит места всем,
Нам нечего делить.
 
 
И там, где не было воды,
Сверкнули речки и пруды
И побрели стада.
И там, где только камень рос,
Поднялся лес цветущих лоз
И встали города.
Две тыщи лет, в конце концов,
Мы шли на землю праотцов.
Мы шли к себе домой!
Признай же, брат, родню свою,
И будет мир в родном краю,
Все дело за тобой.
 
 
Земля у всех у нас одна.
Она для жизни нам дана.
И жизнь у всех у нас одна,
Она для радости дана.
Так что ж, земляк, давай живи:
Сады сажай, детей рожай,
Дороги строй и песни пой —
Все дело за тобой.
Все дело за тобой!
 

Читающие Тору^[1]

 
Они по городу идут – читают Тору.
Они в автобусах сидят – читают Тору.
Они за рыбою на рынок, за бумагою в контору
Коридорами идут – читают Тору.
 
 
У моря Красного лежат – читают Тору.
У Средиземного лежат – читают Тору.
Они лежат, они сидят,
Они стоят, они идут,
Они едят и пьют – и тут читают Тору!
 
 
Трясет Исландию – они читают Тору,
Колотит Грузию – они читают Тору,
Ливану Персия поставила четыре партии
Ракет «земля – земля» – они читают Тору.
 
 
Мне замечательно – они читают Тору.
Мне отвратительно – они читают Тору.
Их уважают, унижают, обожают, обижают, ают, ают,
А они ее читают.
 
 
Лежа и стоя,
Идя и сидя,
Благоговейно и уверенно, —
И Он таким образом видит,
Что все еще не все еще потеряно, не все еще…
 

Декабрь 2008

Патриотическая израильская

 
Был я верный правоверный пионер.
«Широку страну родную» громко пел.
В комсомоле, скажем правду, господа,
Не оставил я заметного следа.
В коммунисты меня звали – я не стал.
Стал обычный злоязычный либерал.
При словах «гражданский долг», «патриотизм»
В организме начинался пароксизм.
Кроме спутника и флага на луне
За державу только стыдно было мне,
И, смотря на наши звезды и кумач,
Издавал я громкий смех иль горький плач.
А теперь скажите: где я? Что со мной?
Ведь не здешний я, хотя и не чужой.
Но гляжу на эту синюю звезду
И испытываю гордую слезу!
И хочу растить бананы на камнях,
Славить Господа под Западной стеной,
Беззаветно танцевать на площадях
И с ружьем стоять на страже, как герой!
В патриота превратился либерал.
Прям как будто только этого и ждал!
И готов, как пионер, шагать в строю!
И опять я Дунаевского пою!
– С гулькин нос страна моя родная,
Очень мало в ней лесов, полей и рек,
Но другой такой страны не знаю,
Где так счастлив русский человек!
 

Возвращение в Иерусалим

 
Дорогой мой Владимир Абрамыч!
Драгоценный мой Игорь Ароныч!
Как журчат и приятно рокочут
Имена ваши в полости рта!
Как совок по сентябрьскому Сочи,
Как изгнанник по капищам отчим —
Так по вас я соскучился очень,
Аж до чёрта, то бишь до черта!
Предо мною то США, то Канада,
Надо мною московское лето,
Голова моя в тягостном дыме
От того, и того, и того.
И как важно, как нужно, как надо
Соображать, что вы бродите где-то
В белокаменном Ерусалиме
По бессмертной брусчатке его!
И не может быть даже двух мнений,
Что из этих вот соображений
Состоит, вытекает и складывается
То, что мы называем душой:
Что, мол, есть, мол, Абрамыч с Аронычем,
Да впридачу Наумыч с Миронычем,
Да еще Константиныч с Антонычем,
Ну и далее, список прикладывается,
Хоть уже он не очень большой.
 

