Федор шел на знакомый голос, постоянно ускоряя шаг. Он давно не виделся с матерью и очень хотел с ней поговорить. На большой поляне молодящаяся дама (в очень модном когда-то костюме) с ярким макияжем и изысканной прической вела экскурсию. Она восклицала и заламывала руки, воображая себя актрисой театра МХАТ, не меньше, лицо то сияло, то омрачалось, отчего сеть предательским морщинок постоянно проявлялась, намекая на реальный возраст.

– Именно здесь, в Ясной Поляне Лев Николаич начал творческий путь. Маленький Левушка был очень ранимым и впечатлительным мальчиком. Он боготворил свою маму, Марию Николаевну. «Ма-мень-ка» – так и только так он называл ее.

Федор остановился неподалеку и ждал, пока женщина обернется и заметит его… а вот если не повезет – он дождется окончания и подойдет.

– Феденька? – Женщина изумленно подняла аккуратно подведенные брови.

– Здравствуй, мам, – вздохнул Федор.

* * *

– А как же эта твоя хабалка из ЖЭКа? – презрительно фыркнула Анна, когда они направлялись к ее дому. – Я думала, так и умру, не повидав сыночка.

– Мам, ну не начинай, – закатил глаза Федор. Ему хватало проблем, незачем еще выслушивать излияния матери.

– Ну не начинай… – передразнила женщина, надув губы.

На скамейке недалеко от подъезда расположился старый неформал по прозвищу Чебур. Поношенная жилетка, надетая на голое тело, почти не скрывала длинных затейливых татуировок, покрывавших загорелые руки и грудь. Седеющие длинные космы были собраны в странного вида прическу. Никто не слышал, чтобы вольный художник работал, но на отсутствие средств он никогда не жаловался, а, наоборот, по слухам, охотно ссужал знакомых.

Рядом устроился кавалер Анны и бывший отчим Федора, геолог Толик, в поношенном пиджаке и выцветших тренировочных штанах с вытянутыми коленками. Приятели увлеченно забивали козла и выглядели совершенно сюрреалистически.

– Анна Филипповна, мое почтение, – улыбнулся Чебур.

Толик поднял голову и при виде Анны с сыном засиял, как начищенный юбилейный рубль.

– Аннушка! – воскликнул он. – Федя! Сынок! Дай я тебя обниму! Сыночек! – Он сгреб мужчину в охапку, прежде чем тот успел опомниться, и принялся целовать в обе щеки.

– Пожалуйста, не называйте меня так, – поморщился Федор, с трудом отбиваясь от радостного кавалера матери. – Я вам все-таки не сын!

– Ну, папа, отчим – какая разница! – махнул рукой Толик. – Главное, кто воспитал. Да? Ой, Аннушка, у нас есть чем гостя-то уважить, а? Так, кошель… Момент!

Он наклонился к Чебуру, а тот вытащил из кармана жилетки несколько засаленных купюр и сунул в руки повеселевшему Толику, затем что-то записал в помятую пухлую тетрадку.

– Ну, не суди, не суди строго. Он романтик, – беспечно улыбнулась Анна. – Да. Возможно, последний романтик на земле. Да, вот так вот.

– Я мигом! – Толик подскочил, как спаниель, которого хозяин позвал на охоту. – Щас.

– Инфантильная тряпка, трутень, – проворчал Федор, проводив унылым взглядом убежавшего Толика. Он успел забыть, как меньше часа назад его мать примерно таким же образом костерила его жену. – Сидит на твоей шее. Когда он повзрослеет?

Анна покосилась на сына и покачала головой.

* * *

Стоило Саньке переступить порог, как богатое воображение нарисовало мирную картину из прошлого… Вот бывший владелец, еще не опустившийся, тащит из кухни чайник, по дороге заглянув в комнату жены – женщины с фотографии. Он поставил пышущий жаром чайник на стол в гостиной, включил телевизор…

– Любанюшка, там КВН начинается, пойдем! – позвал бомж, которого Санька только что застукал у мусорных баков.

– Щас, иду! – писклявым голосом отозвалась его пассия…

Парень тряхнул головой, прогоняя видения. Неизвестно, как на самом деле жили бывшие владельцы квартиры. Он окинул мрачным взглядом голые стены и вышел.

