Просыпаюсь резко и сразу встаю. Каждое утро сердце колотится, как после инъекции адреналином. Нет, кошмары больше не снятся. Сон под утро начинается одинаково: чувствую её губы. Они трутся о мои и растягиваются в улыбке, белые зубы игриво впиваются в мою губу. Это больно. Горячий язык… Это приятно. И тихий нетерпеливый стон со срывающейся в конце нотой. Внутри меня короткое замыкание.
Дальше смотреть нельзя. Секса не будет. Распахиваю глаза. Прокручиваю всё ещё раз. Эмоции стихают. Холодный душ смывает остатки, но явственное ощущение поцелуя остаётся ещё некоторое время. Этот момент существует независимо от моего желания. Стереть не получается. Перепробовал все разумные извраты, но ничто не даёт такого погружения в чувственность, как он.
Продлить – не получается тоже. Прикасаюсь пальцами к губам, пытаясь сделать его чуть более реальным. Не помогает.
Если не уловить окончание этого момента во сне, то дальше всё будет плохо. Это «плохо» каждый раз убеждает не трогать её и держать обещание. Не помню, что там точно. Но ощущение, с которым просыпаюсь, выносит меня напрочь. С трудом подавляю желание начать такое утро с бутылки виски. Это тоже пройденный этап. Весь день летит к чёрту, а вечером всё равно виски, чтобы уснуть. Стакан. Иногда два. Стараюсь контролировать это. Этот сценарий теперь редкость. Научился ловить момент. И ценить.
Выходные…
Солнечно. Прохладно. Кофе вспенивается. Пью твою версию – с молоком. Раньше любил эспрессо. Подсознательная имитация твоего присутствия.
Не только с кофе. Многое в моём доме устроено по принципу «тебе бы понравилось». Я жду тебя в гости? Смешно.
Сегодня сессия с Алей. Скидываю смс, отменяю встречу. Без объяснений. Будет переживать…
Хреново мне…
Закрываю глаза, чувствую твои губы.
Ты вспоминаешь меня?
Пьёшь мою версию кофе?
Слушаешь нашу музыку?
Что тебе снится?
«Это навсегда…»
Твоё заклинание сработало! Но почему-то только на меня.
Накидываю халат, беру ноутбук, выхожу в сад.
Мой дом за городом. Здесь меньше людей. Не выношу, когда нарушают моё пространство. С давно не стриженных деревьев под ноги плавно падают редкие листья. Здесь хорошо. Это моё место. Приезжай ко мне…
Выходные всегда тянутся. Много времени для раздумий. В рабочие дни проще.
Медленно кручу кольцо. Пусть что-нибудь случится. Пусть случится хоть что-нибудь. Дай мне повод, моя девочка. Дай мне только повод…
Телефон вздрагивает. Это Бруно.
– Олег, не разбудил?
– Нет.
– Того, что ты искал, там нет.
– Ясно.
– Есть кое-что другое.
Есть.
Кое-что.
– Телефон его, его жены, адрес, код от подъезда, место работы… – начинает перечислять Бруно.
– Всё скинь мне на почту. Спасибо.
Открываю его аккаунт, ввожу пароль. В переписках – она. Захожу.
«Женька! Я люблю тебя насквозь!» и тьма разношёрстных смайлов.
Закрываю.
Прости, мужик. Честно. Прости.
Губы… Улыбка… Укус… Удушающая сладкая нега…
– Не просыпайся… – чувственный шёпот между поцелуями.
Подчиняюсь ей. Всегда…
Требовательные губы впиваются в шею. Ниже. Ещё ниже… Удовольствие змеёй по телу спускается вниз.
– Женечка…
Произносить её имя в такие моменты – это как будто стреляют в рот из дробовика. Затылок отрывает роем крошечных оргазмов.
– Моя девочка…
Слышу только свой пульс. Словно через усилитель. Гулко. Как в бочке. Темп ускоряется. Удар, и тут же второй, на терцию ниже. Могу разложить эту музыку на ноты.
Ощущения исчезают. Её больше нет. Сердце разгоняется, внезапно превращая желание в ярость.
Это – как лететь с горы на неуправляемой фуре…
Это – как натянуть тугую резину, и вдруг она лопается…
Это – как выстрел в голову, в упор, из гранатомёта. Голова была, и вот её нет.
Это – как от любви до ненависти…
Очень сильной. Безрассудной любви.
