Глава 4

Когда все трое вошли в квартиру, Ирина Степановна прошла на кухню и включила чайник. Алла поняла, что разговор предстоит долгий и важный.

– Кому, какой чай? – поинтересовалась Ирина Степановна, доставая чашки из ящика.

– Я буду черный, – сказала Алла, помогая маме. – Юр, а тебе какой?

– Мне тоже черный, не задумываясь, ответил Юрий, все еще не понимающий, что за разговор предстоит.

– Так вы говорите, Сергей собирается принять участие в опыте Бушуева? Зачем? – не поворачиваясь к своим собеседникам, спросила Ирина Степановна. Ответа не было.

– Вы не против, если я открою окно? Слишком душно.

Действительно, к полудню разогрело так, что на подоконник, находящийся в объятиях длинных солнечных лучей, невозможно было облокотиться.

– Ну вот, так-то лучше, присаживайтесь к столу.

Все присутствующие в кухне участники беседы, почувствовав легкое веяние свежего прохладного ветерка, немного расслабились. Себе Ирина Степановна не налила чай, так как намерена она была говорить.

– То, о чем я хочу рассказать, связано с опытами Бушуева. Мы учились вместе около года в институте. Он перевелся к нам с психологического факультета и почти сразу в некоторых областях стал самым ярким студентом на курсе. Особенно Костя относился к практическим занятиям. И хотя ничего серьезного у нас в начале учебы не было, он многое уже умел, так как дополнительно посещал открытые лекции. Он не любил теорию и, тем более, «пустую болтовню». Именно так наш новый одногруппник объяснял причины своего перевода с одного факультета на другой. Психология ему не понравилась, и он всерьез решил взяться за физиологию человека. Каждый раз, заводя разговор о важности психологического аспекта в изучении человеческого здоровья или каких-то болезней, обязательно можно было нарваться на длительную лекцию о том, что человеческая воля и дух намного слабее тела, и ни о какой их тренировке и закалке речи идти не может. В одной из таких бесед-споров у Кости и родилась идея навсегда избавить человечество от пагубных привычек.

Сперва мне тоже понравилась эта идея, мы начали данный проект вместе. И, честно говоря, я обеими руками за и сегодня, но вопрос в том, какими средствами эта цель будет достигнута.

– Вы хотите сказать, что именно по этой причине вы отказались от проекта из-за того, что не смогли прийти к единому мнению по поводу того, как именно избавить людей от наркотической зависимости? – спросил Юрий.

– Именно, но обо всем по порядку. Вы ведь знаете, что я тоже училась в медицинском институте и, не доучившись, бросила. Но я никогда не говорила, почему я приняла такое решение.

– Ты говорила, что решила посвятить себя семье, – продолжила Алла.

– Отчасти да, но когда я бросила учебу я еще не собиралась замуж. Однажды летом, практически сразу после сессии мы с ребятами были в парке, том самом, у института. Почему-то мы очень любили это местечко. Весь в цветах, утопая в солнечном свете, он вместе с нами смеялся, радуясь сдаче очередного зачета, плакал и горевал, когда наступали сложные времена. Мы просидели на качелях весь вечер, и расходиться не собирались, но блуждающие еще днем по ярко синему небу тучки все же решили отправить нас по домам. Нам с Бушуевым было по пути, а так как ветер становился все свирепее, и вдалеке уже сверкали молнии, мы решили сократить путь и пройти дворами. При приближении к одной из арок, до нас все отчетливее и отчетливее стали доноситься крики. Завернув за угол дома, мы увидели небольшую группу людей, которые избивали кого-то, кто находился на земле. Именно этот человек кричал совсем недавно, а теперь уже настолько обессилел, что с губ его срывались отдельные звуки, не похожие даже на стоны. Увидев нас, толпа достаточно быстро исчезла, судя по движениям участвующих в избиении… – Ирина Степановна сделала паузу, она не знала, как можно было назвать тех, кто хладнокровно убивал беззащитного человека, избранного жертвой большинством.