Через пару часов довольный Гена отсчитывал им деньги за работу.

– Держите, вот ваш куш, – протянул он помятые купюры.

– Спасибо, – тихо произнес Санька. На душе было тоскливо, даже честно заработанный гонорар сердце не согревал.

– Купите себе квасу! – крикнул Гена, садясь в машину, порылся в карманах и вытащил жвачку. – «Турбо»?

Санька и Илюша думали не долго, забрали жвачку, но распробовать не успели. К машине приковылял знакомый бомж.

– Стой! – крикнул он визгливо.

– Иди, гуляй, дед, – фыркнул риелтор.

Бездомный вдруг заголосил:

– Отобрали! Все у меня отобрали.

– Раньше надо было думать, – прошипел Гена. – Не надо было квартиру пробухивать.

– Где ж я теперь жить-то буду, а? – не отставал алкоголик.

– Ничего. Все в руках Господа. Найдется и для тебя местечко, – отозвался мужчина и брезгливо помахал рукой. – Иди.

– У вас сердца нет. Нелюди! – заорал бомж вслед уезжающей машине.

Санька и Илюша переглянулись. Надо что-то делать…

* * *

Федор сидел в прихожей, опустив голову, и смотрел в пол, не реагируя на внешние раздражители. Анна суетилась рядом, пытаясь вывести сына из ступора.

– Ты голодный? А?.. – спрашивала она, но Федор не слушал.

– Скажи, а кем он был? – внезапно спросил он.

– Кто? – озадачилась женщина.

– Мой отец.

Анна мечтательно возвела глаза к потолку.

– Он был писателем. Он был самым талантливым, самым благородным. Был очень добрый. Смелый. – Она примостилась рядом и обняла сына, чтобы хоть немного приободрить, но получилось плохо.

– А я не такой… – бубнил Федор, как в помешательстве. – Я ничтожен.

Женщину это раздражало.

– Значит, так… – Анна потянула сына за руку в бывшую детскую.

На стенах комнаты были развешаны многочисленные грамоты, медали и фотографии, а еще хранилось множество всякого памятного добра.

– Ты помнишь эту медаль? А?.. – Она указала открытой ладонью на одну из грамот. – Это твоя победа на конкурсе скорочтения. Ты даже тогда еще и заикался. И все равно победил! О-о-щ! А это… – Анна переключилась на следующий трофей. – Ты помнишь, что это? Триумф на литературном чтении «Шепчут русские березки».

Федор шарил по стенам растерянным взглядом, не зная, как реагировать, а Анна вошла во вкус и превратилась из матери в профессионального экскурсовода.

– Это все – признание твоей уникальности. Это случилось благодаря помощи твоей любимой мамочки. А эта твоя Надька – деревенщина. Зарыла твой талант в навозную кучу. Вот как ты одет? Во что она тебя одевает? Ужас!

Федор задумчиво взял один из кубков, покрутил в руках, а потом размахнулся и швырнул о стену. Мать вздрогнула от неожиданности и замолчала.

– Это все твоя вина! – воскликнул сын истеричным фальцетом. – Ты во всем виновата!

– Боже мой! – закричала женщина, хватаясь за голову. – Федя! Федя, что ты творишь?! Федя, успокойся!

Но Федор продолжал бешено метаться по комнате, круша и раскидывая вещи, разрывая на клочки грамоты и дипломы.

– Забила мне голову ерундой всякой! – орал он. – Толстой, Достоевский, литература! А надо было меня на бокс отправлять. Был бы я щас рыжим тупым барыгой! Но счастливым! Тупым, но счастливым! Понимаешь?! – Он вышел, хлопнув дверью с такой силой, что фотография Толика зашаталась и со звоном рухнула со стены.

* * *

Вместо больницы автомобиль Виталика подкатил к недостроенному коттеджу.

– Вуаля, Надюха! – Виталик сделал пригласительный жест.

Надежда выбралась из машины и удивленно огляделась.

– Ты куда меня завел? Где травмпункт? – нахмурилась она и вернулась обратно в салон.