– Ты хочешь точку!? Всё? Ты так решила? Другой?..
Голос не слушается. Как и губы. Они улыбаются.
Вижу всё как сквозь вспышки стробоскопа. Мне невыносимо её лицо. Как этот принадлежащий мне рот может говорить такое?
– Хоть секунду ты думала обо мне?! Ты сломала меня, перекроила, заставила дышать тобой…
Наши глаза сближаются. Её – уверенные, спокойные, пустые. Хочу, чтобы она ослепла. Лишилась этих, чужих мне, глаз.
– Теперь отнимаешь? Теперь ты решила? ТЫ?! Точку?
– Олег… Я не люблю тебя. Всё.
Закрывает глаза.
– Смотри на меня!
Я сжимаю горло, из которого выходит эта неправда, впечатывая её затылком в стену. Глоток облегчения. Её боль – против моей.
Точку…
– Смотри на меня, когда говоришь это!!!
Глаза открываются.
– Не люблю, – хрипит она мне в лицо.
Сжимаю крепче. Это моё горло…
– Не люблю… – звука нет, но губы двигаются в оскале отвращения.
Мне не нравится это выражение лица. Я стираю его, разбивая ей пощечиной губы. Это моё лицо. Моё! Убери, блять, с него это!
Из глаз брызгают слёзы. Они оживают на несколько секунд. Пью её чувства. Рука на шее замирает. Её веки смыкаются, пряча от меня это живое, наше. Когда открываются, остаётся только пустота.
Нет. А вот это верни! Моя рука опять взлетает. Удар. Кровь брызгает мне в лицо.
– Больно…
– Больно!? Разве это больно, Жень? Посмотри на меня!!! Вот это БОЛЬНО!
– Хватит… – она пытается освободить свою шею. – Хватит. Не хочу тебя больше. Точка.
– Точка? Я поставлю тебе точку…
Перехватываю горло крепче. Вдалбливаю в стену. Смотрю на глаза. Живые. Живые… Мои… Ещё раз. Рука сжимает горло сильнее. Её губы синеют, в глазах – ужас. Я целую эти губы. Или кусаю. Мой рот в её крови. Это гораздо терпимее, чем её «не хочу».
Руки пытаются оттолкнуть меня. Пальцы на моём лице почему-то нежные. Тело бьётся и мечется, вырываясь из железной хватки. Я не могу её отпустить. Как же я могу её отпустить!? И мы вместе съезжаем по стене на пол.
Она не собирается никуда больше. И я ложусь рядом. Беру безвольную руку в свою. Мне почти что хорошо…
– Две тысячи сто девяносто первый, – задыхаясь, подскакиваю я. – Блять… Она жива. Жива. С ней всё хорошо. Это закончилось как-то по-другому.
– Олег. У Вас сегодня что-то случилось.
– Нет.
Мой психоаналитик встаёт с кресла, приближается. Это хороший психоаналитик. Но есть проблема: я – херовый пациент.
– Вытяните руку.
Подчиняюсь.
– Тремор, – констатирует он. – Не хотите об этом рассказать?
– Нет.
– Я не смогу помочь Вам, если Вы не будете сотрудничать.
– Сегодня был кошмар.
– Вы пьёте таблетки?
– Нет.
– Расскажите о Вашем сне.
– У меня случается аффект. Я убиваю женщину.
– Какую женщину?
– Свою женщину.
– Что Вы чувствуете, делая это?
– Умиротворение…
Полнолуние. Сегодня будет особенно тяжело. В полнолуние обычно не спится. После тяжёлого утра возвращаться домой не тянет. Наматываю бессмысленные круги по центру. Набережная. Притормаживаю. Мне нравится закат. Достаю дежурный Nikon, делаю несколько снимков. По привычке. Они мне не нужны. Давно не занимаюсь этим.
Подходит пара туристов с ребёнком. Вежливо здороваются на несмелом итальянском.
– Как его попросить? – спрашивает женщина у мужчины.
Вздрагиваю от русской речи.
– Я понимаю по-русски.
Женщина смущённо улыбается:
– Мы потеряли фотоаппарат. Вы не могли бы поснимать нашу дочь здесь? Мы хорошо заплатим.
– Извините, я не снимаю детей.
На их лицах недоумение. Мужчина пожимает плечами на немой вопрос женщины. Они отходят. Чувствую облегчение.
