– А я смотрю ты теперь тоже член клуба? – засмеявшись сказал Алишер, который не заставил себя долго ждать.
Марс молча протянул руку ночному страннику, тот ее бодро пожал.
– На это раз стакан прихватил? – указывая на бутылку.
– Я же тебе говорю, пойло – отрава!
– А дурь нет?
– Ты чего, тут дело другое, понимаешь тут сознание, то есть расширение. Ты начинаешь видеть то, что не видел до этого, понимаешь? Слух твой обостряется и ты по-новому воспринимаешь музыку, ты как бы сам становишься этой музыкой. Ты воспаряешь, становишься над, надо всеми, даже над собой. Это словно астрал, отделение души от тела. Эмоции и ощущения начинают работать иначе, ты уже не видишь солнце, луну и звёзды как обычно – ты ведь и сам становишься ближе к ним. Будто до огненных лучей можно рукой дотянуться, но при этом не обгореть, а согреться – почувствовать все это тепло и заряд, сечешь?
– Ну по-моему и после водки такое бывает, нет?
– Шутишь? Водка ожесточает, превращает человека в зверьё бездушное, способное на жестокость и насилие. Все бедовое от бухла на свете, брат! Да и потом тут есть и логическое объяснение, алкоголь все высушивает, истончает кровь и плоть и губит всю кровеносную систему!
Марс взглядом полной серьезности следил за каждой мимикой и жестом Алишера, тот ему казался таким убедительным в своем постулате, одержимым своей правотой и мнением. Марсу начинало даже казаться, что Алишер мог бы прославиться как духовный лидер какой-либо секты.
– Здесь мозг, сознание! – не унимался тот. – Познать все эти тонкости воспарив над грубом миром цинизма и ложных ценностей, которое нам навязывает общество, понимаешь? А алкоголь, он только наоборот затягивает в эту пучину безвыходности и отрешённости, он не позволяет воспарять, а значит только ещё больше смешивает с дерьмом реалий. К твоему сведению сейчас даже во многих странах введен лигалайз, ведь он реально еще как и обезболивающие работает, помогает больным рака справиться от боли!
– Могу сказать, что то отрава, что это. – сказал Марс. – Зависимость не ведёт к воспарению, понимаешь? Это уже оковы, а значит все что ты говорил, не что иначе как иллюзия спасения, которые такие как мы с тобой воспринимаем как оправдание.
– Шутишь? – усмехнувшись – Не знаю как ты, но мне оправдание явно не нужно, да и не перед кем мне оправдываться, тем более перед собой!
– А вот мать твоя как?
– Она то тут причём? – не понял Алишер
– Ну ее устраивает твое положение, мягко говоря, не совсем стабильное?
– Не смеши, я между прочим не зависим, а так, принимаю когда захочу, вот сегодня повод есть, день рождения у меня, а значит можно!
– Твое здоровье Алишерка! – приподняв бутылку Марс сделал глоток. – А если без повода это тогда что? Зависимость?
– Ну ты опять, между прочим зависимость, вернее понятие это – тоже условность, рамки которые ограничивают и не дают жить в полную мощь. Если так вдуматься, то много чего на свете можно зависимостью назвать.
– К примеру?
– Да даже интерес какой-либо к чему-либо – тоже может быть зависимостью, это хорошо или плохо? – уставившись на Марса вопросительным взглядом – Правильно, это не плохое и не хорошее, а просто есть и все. – сам ответив. – Люди сами, между прочим, понавыдумывали себе ненужной дичи, вот и не знают потом, где правда, где ложь.
– Хорошо, а как тогда насчёт смысла жизни?
– А это тут причем? – стеклянными глазами уставившись на Марса
– Ну какой тогда смысл в жизни, если все вокруг является ложной установкой?
– Да и нет никакого смысла! – воскликнул Алишер – Кому он на фиг нужен, когда всё равно всем в могилу рано или поздно, а пока счётчик тикает не нужно заморачиваться!
– Хм… везёт тебе! – усмехнулся Марс – На всё есть ответы. Допустим, ты тогда считаешь, что жить нужно непосредственно для своих удовольствий, без зазрения совести?
