Пролог

Ночь, море, покой.

Тишину нарушает лишь монотонный шум волн. Они закипают где-то в бескрайнем мраке, набегают на берег и исчезают.

Он сидел на прохладном бетоне волнореза, один против простиравшейся перед ним неоглядной тьмы, окруженный белыми облачками пара, поднимавшегося от дыхания.

Он страдал уже несколько месяцев, и уже несколько недель его одолевала одна и та же мысль, не отпускавшая ни на день. И вот сейчас стремления приобрели совершенно четкую форму и двигались в одном направлении.

План готов.

Приготовления практически завершены.

Оставалось только ждать, когда они попадут в ловушку.

Он не питал иллюзий, понимая, что план не идеален. Его нельзя было назвать тщательно проработанным; скорее наоборот, план был небрежный, составленный кое-как. Но он и не собирался разрабатывать его во всех деталях.

Ведь, как ни старайся, в конце концов человек – это человек, и богом ему не быть никогда.

Можно, конечно, вообразить себя богом, это совсем не трудно, однако, как ни крути, человек – всего лишь человек, и какими бы талантами он ни обладал, достичь того он не в состоянии.

И разве может существо, не являющееся богом, предсказать, что может произойти в будущем, которое формируют психология, поведение человека или же просто случайность?

Даже если представить мир в виде шахматной доски, а людей – фигурами на ней, все равно существует предел, за которым невозможно предугадать дальнейшие ходы. Самый тщательный, до последней детали проработанный план может когда-то, где-то, в чем-то не сработать. Окружающий мир настолько переполнен случайностями, а душам людским так свойственно непостоянство, что этого не в состоянии учесть даже самый изощренный план.

Человеку, сидевшему на берегу, больше всего подходил план, который не ограничивал бы его действия; максимально гибкий, позволявший адаптироваться к меняющимся обстоятельствам. Вот к какому заключению он пришел.

Нельзя быть твердолобым.

Нужен не план, а руководство к действию, в рамках которого можно выбрать вариант, наиболее соответствующий сложившейся в определенный момент обстановке.

Исход дела будет зависеть от умственных способностей, сообразительности и быстроты реакции, удачи, наконец.

Я знаю: человеку никогда не стать богом.

Но в каком-то смысле ему предстояло взять на себя роль «бога». Это несомненный факт.

Приговор. Да, именно приговор.

Во имя мести ему предстоит вынести им приговор. Им всем.

Приговор, выходящий за рамки правосудия.

Он не бог, и поэтому ему не будет прощения за то, что он собирается совершить. Он это прекрасно знает. Его действия общество назовет «преступлением», и если о них станет известно, он будет осужден по закону.

Но, несмотря ни на что, соображения здравого смысла не могли больше сдерживать его эмоции. Эмоции? Нет, это слово совершенно не подходит.

Это не просто сильное чувство.

Это крик души, последняя связь с жизнью, причина, ради чего он существует.

Глубокая ночь, море, время молчания.

Ни сияния звезд, ни огней проплывающих в море судов. Ничто не нарушало темноты, куда был устремлен его взгляд. Он снова обдумывал свой план.

Подготовка близилась к концу. Скоро они – его грешная добыча – окажутся в приготовленной им ловушке. Ловушке, которая представляет собой фигуру, состоящую из десяти равных сторон и десяти внутренних углов.

Они попадут в нее, ни о чем не подозревая. Без боязни и сомнения ступят в капкан-декагон^[2], из которого им не суждено выбраться…

Что ожидает их там? Смерть, разумеется. Заслуженное наказание, которое должны понести все без исключения.

Их смерть не должна быть легкой. Конечно, можно было бы, к примеру, без особого труда взорвать всех их разом. Способ простой и надежный. Но он не может выбрать этот путь.

Он должен убивать их по порядку, по очереди. Точно как в романе известной английской писательницы – медленно, одного за другим. Он даст им понять, что есть страдание, что есть скорбь, боль и страх смерти.