– Они были пьяны. Мы подбежали к тому, кто остался лежать на земле, он не шевелился. Костя сразу же бросился к нему и попытался нащупать пульс. Я тоже мигом склонилась к потерпевшему и присела. Но еще быстрее я отскочила от него, вскрикнув от ужаса. Такого я не видела в своей жизни никогда – это было месиво из кровавого мяса, в котором можно было при вспышках молнии рассмотреть голову, конечности и частички одежды. Я прижалась спиной к стене дома и не могла даже моргнуть от страха. Я не слышала ничего и чувствовала лишь удары крупных капель дождя, которые казались мне очень горячими. Я пришла в себя лишь тогда, когда Костя сорвал с моей шеи тонкий шифоновый шарфик для того чтобы забинтовать раны неожиданно поступившему пациенту. С себя он уже стянул спортивную куртку. Постепенно возвращаясь к жизни, я расслышала обрывки Костиных фраз: «скорую помощь». Я рванула за угол, и, пробежав по детской площадке, схватила трубку телефонного автомата. Скорая приехала быстро, мы поехали в больницу тоже, ведь и мне требовалась помощь специалистов. Мне там что-то вкололи, чтобы я успокоилась. Проснулась я уже дома, достаточно поздно. Все были на работе, и сначала я ничего не вспомнила. Только когда в дверь позвонили, и я увидела на пороге Костю, передо мной возникла та ужасная картина, которую мне пришлось лицезреть накануне. —

Ирину Степановну почти трясло, было видно, что еще немного, и она расплачется. – Я даже сейчас не могу… – отвернувшись и сев на диван, еще недавно строгая и решительная женщина казалась совершенно беспомощной. Алла подбежала к одному из кухонных столов и из ящика достала успокоительные капли. Подав их маме, она спросила, не пора ли прервать этот неприятный разговор.

– Нет, подождите. Алл, задерни шторы, солнце слишком яркое, вот-вот ослепит. – Алла послушно выполнила просьбу мамы. – Не уходите, это действительно важно и для вас, и для меня. Я еще не делилась своими переживаниями с близкими людьми. А это важно. После того, как я пережила то потрясение, со мной достаточно долго работал психолог. Одну минуту, пожалуйста, я сейчас вернусь.

Ирина Степановна вышла из кухни, Алла с Юрием, до сих пор не переварившие всю обрушившуюся на них информацию, еще несколько минут молча сидели и допивали свой чай. Несколько минут спустя Юра все-таки решился спросить:

– Ну что же там дальше-то было?

– Я не знаю, я сама в первый раз об этом слышу. Мама никогда не рассказывала мне ни о проекте, ни об этом кошмаре.

– И ты что, никогда не замечала ничего подозрительного?

– Да нет же, говорю тебе. Наверное, она все-таки справилась со своей фобией, ведь именно поэтому мама не смогла продолжить учебу в институте.

– Что это такое, как ты думаешь? На обычную гемофобию¹ не похоже. У нас же куча народу была, кто не мог на кровь спокойно смотреть, и ничего, теперь все в порядке. Меня и самого-то поташнивало от вида ран.

– Я тоже думаю, это что-то не то. Тем более что проучилась мама целый год, следовательно, она принимала участие в некоторых практических занятиях.

– Подожди, у меня же приложение в телефоне есть, справочник психологических отклонений. Давай посмотрим, может, найдем что-то подходящее.

– Хорошо, любитель покопаться в человеческой голове. Открывай свой справочник. —

Перед медиками открылся длинный список, одолевающих человека страхов. Вчитываясь в каждое определение, Алла и Юра пытались найти именно то, что максимально точно описывает состояние Ирины Степановны. В итоге, они остановились на двух определениях. По мнению обоих это, скорее всего, была «Алгофобия – боязнь боли», хотя, возможной все еще была и гемофобия. Они решили, что нужно дослушать рассказ до конца для того чтобы определиться точнее.

Тем временем Ирина Степановна была в своей комнате. Приняв душ, она немного успокоилась и, приводя себя в порядок, включила музыку. Нежная, спокойная мелодия заполнила всю комнату и понемногу уносила с собой все отрицательные эмоции и переживания. Именно эту мелодию когда-то, будучи еще студенткой, выбрала Ирина для фонового сопровождения занятий с психологом. Ни одна другая музыка не отвлекала ее от проблем и повседневной жизни так, как это мягкое сочетание звуков, издаваемых каким-то духовым инструментом. Возможно, это был Най² или флейта Пана³, неважно. Главное, что эффект от этого музыкального перелива был необыкновенным. Музыка словно уносила Ирину далеко от городской суеты, возможно, даже туда, где она ни разу не была. Ей представлялись морские просторы, где ничто не нарушало спокойствия кроме редкого шума волн, ударявшихся друг о друга и о берег. Иногда в своих мечтах Ирина отправлялась на цветущие просторные луга, где между стогами паслись небольшие стада овец, а пастух умело извлекал из простых, на первый взгляд, трубочек необычайно красивые звуки. Однако сейчас даже этот проверенный способ не производил необходимого эффекта, перед Ириной Степановной отрывками проносились сцены из прошлого, которое так резко изменилось в один момент. Конечно, она их не забыла. Особенно четко в памяти была запечатлена последняя встреча с известным ныне генетиком, а тогда простым сокурсником Костей Бушуевым.