– Конечно! Совесть эта, ведь тоже никому не нужна!
– Как это не нужна? – Марс начинал закипать – То есть по твоему мнению можно творить все что заблагорассудится и не беспокоиться по этому поводу?
– Ну да, если конечно все происходит искренне, то да. – спокойно ответил Алишер
– Ну как же так, ведь мало ли что можно сотворить с искренним мотивом. К примеру, маньяк совершает преступление за преступлением совершенно искренне и добровольно, ведь у него искажение норм и психики, то это не требует вопроса совести? Или группа грабителей совершенно отчётливо, и как ты говоришь искренне идут на ограбление, то для всех этих случаев не нужна совесть?
– Конечно не нужна, ведь все они пошли на эти дела добровольно!
– Что же выходит? – воскликнул Марс – Но в конце концов то, что сделано добровольно не всегда является нормой! Вот тебя, к примеру сегодня в темном переулке огреют по башке и обчистят до последней нитки, стоит отметить, что совершенно обдумано и искренне, то это нормой будет лично для тебя?
– Ну это вопрос сложный… – замялся Алишерка
– Ну вот и ответь мне! – не унимался Марс
– А зачем мне туда идти, в переулок этот? – спросил спустя минутную паузу. – Я лучше по другой дороге пойду!
– Я тебе говорю, к примеру, косвенно, такое ведь возможно!
– Ну пожалуй только в примере и возможно. – выдал Алишер
– Хорошо не ты, ладно. Вот если кто-либо посмеет совершить злодеяние с твоей мамой не дай Бог, то ты не будешь ли требовать справедливости в наказании? – Марс вновь и вновь возвращался в свое профессиональное русло без которого, судя по всему, он не мыслил жизни.
Алишер задумался несмотря на свой дурман.
– У каждого все равно все на роду написано, как бы там не было от судьбы не уйдешь, чё тут про справедливость тогда вещать? Ведь и у справедливости смысла тоже нет.
– Выходит по-твоему, что вообще ничего нет – ни справедливости, ни смысла, ни долга в конце концов? – возмущённо.
– Выходит, что так… – спокойно сказал Алишер – Ведь задумайся легенда, будь эти вещи на самом то деле – человек был бы бессмертным. А когда время ограничено, то фиг ли его на нежные думы транжирить!
Марсу это разговор казался безумным, будь слова Алишера правдой, то мир – это лишь хаус, подобный псайтранс фестивалю. Где нет четких границ, а лишь сплошное размытие и иллюзии.
– И правды нет? – уже тихо спросил Марс
– Не-а – уверенно покачал головой Алишер – Нету!
– Но ведь при таком суждении и отношении мир ждёт лишь сплошное разрушение и деградация!
– Хм… погляди по сторонам, легенда! – засмеялся Алишер – Чего тут ждать то, это все и так в округе, в тебе, во мне, и во всей системе.
– А говоришь совести нет! – усмехнулся Марс. – Раз признаешь то во что-то да веришь.
– Я вообще то про искренность говорил!
Уже перетекло за полночь, когда совершено пьяный Марс вернулся домой и лег на старый диван не снимая одежды. Несмотря на неслабое опьянение, из его головы не выходили слова Алишера, без сомнения он чувствовал себя подавленным и совершенно ненужным, от того что бродяжий наркоман так запросто при помощи нескольких предложений сумел обесценить дело всей его жизни. Обнулить все принципы, за которые Марс стоял горой, но с другой стороны минимальный остаток логики стучал в его пьяное сознание, пытался донести до Марса, что не самая лучшая идея коротать вечера в такой сомнительной компании.