Возможно, рассудок его помутился. Он готов это признать.

Знаю: сколько бы я ни оправдывал себя, только человек не в своем уме способен на то, что я собираюсь сделать.

Он тряхнул головой и посмотрел туда, где простиралось черное ночное море, накатывавшее на берег свои волны.

Рука в кармане пальто ощутила что-то твердое. Он вынул предмет из кармана и поднес к глазам.

Бутылочка из прозрачного зеленого стекла.

В плотно закупоренной бутылочке было собрано все, что крылось в самых потаенных уголках его души. Все, что по-простому называется совестью. Несколько сложенных листов бумаги. На них мелкими иероглифами изложено содержание плана, который он намеревался осуществить. Письмо без адреса, письмо-признание…

Я знаю: человеку никогда не стать богом.

Он понимал это и именно поэтому не хотел доверять окончательный приговор кому-то из людей.

Не важно, куда приплывет эта бутылка. Ему просто хотелось задать морю, откуда произошла вся жизнь, последний вопрос: прав он или нет?

Ветер подул сильнее.

Пронизывающий холодок пробежал по затылку, невольно заставив его содрогнуться.

Он размахнулся и забросил бутылочку в темноту.

Глава 1
День первый
Остров

1

– Боюсь, у нас с тобой получается какой-то тухлый спор, – сказал Эллери, худощавый белокожий парень высокого роста. – Для меня детектив – это интеллектуальная забава. Волнующая логическая игра. Читатель против сыщика или читатель против автора. Игра, ни больше ни меньше. Реализм «социального детектива», одно время весьма популярного, в том числе в Японии, себя изжил. Какую-то конторщицу находят убитой в ее тесной квартирке. Следователь ценой титанических усилий и пары обуви, стертой в процессе расследования, арестовывает начальника жертвы, который оказывается ее любовником. Хватит с меня таких историй! Не надо больше про коррупцию, про всякие заговоры в политических кругах, трагедии, в которых виновато современное общество. Что требуется от детектива? Пусть скажут, что я отстал от жизни, но мне нужны знаменитые сыщики, особняки, где разворачивается действие, их подозрительные обитатели, кровавые трагедии, невероятные преступления и хитрости, к которым прибегают изворотливые преступники. Важна игра воображения. Мне приятно находиться в таком мире. Обязательное условие – присутствие во всей этой каше интеллекта.

Парни сидели в пропахшей машинным маслом и соляркой рыбацкой шхуне, которая покачивалась на волнах, мирно перекатывавшихся по воде. Мотор, приводивший шхуну в движение, натужно пыхтел.

– Ну и вонь!

Карр, сидевший облокотившись о поручни, скривился и выпятил вперед длинный, до синевы выбритый подбородок.

– Мне не нравится, Эллери, что ты заладил одно и то же: «интеллект, интеллект»… Ты считаешь детектив игрой – ну и на здоровье. Только не надо все время про интеллект. У меня от этого настроение портится.

– Очень жаль.

– Это называется элитизм. Не все же читатели такие интеллектуалы, как ты.

– Точно… – Эллери спокойно посмотрел на Карра. – …И очень прискорбно. Я остро ощутил это, просто пройдясь по кампусу. Даже в нашем клубе не все обладают интеллектом. Есть такие, у кого он под вопросом.

– Поссориться хочешь?

– Упаси бог! – Эллери пожал плечами. – Никто не говорит, что ты – один из них. Под словом «интеллект» я имею в виду отношение к игре. Это не значит, что кто-то умный, а кто-то глупый. На свете нет людей совсем без ума. Точно так же не найдешь человека, незнакомого с играми. Я говорю о том, готов ли человек психологически играть в интеллектуальные игры.

Карр насмешливо фыркнул и отвернулся.

Мягкая улыбка появилась на лице Эллери, когда он перевел взгляд на сидевшего рядом с ним паренька с ребячьим лицом и очками в круглой оправе на носу.