Я не работаю с детьми. Мне не нравится. Мне не нравится, когда они в одном со мной пространстве. Мне не нравятся их голоса. Мне не нравится их внимание. Избегаю любых контактов. Многие считают это аморальным. Мне всё равно. Нет, я не детоненавистник. Просто не люблю, когда нарушают моё пространство. Со взрослыми можно договориться. Взрослые понимают невербальные демонстрации. Взрослых можно оттолкнуть, проигнорировать. С детьми это не работает. Дети не сохраняют личных границ. Меня это ломает психологически. И я делаю всё, чтобы сохранить дистанцию физически. Никаких детей.
На телефоне – пропущенный. Перезваниваю.
– Добрый вечер, Вы звонили…
– Олег? Это Андрей. Из Новосибирска. Вспомнил?
Опять русские… Новосибирск… Я расстёгиваю верхнюю пуговицу на рубашке, расслабляя воротник. Душно. Нет, на улице прохладно. Но мне душно.
– Андрей, рад слышать.
– Я в Неаполе. Давай пересечёмся, выпьем, пообщаемся?
– Без проблем.
– Подъезжай на набережную. Мы яхту сняли для хорошей компании. Скучно не будет.
Это хорошо. Пить в компании не так удручающе, как одному. Андрей – хороший собеседник. Он любит рассказывать про Новосибирск.
На яхте шумно. Музыка, девочки, алкоголь рекой, травка… Но всё в пределах разумного. Андрей раскручивает своё event-агенство, как когда-то и я раскручивал своё: организация тусовок, сопровождение персон во время отдыха, экскурсий и прочее. Молодой, но хваткий. Умеет ловить волну. Это его вечеринка. У него всё впереди. У меня – позади.
Музыка слишком громкая для беседы. Мы молчим, периодически чокаясь, когда нам подливают. Я наблюдаю. Ему нравится одна из женщин – фигуристая жгучая итальянка в бикини. Для бикини уже слишком холодно. Но она не хочет прятать своё тело. Она делает глоток из горла и подливает нам в бокалы. Её глаза ощупывают мои руки, мои губы, пытаются поймать мои взгляды. Иногда – его. Но чаще – мои. Андрей напрягается от этой конкуренции. Меня она развлекает. Мы можем разделить эту женщину. Прямо сейчас. Это легко читается в её взгляде. Она легко пойдёт на тройничок. Но мне лень, а ему не хочется проигрывать, и он не готов на брошенную с моего барского плеча «ничью».
– У тебя есть женщина, Олег?
– Это сложный вопрос.
Он действительно сложный.
– Что тут сложного? Жена? Любимая женщина?
– Была.
Не хочу развивать эту тему.
– Это звучит так, как будто она умерла. Извини…
– Не за что. Это звучит так, как будто умер я.
Мы молчим. Он разглядывает меня.
– Тебе нравится вот эта?
Его взгляд отыскивает итальянку.
– Не парься, Андрей, – закрываю я разговор. – Мне это неинтересно.
– Что так?
– Я давно в Теме.
– В каком смысле?
– Погугли. Ты уже большой мальчик, чтобы знать. Расскажи мне про Новосиб.
Попытка перевести тему удаётся.
– Будешь в Новосибе – обращайся. Организую всё по первому классу.
На прощание пожимаем руки друг другу.
– У тебя же квартира там? Если надо что-то порешать по аренде, или ещё какие-то дела…
– Спасибо, Андрей. Буду иметь в виду.
Это полезные связи, их нужно поддерживать.
Домой возвращаюсь на такси. Спать не хочется совершенно. Не хочется ничего. Ни работать, ни готовить… По инерции поправляю вещи, сдвинутые со своих мест. Ты всегда говорила, что я помешан на порядке. Мой психоаналитик тоже считает это компульсией – у каждой вещи своё место. Когда ты была рядом, я мог терпеть тот хаос, что ты наводила вокруг. Не всегда. Иногда это бесило. «Это не музей, Олег! Оставь в покое мои вещи!» Но всё лечилось хорошим сексом. После него мне было плевать на то, где, что и почему не там, где нужно. Смотрю твои фото. Можешь перевернуть здесь всё вверх дном. Клянусь, даже не дёрнусь. Только приезжай ко мне. Я умираю без тебя.
Тоска…
Две тысячи сто девяносто четвёртый.
Спасибо за поцелуй, Женечка…
Хочется спать. Но я встаю. Холодный душ раздражает. Делаю воду горячее. Ещё горячее. Довожу до точки терпения и резко переключаю на ледяную. Шокирует и бодрит.