Из дневника Полины
«После моих долгих уговоров мама сошлась на том, что купит мне не юбку с блёстками, а сарафан из плотной джинсовой ткани. Ведь это было экономнее, так как я могу его носить и в холодную погоду поверх вязанных рейтуз. Правда когда я пришла в школу все надо мной смеялись из-за странного сочетания. Дима Смирнов даже подшутил надо мной, сказав, что у моей матери нет денег на джинсы. К тому же Валентина Ивановна, так же при всех отругала меня за нарушение ношения формы, потребовав, чтобы я впредь носила брюки или джинсы, но как мне быть, ведь у мамы и правда нет денег на джинсы или брюки. Как мне завтра идти в школу, когда весь класс надо мной будет опять смеяться?»
2002 год
Когда на улице стояло темное, промерзлое утро – обрамленное пластами льда и туманом, в шесть тридцать утра Полина направлялась в сторону трамвайной остановки. Хоть дорога до школы занимала не больше получаса, девочке все равно приходилось выходить из дома ни свет ни заря, так как вялый и ленивый трамвай не очень-то жаловал дисциплину и расписание, совершая свой маршрут когда заблагорассудится. Прождав нерасторопную развалюху больше часа и совершенно обмерзнув в рейтузах, что были надеты под сарафан, Полина радостно заняла свободное место, которое к слову сказать не всегда было свободно. Ей не хотелось впадать в нервные колебания, которые накрывали ее сознание от надвигающегося всеобщего позора, который ожидал ее из-за очередного опоздания. Она лишь прислонила свою детскую головку к запотевшему окну в надежде выкрасть десятиминутный дрем.
Без сомнения ее появление в классе было самым последним, когда все головы так отчаянно тянущиеся к знаниям во всю приступили к урокам. Свирепство, с трудом прячущееся в серых глазах классного руководителя, из-за всех сил стараясь не выбраться на откровенное растерзание птенца, сжималось лишь в узкий прорезающий взгляд, бегущий по жалостному силуэту девочки.
– Я не виновата, честное слово! – еле слышно произнесла Полина – Я в пол седьмого из дома вышла. Трамвай опять опоздал.
Из дневника Полины
«Это было ужасно. Я сегодня вновь опоздала на первый урок, которым был английский. Валентина Ивановна разозлилась на мое очередное опоздание и решила меня наказать. Заставив при всех петь во весь голос «Прекрасное далеко». Я никогда не умела петь и от того все в классе стали надо мной смеяться. Я думала это ещё ничего, но потом Дима Смирнов, сидевший неподалеку от мусорной корзины, стал кидаться в меня мусорными бумажками. Затем Мадина последовала его примеру, а уж потом Виджиха и остальные. В тот момент Валентина Ивановна не сделала им даже замечание, оставаясь по-прежнему рассерженной на меня. Я держалась стойко и шептала себе «Я не сдамся, я не сдамся и не заплачу!»
После, когда я закончила петь, Валентине Ивановной было мало одного моего позора и она вновь приступила к разбирательству моего внешнего вида. Она говорила, что неприлично и совершенно некрасиво носить под сарафан шерстяные рейтузы. А я лишь отвечала, что у меня нет брюк, а в одних колготках холодно, на что в классе поднялась новая волна смеха.
P.S. Папа я скучаю!»
Обязательный и пунктуальный Мурад не заставил долго себя ждать и уже на утро на электронный ящик Марса пришло всё полное дело под номером сорок двадцать восемь. Проигнорировав журчащие сигналы желудка в мольбе о завтраке, возбуждённый Марс выбежал из квартиры даже забыв почистить зубы. Так как в его заброшенной квартире не было ни ноутбука, ни принтера – что совершенно логично, Марс помчался в интернет-кафе с надеждой распечатать документы. Благо уже упомянутое интернет-кафе «Акула», по сей день вело свою службу все в том же белом доме. Уловив странное ощущение от того, что распечатка дела о гибели Полины Щербаковой будет совершенна непосредственно в доме в котором случилось несчастье, Марс нехотя смахнув налет суеверия приступил к нужной манипуляции.