1.12.01

Из дневника – 06

1. «Об меня, глухого…»

 
Об меня, глухого,
Тщетно бьются звук и слово.
Всю жизнь бились,
Так и не пробились.
Да, я таков,
Говорю без позы,
Что не понимаю стихов,
Ни прозы.
И сам не знаю, чья это шуточка,
Хоть ты тресни,
Что из меня получилась дудочка
Для некоторой песни.
И не знаю, не ведаю, чьи в нее дуют
Уста.
Ну так что же… дуют и дуют…
Пожалуйста.
 

2. «А может быть, я не один?..»

 
А может быть, я не один?
А может быть, есть и другие,
И даже, пожалуй, многие,
А может быть, даже и все —
На склоне последних годин,
Подсчитывая итоги,
В растерянности и меланхолии
Свое закрывают досье.
 
 
Так бездарно распорядиться
Билетом своим лотерейным.
Остается пойти и налиться
Портвейном.
Нелегко, господа, пребывать
В подобном сознании.
Нет, подобное сознавать
Все же лучше в компании.
 

3. «Почему-то, когда я на публике…»

 
Почему-то, когда я на публике
Перед залом с гитарой вдвоем,
В моем внешнем и внутреннем облике
Происходит крутой перелом.
 
 
Мои очи исполнены света,
Голос мой наливается звоном,
Коим барышни в оные лета
Иной раз соблазнялися оным.
 
 
Из меня океан обаяния
Изливается щедрой струей,
И купаюсь я в том океане,
Светлый, мудрый, лукавый, простой.
 
 
Отчего ж, когда следующим утром
Перед зеркалом я объявляюсь,
Никаким ни лукавым, ни мудрым
Не кажусь и отнюдь не являюсь?
 
 
Где же свет-то? И радость? И младость?
Полный мрак и унылая старость.
Где же мой ореол и накал?
Я их честно вчера излучал!
 
 
Из себя напрямую транслировал!
Не подделывал! Не имитировал!
И опять в себе это найду,
Когда снова на сцену взойду!
 
 
Отчего же на сцене домашней
Я хожу, как окурок вчерашний?
В силу коих я тайных причин,
Словно Джекил и Хайд, двуедин?
 
 
И пришло, и ушло, и осталась
Лишь какая-то смутная злость:
И куда ж это все подевалось?
И откуда все это взялось?
 

4 (вариация на ту же тему)

 
Жизнь моя протекает понятно
И приятно, как я нахожу.
Я пишу для кино и театра,
Хоть и редко туда захожу.
 
 
Мне не тягостен плен паутины
Небольших и немногих цепей.
Не тону я в болоте рутины,
А плетусь помаленьку по ней.
 
 
Не сказать, чтобы много за мною
Накопилось серьезных удач.
А последнее время, не скрою,
Было больше скорей неудач.
 
 
(Но есть пьеска, в которой потешно
Расписал я известный сюжет,
И она ежегодно успешно
Пополняет мой скромный бюджет.)
 
 
В иерархии литературной
Невысоко я числю себя.
Никакой биографии бурной
Нипочем не найти у меня.
 
 
На исходе седьмого десятка,
Продвигаясь спиною вперед,
Все равно мне, как скоро лопатка
Ощутит окончательный год.
 
 
Но когда выхожу я на сцену,
Равнодушный, усталый, пустой,
Вдруг я чую в себе перемену
На минуте примерно шестой.
 
 
Изнутри, из груди, где скрывается
То, что мы называем «поддых»,
Вдруг легко и свободно является,
Заполняя меня, мой двойник.
 
 
Голос мой наливается силой,
Достигая аж верхнего «фа»,
И глубокой, могучей, счастливой
Проникаются мыслью слова.
 
 
Словно крылья открыв для объятья,
Я над залом роскошно парю,
И желаю безудержно счастья,
И его же сейчас же дарю!
 
 
И потом с утомленной улыбкой
Я в кулисах слежу, как во мне
Тихо тает двойник мой родимый:
Вот он тенью становится зыбкой,
Светлой точкой во тьме загрудинной,
Угасая глубоко на дне…