– Скажу больше, Леру. Детективы строятся на основе особых правил, и если воспринимать их как отдельный мир, созданный для интеллектуальной игры, то должен признать, что время, в котором мы живем, – чрезвычайно сложный период для этой конструкции.

– О-о! – Леру слегка наклонил голову набок, а Эллери продолжил:

– Эта дискуссия продолжается уже много лет. Следователи-работяги, отдающие работе все силы, прочная организационная структура, методы расследования, основанные на последних достижениях науки… Мы не можем считать современную полицию некомпетентной. Пожалуй, с компетенцией у нее даже перебор. Известным детективам прошлого, полагавшимся исключительно на серое мозговое вещество, не нашлось бы места для деятельности. Это факт. Появись сейчас мистер Холмс в одном из больших городов, его подняли бы на смех.

– Ну уж ты скажешь! Современный Шерлок Холмс вполне может появиться.

– Ты прав, конечно. Появится человек, до зубов вооруженный новейшими знаниями в области судебной медицины и экспертизы, и начнет наставлять беднягу Ватсона с помощью доступных лишь специалистам словечек и формул, в которых не разберется ни один читатель. «Это же элементарно, Ватсон! Как можно не знать такие вещи…»

Эллери, держа руки в карманах бежевого плаща, снова пожал плечами.

– Естественно, я преувеличиваю, намеренно довожу свои аргументы до крайности, чтобы нагляднее проиллюстрировать то, что хочу сказать. Я не собираюсь аплодировать победе полицейского механизма с его сухой, лишенной всякого романтизма техникой расследования над не имеющими с ним ничего общего логикой и умопостроениями блестящих детективов «золотого века». Любой автор, которому приходит в голову написать детектив, непременно оказывается перед дилеммой: либо то, либо другое. И самый простой (хотя, может, это и не точное выражение) способ решения данной дилеммы – это «домик в горах в снежную бурю». Показать крупным планом изолированную среду, в которой происходит действие.

– Понятно. – Леру кивнул с серьезным видом. – Ты хочешь сказать, что самая современная тема классического детектива – это «домик в горах в снежную бурю»?

Март близился к концу. Весна была на подходе, хотя ветер на море задувал еще холодный.

На полуострове S, на восточном побережье префектуры Оита, что на острове Кюсю, есть мыс J. Шхуна отчалила от пристани в рыбацком городке S, приютившемся на мысе, и, оставляя за собой пенный след, держала курс на маленький островок, лежавший в море километрах в пяти от берега.

Безоблачное небо, вместо того чтобы отливать голубизной, было каким-то белесым. Причиной тому служил желтый песок, который с приходом весны ветер поднимал в воздух в этих краях. Лучи солнца, расположившегося на небосклоне, падали на шумевшие за бортом волны, превращаясь в серебряных рыбок. Шхуна, словно покрывалом, была окутана дымкой, принесенной ветром с берега.

– Что-то я больше рыбаков здесь не вижу, – произнес высокий парень, который до этого молча курил. Он стоял напротив Эллери и его приятелей, опершись одной рукой о поручень. У него были жесткие, давно не стриженные волосы и густая борода, закрывавшая пол-лица. Это был По.

– Течение с той стороны острова больно опасное, потому все и обходят это место, – отозвался пожилой жизнерадостный рыбак. – Рыбные места лежат дальше к югу, так что у острова мало кто плавает. Даже те, кто, отчалив от пристани, проходит мимо, стараются держаться подальше. А что это вы, ребята-студенты, вроде какие-то не такие?

– Да? А что не так-то?

– Ну, имена у вас странные. Вот я слышал вроде Лулу, Эрари… Это что за имена такие? Неужто вам нравятся?

– М-м… Это что-то вроде прозвищ.

– И что ж, теперь все студенты с такими кличками ходят?

– Да нет. Не думаю.

– То есть одни вы, значит, такие чудики?

