– Я не могу позволить вам так рисковать собой. Старейший приказал привезти вас в целости и сохранности… – последние слова капитан договаривал уже в спину соскочившему с лошади Альмеру, который побежал к дому.

Он бежал, стараясь оставлять дом между собой и монстрами, чтобы те его не заметили. Краем глаза увидел, что капитан пустил бригаду вдоль опушки, приманивая монстров на себя. Звери изменили направление и пошли в сторону охраны. Тогда Альмер позволил себе перейти на быстрый шаг. Он шел, а сердце торопливо билось где-то у самого горла. Перед глазами расстилалась розовая дымка. Дойдя, он вошел в дом, запер за собой дверь и рухнул на лавку у входа.

– Папа, папа, ты видел?! – с радостным криком Вей сбежала по лестнице.

– Ты в порядке? С тобой все нормально?

– Да, пап, все просто здоровски! Ты их видел? Правда, симпатяшки получились? – девочка кокетливо склонила головку на плечо.

– Я знал, знал, что это ты… Ну сколько раз я тебе говорил, что девочкам нельзя рисовать?! Ты хоть понимаешь, что ты наделала?!

– Па-ап… Но они же добрые.

– Они чужие! Нельзя было их рисовать. Теперь здесь несколько охранных бригад, которые должны их уничтожить.

– Почему?

– Потому что это монстры. Они не принадлежат нашему миру. Попав сюда, они начнут разрушать наш мир, который сейчас, сразу после копирования, особенно хрупок.

– Но почему? Почему им нельзя здесь жить?

– Чтобы они могли здесь жить, придется уничтожить каких-то других животных. Например, лошадей. Ты пойми, что эти твои чудища…

– Они не чудища, – Вей топнула. – Они красивые.

– Они способны уничтожить наш мир. Мир можно расширять, привнося в него новые элементы изнутри, а ты привела снаружи. В результате в полях карты образовался пробой…

– Не пробой. Я построила мостик – из моего мира сюда. И я могу увести их обратно.

Альмер безмолвно уставился на дочь. Значит, она не просто ввела монстров в ткань их мира. Она еще и нарисовала свой мир. Причем нарисовала так хорошо, что он зажил собственной жизнью. Это все последствия того, что он зачал ее, еще не отойдя от воздействия напитка средоточия. Вей не требовалось его пить. Она могла нарисовать простыми чернилами на простой бумаге так, что нарисованное оживало. Это не просто талант. Вей – маленький гений. Мастерица пера от рождения. Осталось лишь научить ее контролировать фантазию и рисовать лишь то, что потребно.

Вот только доведется ли теперь научить ее хоть чему-нибудь? Если старейший и другие мастера пера узнают, что девочка нарушила ключевое правило Академии карты – не создавать новые карты, чтобы не разрушить старую – ее сожгут вместе с картой.

И это будет правильно. Невозможно научить женщину контролировать свои фантазии. Все предыдущие попытки выучить женщину на рисовальщика приводили к одному и тому же: каждая создавала новый мир для себя.

Такой мир не может существовать сам по себе. Ему нужен хозяин, хозяйка. Поэтому все, что есть в таком мире, со временем начинает тянуться к своему создателю, вторгается в Агеллусию, пытаясь завладеть рисовальщиком. Чем больше препятствий встречал чужой мир по пути к своему создателю, тем более агрессивным он подходил к границе миров и пересекал поля карты.

Вей сказала, что она сделала мост… Альмер не понимал, как такое возможно. Но зато прекрасно понимал, что Вей сначала убьют, чтобы ее мир не стремился за ней, и только потом выслушают объяснения Альмера.

– Молчи, милая. Ты должна молчать. Никому не говори, что это ты нарисовала, – Альмер прижимал дочь к груди и тихо шептал ей на ушко. – Это должно стать нашей тайной.

В конце концов, он столько лет скрывал ото всех свою тайну – что она его настоящая дочь, что она зачата под напитком средоточия, что она чуть не с рождения рисует так же хорошо, как ее отец, который вынужден был потратить десятки лет, чтобы стать мастером пера.