Раскинув распечатанные листы на полу, что и не помнил влажной уборки, сев в позу лотоса Марс с привитой внимательностью, подобно охотничьей собаке погрузился в изучении материала следствия. Первое, что привлекло его особое внимание было заключение судмедэксперта, который не давал четкого и окончательного решения. В документе говорилось, что падение могло нести несколько характеров. Так как траектория полета была превышена общепринятой нормы, то из этого могло исходить, что тело могло быть подвластно намеренному столкновению. Но при этом судмедэксперт прямым текстом не утверждал о возможном намеренном преступлении, исходя из того, что повреждения при полете и само положение тела зависят не только от законов физики, но и от индивидуальных физических данных человека. К примеру, в случае несчастного случая при падении, человек может совершать инстинктивные телодвижения в надежде зацепиться за балкон или деревья – этим и может объясняться более расширенная траектория от силы вращения туловища вокруг центра тяжести. Так же объясняется, что не всегда изначальный толчок может увеличивать расстояние падения. Но при этом увечья, полученные Щербаковой П. имеют тяжёлый характер, что говорит о высокой скорости падения, которое очевидно не было намеренным со стороны умершей. К тому же сила падения также зависит от массы тела человека. В случае Щербаковой П., имеющей очень низкую массу тела, но при этом имея увечья крайней тяжести, следует вывод, что падение несло высокую скорость – которое возможно при случайном падении или же при намеренном толчке, но невозможным при намеренном прыжке.
«Что же это получается, в заключении судмедэксперта не было четкого объяснения гибели?» – думал Марс. Как такой размытый документ мог быть внесён в следствие и что означали сомнительные пункты, где упоминается о возможном столкновении. Почему следствие и суд впоследствии проигнорировали эти важные детали, закрыв дело, посчитав его не несущим преступный мотив?
Далее следовали письменные заключения, основанные на допросах свидетелей, где не упоминались непосредственно присутствующие лица на месте преступления, как подозреваемые. Во всех документах ученики находящиеся на месте трагедии числились исключительно как свидетели. И это несмотря на то, что в заключении судмедэксперта пусть и не уверено, но значилась возможность намеренного преступления.
В деле сорок двадцать восемь, числом от четырнадцатого мая две тысячного года, сказывалось, что на крыше дома номер пятнадцать, в момент трагедии находились: Смирнов Дмитрий, Сапарниязова Мадина, Жигарева Варвара, Хазрат Виджиха, Бойко Дмитрий и впоследствии погибшая Щербакова Полина.
Далее адаптировав повествование из расшифровки записанного допроса на более доступное пояснение, следует понимать, что во время большой перемены в районе тринадцати ноль-ноль, группа одноклассников решила подняться на крышу вышеупомянутого дома, с целью забавы. Главными организаторами такого досуга были инициативные Смирнов и Бойко, а также Жигарева – которая радостно восприняла такое предложение. Впоследствии другие участники, которые подслушали обсуждение трёх упомянутых выше лиц, так же проявили интерес в предложенном досуге, направившись в компанию.
2003 год
Из допроса свидетеля Смирнова Д.
– Значит ты предложил всем подняться на крышу во время большой перемены?
Тощий, белобрысый паренёк кивнул головой.
– Да или нет? – тучного следователя, что с особой ленью произносил слова, не устраивал молчаливый кивок.
– Да. – Дима Смирнов хоть и был в компаниях задавакой и главным заводилой, не знавший никогда стыдливости и зажатости – в кабинете следователя все же был робок и непривычно для себя самого нерешительным в словах.
– Всем остальным пятерым, или только кому-то одному сначала?
– Да, то есть нет…
– Так да или нет?
Холодным и острым взглядом уставший следователь пристально глядел на парня, загоняя того в весьма уязвлённое положение.
– Я сначала сказал Диману – тут же смутившись – То есть Диме…
– Бойко?
– Ему да. – откашлянул подросток, заметив как у него трясутся руки.
– Что потом?
– Ну он обрадовался, то есть ему понравилась эта идея… – снова замешкавшись
– А остальные, как они узнали, услышали, или вы их после пригласили? – тяжёлые веки, казалось, вот-вот дадут сбой после двухсуточного дежурства и затворят глаза мужчины на необходимый сон.
