Внезапно у него возник план, – план, как прожить остаток жизни. Хотя бы план. И им овладело пьянящее чувство, которому он не мог подобрать другого определения, кроме как «счастье».
Ты любишь ее, так ведь?
Адвокат затянулся, и Харри подумал, что он вряд ли курил после студенческих времен.
– Да, люблю.
Харри кивнул.
– Но ты всегда был с ней, – сказал Ханс Кристиан, посасывая сигарету. – В тени, в шкафу, под кроватью.
– Как монстр какой-то, – заметил Харри.
– Да, именно так, – подтвердил Ханс Кристиан. – Я пытался изгнать тебя, но у меня ничего не вышло.
Но может быть, именно для этого мы и фотографируемся, – продолжал Харри. – Чтобы получить фальшивые доказательства для подтверждения фальшивого заявления, что мы были счастливы. Потому что мысль о том, что мы никогда не были счастливы, совершенно невыносима. Взрослые велят детям улыбнуться, заставляя их присоединиться ко лжи, и мы улыбаемся, утверждая, что мы счастливы.
– Тюрьма хуже смерти, Харри. Смерть проста, она освобождает душу. А тюрьма пожирает ее до тех пор, пока в тебе не исчезнут последние крохи человеческого. Пока ты не станешь призраком.