Глава 5

– Ты меня любишь? – спросил Костя Ирину? Если да, то почему бросаешь? – Они сидят на лавочке в любимом парке около института. Ирина только что написала заявление об отчислении ее из института.

– Причем здесь это! Я же говорю, что не могу продолжать так жить, это не для меня.

– Ты не ответила на мой первый вопрос. – Небольшая пауза и Костя уже собирается встать и уйти.

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Ты сам понимаешь, что такое любовь? Я, например, люблю собак, люблю лето, мороженое, в конце концов! Я стараюсь любить людей, и мне это удается. Да, именно, потому, что это высшее творение на нашей планете. Я не понимаю, как можно оборвать лепестки у цветка, не то чтобы оскорбить, унизить или нанести физический вред человеку.

– А я тебя не понимаю, причем здесь это?

– Вот видишь, – не позволяя договорить Косте, вскрикивает Ирина. – О любви столько написано, сказано, в ее честь слагались великие произведения, создавались непревзойденные памятники, однако же, именно так называемая любовь становилась, и сейчас остается причиной раздоров, войн, смертей. Что это за чувство? Это точно не любовь. Увлечение, привязанность, хобби, боязнь одиночества – все, что угодно, но не любовь.

– Почему же ты говоришь, что любишь людей?

– Потому что это действительно так, а то о чем ты спрашивал меня, давно потеряло всякий смысл. Это странное чувство, которое отдельные люди испытывают друг к другу… Ему уже давно нужно придумать новое название. Со времен сотворения мира меняется климат в разных частях планеты, вырастают, изменяются или полностью стираются с карт населенные пункты, появляются новые профессии, ученые совершают открытия, а чувства у человека какими были, такими и остаются.

– Пусть так, но тогда почему мы не можем вместе работать? У нас ведь есть общая цель, благая цель, достигнув которой, мы сможем, как раз-таки, повлиять на чувства людей.

– Ты прав, конечно, но я не смогу ставить эксперименты на людях. Это ужасно.

– Так ведь участие в опытах добровольное, тем более мы сможем избавить мир от ненужных людей. Вспомни эту пьяную компанию, которая в угаре убила себе подобного…

– Именно это не дает мне покоя, как выделить нужных или ненужных людей. Ведь человек – не внешнее, а внутреннее состояние божьего творения. Не каждое прямоходящее существо, наделенное речью, головой, двумя руками и ногами достойно называться человеком. Вокруг большое количество тех, чьи мысли, слова, поступки и идейные соображения никоим образом не ассоциируются с понятием Человек, достойный уважения и любви. Такие оборотни отлично маскируются и приживаются в обществе, в то время как человек, чья внешность несколько отличается от принятых стандартов, будет ловить на себе множество подозрительных и даже порой брезгливых взглядов. К сожалению, каким бы развитым не был человек разумный, душу другого увидеть сразу ему не дано. И ты видел, что происходит со мной, я никогда не смогу спокойно смотреть на человеческие страдания и муки.

Именно эта сцена стояла сейчас перед глазами Ирины Степановны. Она и подумать не могла, что этот разговор, точнее рассказ, окажется таким испытанием для нее. Вся жизнь тогда еще молодой девушки за считанные дни не просто изменилась, она фактически оборвалась, ведь нужно было заново привыкать к собственному мироощущению и отношению к окружающей действительности. Ирина решила, что сказанного будет достаточно для того, чтобы ни Алла, ни Юра не решились на участие в этом бесчеловечном эксперименте. Собравшись с силами, она вернулась к ребятам, допивающим чай. По одному их взгляду Ирина Степановна поняла, что разговор продолжится, и ей придется рассказать, что же происходило дальше.

– Мам, ты в порядке? – спросила Алла, вставая с дивана. Юра быстро убрал телефон и превратился в одно большое ухо, готовое и способное уловить даже малейший шорох.