Напротив рыбака и По на длинном деревянном ящике, поставленном в центре шхуны вместо лавки, сидели две девушки. С сыном рыбака, стоявшим у руля, на шхуне было восемь человек.

Шестеро молодых пассажиров шхуны были студентами университета К** в городе О, что в префектуре Оита, и членами университетского Клуба детективов. Эллери, Карр, Леру, По… так они называли друг друга.

Незачем и говорить, что студенты позаимствовали эти имена у американских и европейских писателей-детективщиков, которых очень уважали: Эллери Куина, Джона Диксона Карра, Гастона Леру и Эдгара Аллана По. Девушек звали Агата и Орци – от королевы детектива Агаты Кристи и баронессы Орци, автора «Старика в углу»^[3].

– Эй, гляньте! Вон она, Цунодзима! И дом стоит. Видите? – прокричал рыбак. Все дружно повернули головы в сторону острова, который становился все ближе.

Остров был маленький и ровный.

Над морем почти вертикально возвышалась высокая круча, украшенная темным гребнем, напоминавшим по форме гигантские десятииеновые монеты, уложенные друг на друга. Остров имел три небольших выступа, выдававшихся в море и напоминавших рога. Отсюда, видимо, и пошло название – Цунодзима, Рогатый остров. Со всех сторон он круто обрывался вниз, и причалить можно было лишь в единственной тесной бухточке. Вот почему любопытные рыбаки-любители очень редко заплывали на остров. Лет двадцать назад какой-то человек перебрался на Цунодзиму, построил странной формы дом и назвал его Голубой виллой, но через какое-то время остров опять обезлюдел.

– А что виднеется там, на вершине того утеса? – подала голос Агата, поднимаясь с ящика. Приглаживая рукой растрепавшиеся на ветру длинные волосы, она довольно щурилась на солнце.

– Это пристройка. Сгорела наполовину, а главный дом, как я слышал, сгорел дотла, – в полный голос объяснял рыбак.

– Ага! А вон там Десятиугольный дом, да, папаша? – спросил Эллери. – Вы бывали на этом острове?

– Я несколько раз заходил в эту бухту, чтобы укрыться от ветра, но на остров не вылезал. Да и вообще, после того, что тут случилось, лучше держаться от него подальше. Вот и вы давайте поосторожнее там.

– А чего бояться? – спросила, повернувшись к рыбаку, Агата.

Тот понизил голос:

– На острове… м-м-м… появляется он. Так люди говорят.

Агата и Эллери быстро переглянулись в недоумении.

– Призрак. Мужик, которого здесь убили. Накамура, что ли…

Рыбак скривился в улыбке, словно хотел согнать множество морщинок, опутавших его смуглое лицо:

– Люди рассказывали: когда в дождливый день проплываешь мимо острова, вон на том утесе, на самом верху, появляется фигура в белом. Призрак того самого Накамуры. Он машет руками, заманивает… А еще говорили, что видели блуждающие огни там, где никого быть не должно, духов каких-то возле сгоревшего дома… А у кого-то на глазах призрак даже лодку с рыбаками под воду уволок.

– Ерунда это все, папаша, – с трудом выдавил из себя Эллери. – Зря вы нас пугаете. Вы своими историями только всех развеселите.

Из всех студентов слегка напуганной выглядела лишь Орци, оставшаяся сидеть на ящике. Всех остальных рассказ рыбака совершенно не смутил. Агата, радостно бормоча себе под нос: «Вот здорово!» – прошла на корму шхуны.

– Слушай! Это правда? – весело спросила она сына рыбака, совсем еще мальчишку, по-прежнему сжимавшего в руках румпель.

– Все это враки, – отрезал мальчишка. Он взглянул на Агату и отвел глаза, как от яркого света. – Я разное слышал, но сам призрака не видал.

– Неужели ни разу? – слегка разочарованно проговорила девушка, но тут же озорно улыбнулась. – Я против призраков ничего не имею.

– Да уж, раз тут такое случилось.

Было одиннадцать утра среды, 26 марта 1986 года.