Открываю жалюзи. На моей кухне просторно, светло и стерильно. Оттягиваю шарик маятника. Отпускаю. Равномерный металлический стук успокаивает. Открываю окно. Привык варить кофе сам. Новая кофеварка стоит, как декорация.
На окне лежит несколько книг. У самой стены, аккуратной пирамидой. Минуту решаю – какая из них? Настроение для Ницше. Открываю сразу в середине.
«Возлюби ближнего своего» – это значит, прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» – И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.
Моя любовь не совершенна. Но я очень стараюсь.
На моей кухне двое часов – Неаполь и Новосибирск. Я осознаю, что это перебор. Но мне плевать.
Маятник щёлкает металлическими шариками. Сегодня у меня сеанс. Они мало помогают. Это моя вина. Не хочу, чтобы меня лечили от НЕЁ. Это кощунство. Наверное, стоит их прекратить. Но они уже вошли в образ жизни.
Пролистываю почту. Взгляд в очередной раз останавливается на письме от Бруно. Её телефон. Это так просто – набрать номер, и: «Здравствуй, Женечка…» К горлу подкатывает ком от одной только мысли. Беру телефон, вбиваю запомнившиеся с первого взгляда цифры. Палец гладит кнопку дозвона. Мне нужно её разрешение. Чувствую запрет и не могу. Ни писать, ни звонить, ни искать встреч. На всё запрет. Я – умирающий от голода зверь, перед которым стоит чашка с едой. Но ошейник шипами внутрь душит и рвёт, не позволяя приблизиться. За что ты так со мной, моя девочка? Есть, за что… Я это всё тебе прощаю. Я принимаю. А ты? Прощаешь?
Палец вместо дозвона нажимает «сохранить». Имя? «Боль моя любимая».
– Почему Вы не хотите говорить об этой женщине, Олег?
– Не хочу, чтобы Вы её комментировали.
– Я не буду посягать на её образ. Только задавать вопросы, чтобы Вы послушали свои ответы на них. Это поможет Вам взглянуть шире на ситуацию.
– Хорошо.
Может и стоит попробовать.
– Давайте ещё раз начнём сначала. Вы можете отметить какую-то точку как начало заболевания?
– Конкретно – нет. Я жил и учился в интернате, в Европе. Это было решение родителей. Они хотели хорошее образование для меня. Мне приходилось делить пространство с большим количеством детей. Это раздражало. Ничего сделать было нельзя. Раздражение стало хроническим.
– И Вы подсознательно искали способы его унять, – утвердительно кивает он.
– Да.
– Тогда появилась эта маниакальность с порядком?
– Это давало мне ощущение контроля над своей жизнью.
– Насколько сильно это было выражено?
– Незначительно. Иногда я забывал об этом. Иногда загонялся.
– Как это воспринимали окружающие?
– Никак. На чужое пространство это не распространялось. В своё я никого не пускал.
– После интерната Вам приходилось жить с другим человеком?
– Нет. Только с ней. Уже в зрелом возрасте. Не постоянно. Со мной тяжело. Мы то съезжались, то разъезжались. Она чувствовала, когда меня нужно оставить. Я всегда был против. Но она решала по-своему.
– Ваши ощущения рядом с ней? Перечислите пять-шесть ассоциаций.
– Ощущения…
Уплываю в прошлое.
– Свободы… чуда… спокойствия… смысла… принадлежности чему-то важному… и… пьянящего, неограниченного секса. Во всём.
– Это сексуальная зависимость.
– Нет.
– Она была сексуально развязной?
– Она была сексуально… незаштампованной и уверенной в нас. Любопытной, игривой, чувственной, глубокой, наивной и открытой. Она шла за своими ощущениями, не теряя себя. Иногда я вёл её, иногда – она меня.
– Это сексуальная зависимость.
– Не сексуальная.
– Неклассические формы секса?… Доминирование?..
– Да. И не только.
– Ваши самые яркие сексуальные переживания связаны с ними?
– Мои самые яркие сексуальные переживания связаны с нашим первым, вполне классическим и скромным, сексом.
– Почему ваши отношения завершились?
Сглатываю ком в горле.
– Не знаю. Она так захотела.
– Что Вы чувствуете, потеряв эти отношения?
– Эмоциональную пустоту.
– Вы пытались её переубедить? Наладить вновь отношения?
– Нет.
– Почему?
О проекте
О подписке