– Да, все хорошо, спасибо. Налей мне, пожалуйста, чаю. – Ирина Степановна села за стол прямо напротив окна. Солнечные лучи уже не так навязчиво рвались в комнату, поэтому шторы не загораживали вид из окна. На тонкой ветке сидело несколько взъерошенных воробьев, которые, пригревшись, чирикали так громко, что голоса их были слышны даже сквозь закрытое окно. Улыбнувшись, Ирина Степановна принялась пить чай. Алле и Юре сразу стало легче, так как атмосфера немного разрядилась. Выждав немного, они все-таки решились продолжить беседу. Юра не хотел начинать с того места, на котором рассказ Ирины Степановны прервался, ведь кое-какие навыки в психологии у него уже имелись. Он чувствовал, что рассказать человек о себе может гораздо больше, если не спрашивать его об этом. Поэтому он и решил вернуться к началу разговора, суть которого скрывалась, по мнению будущего дипломированного психолога, именно здесь.

– Так вы сразу же после этого инцидента ушли из института?

– Нет, Юр, не сразу, – покачав головой, ответила Ирина Степановна. – Я уже говорила, что консультировалась с психологами? Так вот, сперва, мне нужно было просто придти в себя, восстановиться после пережитого шока от увиденного. Мысли о том, чтобы бросить институт в то время у меня не было, ведь врач необязательно имеет дело с кровью, с переломанными руками и ногами. И, скорее всего, я бы могла продолжать учебу и иметь дело с вывихами, с простудой или, в конце концов, перейти на другой факультет. Но мы же с Костей проходили свидетелями в деле об избиении. И однажды я узнала, что тот парень скончался в больнице. Ничто не исправило разрушительного хода событий – ни наша помощь, ни действия профессиональных докторов. Как же это ужасно понять, что люди, к которым обращены самые последние надежды, не в силах исправить то, что сделали безумные, одурманенные зельем подростки. Как позже выяснилось, они все праздновали какое-то событие в одной компании и допились до такого жуткого состояния, что бессознательно просто убивали того, кто оказался самым слабым. Если бы не дождь… Если бы мы тогда не торопились и не срезали путь домой, и не пошли бы дворами… они бы… жертв было бы намного больше. Но ведь они все оказались собственными жертвами, правда, одному не повезло больше всего. Это уже позже я начала об этом задумываться, а в первые дни после случившегося я постоянно предполагала, что было бы со мной, если бы все сложилось иначе. Мы бы просидели в парке до полуночи, потом по очереди пошли бы провожать друг друга, и я спокойно бы добралась до дома, выпила бы чашку чая, прочитала книгу и уснула. Но смерть так многое меняет.

– То есть, если бы врачи спасли этого парня, вы бы не думали о том, чтобы уйти из профессии?

– Не знаю, скорее всего, это все равно случилось бы, но позже. Страшно подумать, но ведь это к лучшему, что я именно тогда разобралась в себе, прошла, а вернее, не прошла, эту проверку. А могла и доучиться, получить диплом и начать работать. Что было бы со мной, если бы вдруг мне пришлось столкнуться с необходимостью оказывать кому-то помощь? Это же преступление, а я, наверняка, точно также остолбенела бы, как в том дворе над изувеченным телом молодого человека. Именно осознание беспомощности и понимание того, что даже выдающиеся специалисты и мастера в области медицины порой оказываются бессильными в борьбе со смертью, окончательно убедило меня в том, что никакого врача из меня не выйдет.

– А что же с Константином Викторовичем? И вообще, со всеми остальными? – спросила Алла. – Они-то, как видно, продолжили обучение и сейчас практикуют. Юлия Валерьевна тоже с вами училась, кажется?

– Да, мы все были в одной группе, у меня даже есть наша общая фотография. Юлька меня всегда уговаривала не бросать учебу или хотя бы перейти на вечернее или даже заочное отделение. Но представьте себе, что за врач из меня получился бы? Как можно лечить людей, если периодически выучивать билеты, которые потом успешно забываются, не побывав на практике?

– Да уж, это точно. А ведь сейчас очень многие учатся заочно, тогда, как даже выпускники-очники не всегда справляются с обязанностями врача. – Алла поднялась, чтобы включить свет. За окном уже не видно было ни воробьев, ни ветки, на которой они так уютно устроились. – Уже стемнело, неужели мы так долго болтаем?

– Нет, еще не поздно, просто пасмурно стало, тучи-то вон какие собрались. Наверное, опять дождь будет.

– Опять дождь… – Ирина Степановна невольно поморщилась. – Я не люблю дождь, может, обойдет. А вам завтра рано в институт? Я, наверное, слишком затянула свой рассказ.

– Нет, нет, у нас завтра только лекции, – быстро ответил Юра, – готовиться не надо. Ну, так, как же с Бушуевым? Вы ведь вместе начинали этот проект.