На стук никто не откликается, Ирэн с опаской приоткрывает дверь в ванную комнату… Норма в новом купальном халате нежно-розового цвета сидит на полу перед полной ванной, одной рукой окунув в воду голую куклу, другой сосредоточенно пытается продрать щёткой её жёсткие капроновые волосы, которые не хотят поддаваться.

– Ненавижу эти кудри. Сама пошлость! Как я могла жить и терпеть их? Как я вообще могла жить… с этими никчёмными руками, которые никогда, ни разу не купали своего ребёнка. И никогда не будут! – роняет голову на руки, на край ванны. Отброшенная кукла отплывает к другому краю ванны и медленно идёт ко дну.

Ирэн садится на пол рядом с Нормой, обнимает её за плечи, вся в слезах, говорит сквозь всхлипывания:

– Я тебя понимаю. Если б ты только знала, как я тебя понимаю! Я ещё хуже… Пустоцвет. Как я мечтала о ребёнке! Всё… отмечтала. Но ты ведь ещё так молода…

В ванную хмуро входит Крис. Оценив обстановку, делает Ирэн знак, чтобы вышла.

– Чтоб им провалиться, этим супермаркетам! Рой Орбисон как-то раз пришёл из магазина и умер. И всё равно все ходят, ходят, только и знают, что ходят по этим чёртовым магазинам, – бормоча вполголоса, Крис наклоняется к Норме, довольно умело и мягко подсовывает под неё руки и осторожно тянет с пола. Вроде без напряжения, лишь лицо у него багровеет, и на шее вздуваются вены. – Больше не поедем туда, – выдавливает он.

Уложенная уже в свою кровать, Норма выглядит обессилившей, лежит, не шевелясь, отсутствующий взгляд в окно. Крис, отдышавшись, вытер пот со лба рукавом футболки и в нерешительности остановился.

– Если хочешь, оставайся в этой комнате. У меня там есть другая. Я только заберу свою одежду из шкафа.

– Здесь не хуже, чем там… Где прежде…

– Ты помнишь, где ты жила… до этого?

– Я жила? Ты настаиваешь? – неохотно поворачивается к нему, с подобием улыбки. – Там… там всё было заляпано… рекламными щитами, домами, неоном, перечёркнуто проводами, дорожными знаками… Город ангелов, – ухмыляется не без ехидства, – любой из ангелов повесился бы там через час. Не город, а… варикоз. Раздутый от вещей, машин, и тебя, вроде бы и нет, ну, или ты такой… меньше карлика с крошечным мозгом и не понимаешь – ты-то тут зачем? Ах, да… Чуть не забыла. Голливуд! Конечно! Воистину, Остролистный лес! – натянуто усмехается. – Околдует, заманит в чащу, да и нанижет на остриё.

– Да, но ведь… Весь мир засматривался…

– Ты про конвейер? О да, волшебное искусство снов! Для толп карликов, чтобы забыть, что они карлики. Не хочу… То, о чём я действительно пытаюсь вспомнить, это… бог мой, если бы это тоже был сон, но это хуже! Что? Что было перед тем… как я очнулась вчера в барокамере. Ну, в этой твоей…

– Нет, вот уж про это… Нет, на сегодня достаточно. Это и так давно уже стало наваждением, все кому не лень расписывают тот последний день, будто дежурили тогда в твоей спальне.

– Нет, я должна попытаться… После молчания… во сколько лет? Не мешай, – Норма закрывает глаза, немного запрокинув голову, руки без движения поверх одеяла. – День тот был обычным до странности. Солнечный, спокойный, – сомнамбулически-ровным негромким голосом. – Кто-то мне звонил, приятный. И у меня были планы, тоже приятные. А к вечеру всё рухнуло. Ускользнуло что-то… Меня… Не взяли, куда мне очень хотелось. Захлопнули дверь. Зло, прямо в сердце. И мне стало плохо. Жутко плохо, не так, как всегда, гораздо хуже. Это я точно помню. И… я стала хвататься за что-то, за всё подряд, в панике, сама начала звонить, звонить, без толку. Всем было некогда. Некогда – такой зверь, пожирающий жизнь, понимаешь? Если бы только все знали, как он её пожирает! Превращает её в Никогда.

Крис, уже не в силах остановить этого рассказа, бессильно опускается на стул, как врач подле пациентки.