– Надюх, подожди, подожди, подожди! – Мужчина поспешил загладить вину. Раз нужного впечатления произнести не удалось, надо хотя бы как-то объяснить, зачем он наврал. – Дай мне пять минут. Только пять минут! И ты сейчас сама все поймешь. Джаст э файф секс^[3]. Прошу. – Он распахнул дверь с пассажирской стороны и посмотрел на гостью умоляюще.

И та сдалась.

Через пять минут Виталик уже старательно изображал гостеприимного хозяина и водил женщину по строящемуся дому.

– Сюда мы каминчик впердолим, – хвастался он, усадив Надежду на диван. – Здесь… Ну, тут будет подоконничек такой резной. Сюда решеточку поставим кованую, ну это… воткнем ее как следует.

Однако гостье было не так просто пустить пыль в глаза: недаром прошли годы работы в жилконторе: всякого насмотрелась… да и на заводе тоже.

– Виталик, а я хотела спросить: ты зачем меня сюда привез? – строго спросила она. – Захотел своей берлогой похвастаться?

– А ну давай, вставай! Вставай, вставай! – заладил Виталик, которого вдруг осенило: ведь в голову уже влетела другая мысль. Он поднял гостью с дивана и поманил за собой, загадочно сверкая глазами. – Встала?

– Вроде… – недоуменно протянула женщина.

– Ну, стой, не падай. – Он расстегнул молнию на клетчатой сумке, с какими обычно ездили за товаром челночники, вытащил роскошную шубу и накинул на плечи пораженной Надежды. – Харе тебе, Надюха, сидеть у разбитого корыта, пора становиться дворянкой столбовою, – заявил он гордо.

Но женщина не обрадовалась, как он ожидал: она выглядела растерянной.

– Виталик, а чё происходит? – насупилась она.

Мужчина с заговорщическим видом сунул руку в карман и выудил… обручальное кольцо!

– Надюх… Силь ву пле^[4]. Мадам. Мадмуазель. – Он театрально опустился на одно колено. – Надюх, ты это… Выходи за меня! Мы, если надо, детей твоих сюда перевезем. Я детей страсть как люблю. Больше, чем деньги… Ты чё это? Плачешь, что ли? – удивился и даже расстроился кавалер, заметив, как женщина смахнула слезу.

– Да нет. Ты что? – Надежда поспешила взять себя в руки. Нечего показывать посторонним свои слабости. – У меня просто соринка в глаз попала.

– А-а-а, соринка… – закивал Виталик.

Надежда почувствовала себя совсем неловко. Она аккуратно сняла шубу и покачала головой, отвела взгляд.

– Виталик, ты, слушай, ты извини меня, пожалуйста, ладно? Я просто не могу. Правда, у меня семья, у меня муж.

– Да ты не парься, Надюх! – расхохотался Виталик. Муж? Этот тюфяк? Курам на смех! – Я уже с ним поговорил. И все ему рассказал.

– Что… все? – Надежду прошиб холодный пот. Что балабол натрепал ее мужу? Навыдумывал всякой ерунды… Как будто у нее мало проблем в семье!

– Как что? Про нас с тобой, – беспечно улыбаясь, развел руками Виталик.

Он совершил ошибку. В следующую секунду в его глазах потемнело, кулак Надежды прилетел ему четко в переносицу.

* * *

Спустя минут десять женщина брела по дороге в сторону центра, погрузившись в мрачные размышления. Виталик медленно ехал на машине следом, одной рукой держа руль, а второй время от времени вытирая кровь, капавшую из носа на рубашку.

– Надюх, ну, ты реально вломила мне. Надюх! Надюх! Надюха!

Но женщина оставалась глуха к его словам. Наконец он остановил машину и вышел.

– Надюх! – позвал он, но та даже не обернулась.

* * *

Санька направился к бомжу. Тот перебирал возле мусорных баков вынесенные из квартиры вещи, поднял старую фотографию в разбитой рамке, где был изображен «в прошлой жизни», с женой, и задумчиво разглядывал ее. У парня сжалось сердце, он почувствовал себя последней скотиной.

– Это, чё, правда ваша квартира была? – спросил он сочувственно.

– Там все было, – шмыгнул носом бомж. – Там моя жизнь была…

– И чё, вам жить больше негде? – продолжал расспросы Санька.