* * *

Как объяснить убежденному в своей правоте человеку, что он неправ? Как объяснить ребенку? Как объяснить ребенку, считающему, что он сделал хорошо? Альмер понимал, что кричать бесполезно. Понимал и бессмысленность взрослых объяснений о структуре мира, равновесии объемов и площадей. И мост… Этот мост его сильно тревожил. Вей создала постоянную связь между Агеллусией и своим миром. Во что это может вылиться?

– Ты понимаешь, что твой мир со временем вторгнется в наш следом за тобой? – Альмер печально посмотрел дочери в глаза. – Причем ты сама обеспечила простейший пробой в виде своего моста.

– Я думала, что если буду туда-сюда ходить часто, то моему миру не придется меня искать, – Вей морщила лоб и забавно складывала пальцы, словно держала мысленно перо. – Па-ап, ты не сердись. Я же просто поиграть…

– Есть вещи, с которыми играть нельзя. Карта, мир – одна из таких вещей. Одна неудачная линия, и мир разрушится. Один новый мир за полями карты, происходит пробой, прорыв, и наш мир начинает рушиться, если охранные бригады не сумеют остановить монстров.

– А если монстры хорошие?

– Пойми, они рушат наш мир не только физически. Они рвут саму карту мира. Чем крупнее зверь, тем меньше их нужно, чтобы трансформировать и разорвать пространство нашей карты, – Альмер умолк, поняв, что говорит слишком умно для ребенка.

– Папа, ты не переживай, – Вей погладила отца по волосам, но посмотрела при этом очень хитро. – Я загоню моих чершиков обратно, а потом уберу мостик.

– Этого недостаточно.

– Я никому ничего не скажу.

– Правильно. Но и этого недостаточно.

– Ну-у… Вей надула губки. – Ну что еще?

– Ты больше никогда не будешь рисовать!

Вот, он сказал это. Вей нахмурила бровки и сжала кулачки.

– Никогда! – повторил Альмер.

– Но, папа!..

– Нет!

Он смотрел на дочь и понимал, что это условие она не сможет выполнить никогда. Она рисовала всегда и везде. Сначала пальцем на песке, затем на любой бумаге, которая попадалась под руку. Альмер вынужден был учить ее. Иначе, с ее талантом, она давно бы разрушила Агеллусию своей неудержимой фантазией. Научил. Научил очень тщательно подходить к созданию новых персонажей, в чем и убедился, посмотрев в окно на… Как она их назвала? Чершики. Забавное название. Да и зверушки получились убедительные, жизнеспособные. Да уж, научил.

Если бы так же легко можно было научить других рисовальщиков. Скольких мальчиков отправляли домой из-за их неспособности просто провести две линии рядом даже после года непрерывной работы в Академии. А Вей, собственно, и учить особо не требовалось. У нее все получалось само собой. Жаль, что родилась девочка. Мальчик смог бы стать мастером пера уже с детских лет. Если бы мог управлять своими фантазиями и не распускать их. Но мальчиков всегда можно приучить к выполнению правил, а вот девочек… Потому издревле рисовальщиками становились только мужчины.

Альмер всегда знал, где можно что-то попридумывать, а где требовалось неукоснительное исполнение заданного. Хотя сегодня он и нарисовал дом для охраны в некоторой степени спонтанно, чего с ним никогда не случалось. Видимо, напиток средоточия слишком рано закончил действовать. Или что-то с ним не так – вон какой вкус показался странный. Обычно горчинка лишь украшала общий букет напитка, придавала пряности и остроты. В этот раз горечь показалась Альмеру слишком сильной. Вообще день какой-то неудачный: и напиток не такой, и радости от ожившей карты почти не получил, и прорыв рядом с домом именно сегодня произошел. С самого утра все шло не так, как обычно. И теперь нужно что-то сделать, что-то придумать, иначе его дочь сожгут вместе с ее миром.