– Меня отрезало от всего. Я хуже всех на земле, и кровать подо мной начала тонуть. Воздух выкачан. Кажется, перед тем, как потерять сознание… Или… это был бред. Кто-то вошёл, не знаю кто, показалось, что женщина, когда она подошла ближе, нет, не женщина… Таких жёстких рук не бывают у женщин, они схватили меня, как сноп сена, одним движением перевернули на живот лицом вниз. И держали. Думала, я под водой, дёргалась, извивалась… Крикнуть не могла. Кто-то ещё вошёл, я подумала – освободить, ведь я погибаю! Как-то успокоилась сразу и не сопротивлялась… Вот это было последним: ужас, обида, страх – всё отлетело. Спокойствие, нет, равнодушие. Меня вытащат… И вот вытащили, – открывает глаза и вопросительно смотрит на Криса. – Ты? Вот оно что!

Крис сидит окаменело, зажав руки между колен.

– Не знаю. Эти психи… психоаналитики внушили всем, что надо обязательно вот это, что ты сейчас сделала – будто бы, если расскажешь, то и…вот оно, счастье. Никогда им не верил. Хоть раз тебе полегчало после сеансов с тем шарлатаном? Это не я придумал, что именно твой любимый доктор довёл тебя до того… о чём ты говорила сейчас.

Расцепив руки, Крис освобождается от оцепенения и обращает к Норме пристальный взгляд.

– Не тебе судить! Ральф старался, но… он просто не знал, что со мной делать. Иногда мне казалось, мы плутаем в лесу – я слепая, хватаюсь за него, незрячего, и не выйти… из остролистого леса никогда.

– Просто были те, кто позаботился о том, чтобы ты не вышла. – Крис с горечью посмотрел на неё. – Тебя убили, – опустив голову, совсем тихо говорит он.

Тусклый до того взгляд Нормы, будто бы, оживляется от его слов.

– О! Конечно же, меня убили. Выпивка, таблетки, опять выпивка… Это была казнь. Само-казнь, – горькая усмешка. – Если серьёзно… Всё же я не могла сделать это сама. Не могла перешагнуть… Этот ужас – твоё тело будут кромсать, потрошить, когда ты уже ничего не можешь. Если бы просто исчезнуть, бесследно…

– Тебя убили люди. Мужчины.

– Мужчины? Ты шутишь?

– Передозировка нембутала, отличная версия. Когда в желудке его не нашли ни грамма. Ты спрашивала, почему тебе меня не отдали. Можешь не верить, но уже в то время был план. Ты им мешала, братьям, – говорит тише, но озлобленнее. – Но это им так не сошло. Смерть их обоих была расплатой, в том числе, за то, что они уничтожили ту, по сравнению с которой, они жалкие… Все они просто бледные тени. Тени! И всё! Хоть один и президент, а второй сенатор. А ты нет, не тень! Ты пережила себя, всё это время ты существовала! Нетленной. Какие-то имена вспыхивают и гаснут постоянно, только не твоё…

– Крис!

– Ты знала, что они получили своё – такую же смерть жертвы? Оба брата из этой семейки Кеннеди?

– Боже! Ты и правда безумен? ТАМ никто ничего не знает. Как может что-то знать кучка пепла или… костей?

– Кто-то сделал так, чтобы ты была отомщена.

– Что такое месть, по-твоему? Что она даёт? Может сделать счастливым?

– Мне она даёт доказательство, что именно они были убийцами.

Норма собирается выпалить протест, но вместо этого, неуверенно произносит:

– Если и убили, то её… Нилирэм. И не они убили. А та… Про неё не знал даже Ральф. Она давным-давно вынесла мне приговор.

– Очередная серия ужасов? Лучше не начинай.

– Лишь бы не встретить мне её опять. Может, и заживу тогда, в самом деле?

– Если доверишься не очередному Ральфу, а…

– Тебе, да?

– Зря ты… И слышать не хочешь… о нашем родстве. А ведь у нас столько общего! Я, как и ты, рос по чужим огородам. Но думал, что толку, что другие дети растут в нормальных семьях. Сбежать подальше из своего прекрасного дома – мечтает каждый второй.

– Ты тоже зря. Я ведь не слепая. Кое-что вижу. Твой ум… Ты не способен на подлость… кажется. Тебе тоже досталось в жизни. Но дитя – это тот, кого можно взять на руки, спеть ему колыбельную, рассказать сказку… Ну как я могу быть твоей матерью, ну, подумай! Или тебе надо было сделать меня 90-летней.

– На руки совсем не обязательно, у многих народов даже есть запрет на это. А сказки ты отлично можешь рассказывать, – он чуть улыбнулся. – Да, вообще, я теперь думаю, так ли это важно – сын, не сын… «Не родичи» могут быть в сто раз лучше некоторых кровных. Мне, возможно, не хватало отца. Но, может, я выдумал это, что мне его не хватает. Среди мужчин почти не бывает хороших матерей.