– Варя сразу услышала – пристально глядя в левый угол комнаты, словно пробираясь сквозь стены воспоминаний Дима Смирнов старался вспомнить все события того рокового дня. – Она тогда сидела на задней парте, а мы с Димой спереди неё.
– Получается это все вы обсуждали на уроке, так громко, что она услышала?
– Да, но учителя в классе не было.
– Какой это был предмет?
– География, на нем никогда учительницы нет, и мы просто сидим.
– Хорошо, и так, значит Варвара Жигарева услышала ваш разговор и проявила желание пойти с вами?
– Да, ей эта тема понравилась, и она очень захотела пойти, сказала – я мол с вами пойду.
– Только она подслушала ваш разговор или кто ещё был, кто услышал?
Смирнов замолчал сделав вид, что углубляется в воспоминания.
– С кем в тот день сидела за партой Жигарева, сзади вас?
– Одна – неуверенно ответил он и снова задумался – Да одна, точно!
– Варвара вроде была подругой Полины, почему они вместе не сидели?
– Я не знаю, но, по-моему, они не всегда вместе сидели, они ведь втроем дружили ещё с Машей Корневой, они типа по очереди менялись иногда, вроде…
– Что это значит? – не унимался следователь.
– Ну один урок Маша сидит с Полиной, другой с Варей, а потом Варя с Полиной, а Маша одна, так они и менялись.
– Ага, выходит Полина этот разговор не слышала?
– Выходит, что так.
– И как она узнала о ваших планах и как впоследствии оказалась в вашей компании?
– Ну ей наверное Варька предложила… – заметно занервничав ещё сильнее сказал подросток.
– Ты сам предложил пригласить ещё и Полину?
– Не знаю, я не помню…
– Что значит не помнишь, ты же идею организовал, ты предложил!
– Нет, я предложил сначала только Диме Бойко, остальные сами потянулись.
– А по конкретнее?
– Ну может тоже услышали, что мы с Диманом хотим на крышу подняться, вот и подтянулись с нами.
– Ясно, а в каких отношениях ты состоял с погибшей?
– Ни в каких, ни в чем я с ней не состоял! – волнительно воскликнул Дима заметно превысив голос.
– Но на крышу тем не менее она за тобой пошла, так выходит? – следователь несводящим взглядом впился в подростка.
– Ничего не за мной, нас несколько человек поднялось, и эта тоже!
– Эта? – зловещим шёпотом переспросил мужчина.
– Ну Полина… – смутился Смирнов, резко осознав, что его высказывание было далеко не на руку ему.
– Видишь ли… – нарочито оттягивая каждый слог произносил следователь – Я тут побеседовал кое с кем ещё из вашего класса. Так вот, многие в один голос утверждают, что ты Дима, не очень-то и жаловал Щербакову, говоря проще, позволял уничижительные высказывания и действия в адрес девочки.
– Ничего подобного, на фиг она мне вообще сдалась? – уже более дерзко фыркнул белобрысый, словно любое напоминание о девочке было ему брезгливым.
– Тише, тише Дима! Никто тебя не обвиняет! – нарочито со злобной иронией говорил следователь – Я ведь все понимаю, вы ведь всего лишь дети – все бывает в коллективе, ты вон – крутой парень в классе, как я погляжу. Должен имидж держать и кого-нибудь в классе изводить, так что не переживай – я тебя не стыжу! – играя маневрировал мужчина.
– Лучше давай вернёмся к предыдущему вопросу, почему Полина пошла с вами за компанию?
– Что вы ко мне привязались с этим вопросом, вы вон Варьку допрашивайте, они дружили, ей и виднее. – уже не скрывая свою ярость и неприязнь этой темы, злобно вещал подросток. – И вообще, я ни в чем невиноват и свои законы знаю, я ещё ребенок и не несу никакой ответственности. Так что можете на меня бочку не катить! – сузив злобные глаза в щелочки фыркал Дима извергая слюну. – У меня отец между прочим, в прокуратуре работает и я знаю все ваши приёмы! – по виду мальчика было заметно, что он гордился своим смелым высказыванием и чувствовал себя победителем.
О проекте
О подписке