Рисовальщик попытался представить себе, что будет, если карта Вей начнет жить за полями Агеллусии. Мост – самое слабое место. Это заранее спланированная брешь для прорыва. Это будет даже не прорыв, а постоянный наплыв нового мира, постоянное проникновение. Начнется с того, что эти… как их? Чершики начнут постепенно разрушать его имение. Он вынужден будет переехать жить ближе к Академии. Мир Вей потянется за ней, потому что Альмер, разумеется, возьмет дочь с собой. Монстры попрут в самое сердце Агеллусии, к Академии. Долго ли охранные бригады смогут их сдерживать? Да, чершики не станут убивать людей и рушить дома. Намеренно не станут, потому что безобидные. Но случайных жертв вряд ли получится избежать.

А самое критичное, что чужеродные монстры в центре мира создадут разрушающие условия для ткани карты. По краям, у полей латать отдельные прорехи проще, чем воссоздать заново середину. Значит, нельзя им переезжать к Академии. Нужно оставаться здесь. Значит, нужно убирать монстров Вей из этого мира. Пусть она загонит их обратно, в свой мир. А чтобы ее мир не тянулся за ней в Агеллусию, придется Вей отправить жить в него. Альмер понимал, что одну дочь там оставить не сможет. Ему придется уйти вместе с ней. И будут они жить там вдвоем до самой смерти…

Или не будут? Ведь если Альмер уйдет в другой мир, на другую карту, то Агеллусия последует за ним, чтобы вернуть его. И тогда уже Агеллусия вторгнется, прорвется в мир Вей и уничтожит его. И Вей придется вернуться обратно. И ему. И все вернется на круги своя.

А ведь это ценная мысль! Нужно рассказать ее старейшим: что нарисовавших свои миры в них и нужно отправлять. Тогда Агеллусия сама с ними разберется. И не придется никого сжигать. Ведь самодеятельные миры продолжают искать своих создателей, даже уже умерщвленных. Отсюда и прорывы. Да, это выход. Сейчас Альмер возьмет с собой Вей, вернется в Академию и расскажет все старейшему. Тогда Вей не убьют, а просто сошлют на нарисованную ей карту. А чтобы ее не тянуло домой, а вместе с ней и ее мир, Альмера отправят с ней. И Альмер притянет на себя силы Агеллусии… И так далее. И все будет хорошо.

* * *

– Ты уверен, что Вей больше ничего не придумает, не нарисует? – старейшина спрашивал абсолютно безэмоционально. – Даже если Вей не успеет нарисовать ничего, что могло бы как-то проявить себя, и Агеллусия проникнет в ее мир со всеми предполагаемыми тобой последствиями, ты можешь обещать, что по возвращении она не нарисует новый мир.?

– Думаю, что вид разрушаемого мира образумит ее. Я объясню ей, что разрушение ее мира не страшно, потому что у нее есть куда вернуться. А разрушение Агеллусии – это еще и смерть людей, которых нет в ее мире. А тем, кто не погибнет, идти будет некуда, поскольку они, в отличие от нее, не умеют рисовать новые миры.

– Ты уверен, что,живя с тобой в своем мире, она не нарисует еще какие-нибудь миры?

– Не уверен, но это же будет уже не в Агеллусии.

– А ты знаешь, как будут действовать миры, нарисованные в мире за полями Агеллусии?

Об этом Альмер не задумывался. До сих пор ему все казалось логичным: они уходят, и Агеллусия постепенно разрушает мир Вей, они возвращаются.

– Даже если мир Вей продержится достаточно долго, сможешь ли ты отвечать за нее, когда умрешь от старости?

Альмер молчал.

– Думай. Когда догорит эта свеча, ты выйдешь отсюда. Твоя дочь будет ждать тебя вместе с нами. Ты должен будешь произнести свое решение.

* * *

Свеча догорела. Крохотный огонек потрепыхался на остатках тонущего в расплавленном воске фитиля, мигнул последний раз и исчез. Альмер тяжело поднялся с кресла, на ощупь дошел до выхода, толкнул тяжелую створку. Все сидевшие в зале обернулись на звук открывшейся двери. Десятки глаз вперились в появившегося рисовальщика, но он видел только одни – глаза дочери.

– Прости, Вей…