– Да вот здесь и буду, пока не окоченею от тоски, – громко разрыдался бездомный. – Скорей бы меня Господь прибрал.

– А что, у вас больше родственников нет?

Мужчина помотал головой и завыл:

– Сестра под Ржевом, только теперь до нее не добраться. Последние деньги отобрали, ироды эти.

Санька задумался, порылся в карманах и протянул ему сегодняшний заработок.

– Этого вам на проезд хватит?

– Дай Бог вам здоровья! – Глаза бомжа жадно заблестели, он сгреб купюры и улыбнулся во весь беззубый рот. – Я ведь сейчас же на вокзал. Сестренка меня давно заждалась. Пригреет, родимая. – И заторопился в магазин.

Илюша проводил мужчину ошеломленным взглядом.

– Интересно. Он билет на автобус в магазин пошел покупать?

– Может, он просто проголодался? Не знаю, – пожал плечами Санька, убеждая себя, что не ошибся в людях. – Продуктов хочет взять? Хлеба там, молока…

Когда бомж снова появился, но уже с бутылками водки и вина, он понял, что был неправ.

– А ну стойте! – крикнул он бродяге и бросился наперерез. – Мы вообще-то деньги не на водку давали!

– Пошел ты, щенок! – огрызнулся алкоголик.

– А ну подождите! – Парень схватил его за руку и резко дернул. – Стойте! Отдайте!

– Ты чё делаешь?! Убери руки! Не трогай Коленьку! – завыл и завизжал бомж, как будто его режут. – Нельзя трогать Коленьку! Не обижай Коленьку! Щенки… – Но в итоге ему удалось вырваться и сбежать.

– К сестре поехал, – вздохнул Илюша, провожая его взглядом. – Вот она обрадуется, наверное.

Санька угрюмо промолчал.

* * *

Из кухни доносился противный скрежет: Федор Рябинин срывал дурное настроение на ножах. Точнее, пытался их точить, причем с маниакальной тщательностью.

– Федь, может, хватит уже? – воскликнула вышедшая из ванной Надежда, когда резкий звук окончательно ее измотал.

– Я в доме мужик или что? – отозвался Федор, тяжело дыша. Он все силы вкладывал в каждое движение, словно занимался на тренажере, а не выполнял работу по дому. – Должны быть наточены. Хоть всю ночь буду сидеть точить.

– Я знаю, что ты ходил к Виталику, – доверительно произнесла Надежда, присаживаясь рядом. – И он наговорил тебе всякой чуши. Идиот просто какой-то. Конечно, у меня с ним ничего не было.

Рука Федора зависла в воздухе над бруском.

– Правда? – спросил он с надеждой.

Жена кивнула.

– Ну, ты чего, а? – спросила она, придвигаясь ближе и обнимая со спины.

Федор застыл на несколько секунд, а потом грустно спросил:

– Надь… Почему я такой никчемный?

Надежда вздохнула и сказала как можно более убедительно:

– Ты кчемный, слышишь? Самый-самый кчемный.

* * *

Удивленная Женя отворила дверь квартиры. На пороге топтался Санька.

– Жень, извини, – извиняющимся тоном проронил парень, не рискуя смотреть девушке в глаза. – То, что вчера произошло, – это не из-за тебя.

– Да, я видела, – саркастически фыркнула та.

– Да, правда, ты классная, – замялся Санька и добавил: – Самая лучшая!

Женя смотрела в сторону, и парню стало еще противнее. Его жизнь вдруг покатилась под откос, и он приложил к этому руку из-за собственной глупости… хотя и не во всем.

– В общем, у меня родители разводятся, – выдохнул он и продолжил: – Похоже. Не знаю, как это объяснить… В общем, я сам не в себе.

Санька опустил голову и снова вздохнул. Нужные слова, как назло, на ум не приходили.

И тут заговорила Женя:

– Папа… с нами не приехал, потому что они… с мамой решили пожить отдельно.

– Мне очень жаль, – выдавил парень. Значит, не только его жизнь рушилась, а весь мир кругом. – Я просто боюсь, что, ну, у нас может получиться так же, – забормотал он после длительной паузы.

Женя не ответила, а молча крепко обняла Саньку. И тот немного воспрянул духом.

– Хочешь, покажу наш новый штаб? – вдруг предложил он.