2

Бухточка находилась на западном берегу острова.

С двух сторон ее окружали кручи. С правой стороны поднимались вверх голые скалы, образуя сплошную стену высотой метров двадцать, которая тянулась до южного берега. С восточной стороны, где течение было очень сильное, скалы достигали пятидесяти метров. К бухте спускался крутой склон, по которому наверх вели узкие каменные ступеньки, обрамленные то тут то там прицепившимися к скалам кустиками темной зелени.

Шхуна медленно вошла в тесную бухту. Волны здесь были не такие высокие. Вода тоже казалась другой – тяжелой, изумрудно-зеленого цвета.

С левой стороны приткнулся деревянный причал. Чуть дальше стоял ветхий обшарпанный сарай, где хранились лодки.

– Значит, не хотите, чтобы я вас тут навещал? Посмотреть, мало ли что… А то я могу, – решил предложить рыбак, пока шестеро студентов выбирались на причал, опасно поскрипывавший под ними. – На телефон не рассчитывайте. Нету его тут.

– Всё в порядке, папаша. Сами справимся, – ответил Эллери и, похлопав по плечу По, присевшего с сигаретой в зубах на свой рюкзак, добавил: – У нас даже почти дипломированный врач есть.

Бородач По учился на четвертом курсе медицинского факультета.

– Все правильно, Эллери, – поддакнула Агата. – Не так часто появляется возможность пожить на необитаемом острове, и все настроение пропадет, если нас тут будут проверять.

– Смелые у вас девчата, я смотрю… – Рыбак рассмеялся, показывая крепкие белые зубы, и принялся отвязывать веревку от столба на причале. – Тогда, значит, ждите меня на следующей неделе во вторник утром, в десять. И давайте поосторожнее.

– Спасибо, будем. Особенно с призраками.

* * *

Когда долгий крутой подъем по ступенькам был завершен, перед молодыми людьми открылась лужайка, поросшая высокой травой. Она была разбита вместо сада перед небольшим зданием с белыми стенами и голубой крышей, которое будто специально ожидало студентов.

Выкрашенная голубой краской двустворчатая дверь, видимо, и служила главным входом и вела в прихожую. Чтобы попасть в дом, надо было подняться по ступенькам.

– Это и есть Десятиугольный дом? – первым подал голос Эллери, с трудом переводя дыхание после долгого подъема. Поставив на землю темно-бежевую сумку, он постоял немного, глядя на небо. – Ну как тебе здесь, Агата?

– Класс! Я даже не ожидала. – Агата приложила платок к белому лбу, на котором выступили капельки пота.

– А я… думаю… вот… – пропыхтел запыхавшийся Леру. Он тащил сразу несколько сумок, в том числе багаж Агаты. – Как бы это сказать… я думал, это более дикое место.

– Ожидания не всегда оправдываются. Войдем, посмотрим. Ван должен нас встречать, он приехал раньше. Что-то его не видно…

Как только Эллери произнес эти слова, перевел дыхание и поднял сумку, голубые ставни слева от входа распахнулись и в окно выглянул человек.

– Всем привет!

Так на сцене появился Ван, седьмой член Клуба детективов. Он жил на острове в этом доме уже неделю. Свой псевдоним Ван позаимствовал у С.С. ван Дайна, создателя знаменитого сыщика Фило Вэнса.

– Минуточку, я иду, – странно надтреснутым голосом сказал он и закрыл ставни. Через минуту выскочил из прихожей. – Не смог встретить вас на причале, извините. Вчера простыл немного, температура поднялась, я и прилег. И все время прислушивался, когда подойдет шхуна.

Ван высадился на острове раньше остальных, чтобы все приготовить.

– Простудился? Ничего серьезного? – озабоченно поинтересовался Леру, поправляя очки, соскользнувшие на кончик потного носа.

– Да нормалек, – неуверенно хохотнул Ван, передернув худыми плечами.

* * *

Следом за Ваном его товарищи вошли в дом.