– Среди женщин их тоже не так уж много.

– Но… когда я вижу тебя, понимаю, что тебе надо помогать, всегда надо было, даже когда ты думала о себе, что сильна… как паутина на ветру. Твои стихи… они… кстати, люблю их. А сейчас – ты беззащитный росток. Дитя. Не смейся. Давай, я буду тебе отцом. Почему нет? А ты мне дочерью. Когда-то же надо побыть тебе дочерью.

Вскинув короткий взгляд на Криса, Норма тут же отводит его и смотрит прямо перед собой с оттенком сожаления.

– Думала, сумасшествие в нашем роду только по женской линии.

С горьким смешком она тихо поворачивается на бок, сворачивается клубком, подложив ладонь под щёку. Крис в волнении встаёт, рывками принимается шагать из угла в угол, размахивая руками в такт своим словам.

– Послушай, почему бы тебе не отнестись к этому, как… к путешествию? Вообще, как к радости, величайшей причём! А не как к какой-то драме или там к травме. Только подумай! Какой шанс! У большинства ведь не жизнь, а черновик к ней, который так и остаётся никчёмным наброском, паршивым черновиком. Вот именно, чёрт побери! И понимают это в последний момент, когда ни изменить, ни исправить уже – всё! Поздно! Ха-ха, ничего никто не может исправить. А ты можешь!

 От воодушевления щёки его розовеют, диковатые пряди волос делаются летучими, в волнении летят вслед за его стремительными движениями, каких прежде за ним не наблюдалось.

– И, думаешь, я не помню, твои же слова, что не выход это – умереть молодой, чтобы избежать старости. Тогда ты никогда полностью не узнаешь себя. Ведь так? Ты говорила это?

Обогнув кровать, обращает к Норме горящий требовательный взгляд.

Норма уютно лежит на боку, глаза закрыты, дыхание ровное сквозь чуть приоткрытые губы.

 В кресле, где накануне вечером сидела Норма, теперь Ирэн с ноутбуком на коленях.

– Опять уснула? Как же она ещё слаба. Ну а ты-то! Ты! Не представляю! Как в одном котелке сидят и такой интеллект и такая глупость? И не передерутся? Вот чего ты потащил её в торговый ад? Да ещё позволил купить… этот ужас!

Он к своему дивану.

– Ничего я не позволял! Она вцепилась в него, как… астматик в ингалятор. Не вытащить её было оттуда без этого «ужаса». Ну да, затея была идиотской. Но держать её, как в тюрьме, тоже…

– Ну, нельзя же допустить… Проделав такую работу, всё потерять. Надо принимать меры, пока не поздно.

– Ты, конечно, про барбитураты? Ни за что! Стоит только начать. Тут всё зависит от неё самой. Она не дура. Надо заронить в неё мысль, что у неё есть всё, чтобы не быть рабой своей идеи фикс. Как бы то ни было, она – новый человек. И может выстроить свою новую жизнь. Вот именно. Новую!

– С новыми лейкоцитами, добавь.

– Да, их обновления тоже можно добиться…

– Самовнушением?

Он тяжело вздыхает, встаёт и направляется к холодильнику.

– Теперь вас двое. Обе будете меня без конца поддевать?

 Достаёт из холодильника бутылку.

– На твоём месте я бы давно уже напилась.

– Не хочу при ней… напоминать. Не знаешь, где в этом доме стаканы?

Нервно распахивает дверцу за дверцей, ничего не находя.

– Стаканы ему! Которых никогда не было. Напечатал бы на 3D-принтере, – Ирэн внезапно поднимает голову от ноутбука. – Дует по ногам! Ты что, открыл окно у неё в комнате?

– Ничего я не открывал.

– Не чувствуешь? Дует! – отложив ноут, вскакивает и направляется к спальне. – Ей нужно тепло, а не холод.

Крис замирает с бутылкой в руке в предчувствии неладного.

– Её нет! – крик из комнаты Нормы.

Бросив бутылку, Крис врывается в спальню. Постель пуста, окно полуоткрыто.

Ирэн, высунувшись из окна, видит, что Нормы нет уже и во дворе.

Крис безвольно опускается на край кровати.

– Господи! Я никто для неё. Притворилась спящей…

– Я вдогонку, – выкрикивает на ходу Ирэн, устремляясь в гараж к своей машине.

Крис недвижим.

– Может, они и правы, эти психи-аналитики, надо разговаривать… Даже этого не умею.