© Я. М. Валетов, 2017

* * *

Моя особая благодарность дочери Диане – мы вместе придумали Белку и мир, в котором она живет. Жаль, что не получилось написать книгу вместе, но я думаю, что это в будущем.

Моему постоянному редактору, коллеге-писателю и доброму другу Александру Данковскому, без которого вот уже много лет не обходится ни один мой роман. Спасибо и за труд, и за понимание.

Моему старому другу, художнику Всеволоду Малиновскому, с которым мы мыслим одними образами и, наверное, видим похожие сны.

Моим первым читателям, присутствовавшим при рождении этой книги – от черновиков до окончательного варианта, я благодарен за терпение, время и мнения.

Моему отцу, Михаилу, который не любит фантастику, но в свои восемьдесят прочел рукопись одним из первых, и сказал: «Это не фантастика. Это слишком похоже на реальность».

Честно говоря, это моя первая книга, написанная в жанре чистой фантастики – надо же соответствовать званию фантаста. Кому-то она покажется чрезмерно жесткой и натуралистичной, но если бы не присутствие за плечом моей шестнадцатилетней дочки, она была бы гораздо жестче и страшней – уж больно непригляден мир, в котором живут герои. Так что за то, что вы можете купить «Лучший возраст для смерти» не запечатанным в черный целлофан на стойке для взрослых – поблагодарите именно ее.

Мне было тяжело писать историю Белки и Книжника, но это очень нужная история, особенно сегодня – надеюсь, что мой читатель поймет почему.

Всегда ваш

Автор

Книга первая
Книжник

Глава первая
Побег

Книжник терпеть не мог оружия.

Нет, он его уважал! Как не уважать штуку, которая может тебя убить на расстоянии? Но не любил держать в руках. И не ремонтировал, хотя мог починить почти все, что не содержало в себе маленьких электрических штучек. Обращение со всеми этими пистолетами и автоматами, на которые все челы-охотники разве что не молились, ему не давалось. Давались вещи гораздо более сложные – он мог разобрать и собрать дряхлый генератор и даже придумать, как приделать к нему велик, чтобы пыльная, полудохлая от старости лампочка замигала желтым светом, а вот автомат или винтовку старался лишний раз в руки не брать.

Но закон есть закон: каждый кид, вступивший в возраст чела, должен участвовать в охоте и войне. И никакие причины Старшими во внимание не принимались.

Герла должна рожать, готовить еду, обрабатывать землю и ухаживать за потомством и домашними животными, чел – кормить герл, бэбиков, кидов и убивать челов из других племен, чтобы они не убили членов его племени. И Книжник, несмотря на испорченное чтением зрение, хлипкое телосложение и нелюбовь к оружию, участвовал в охоте.

Ружье ему дали в соответствии с талантами – старую двустволку с треснувшим ложем и тронутыми ржавчиной стволами, заряженную патронами в выцветших пластиковых гильзах. Правда, и поставили в оцепление, а не к стрелкам, но и это не помогло…

Против настоящего невезения не попрешь!

Книжник упустил дира.

Это был здоровенный рогач, всему племени хватило бы дня на четыре, а то и больше.

Он выскочил из зарослей так быстро и неожиданно, что Книжник, вместо того чтобы стрелять в зверя с расстояния в десять шагов, отшатнулся и шлепнулся на задницу. Ружье отлетело в сторону, грянулось оземь и оглушительно выпалило сразу из обоих стволов. Обрезки ржавой проволоки, которыми были набиты патроны, хлестнули по кустам, срезая листву и мелкие ветки. Дир фыркнул, Книжник мог поклясться, что презрительно, и в один прыжок ушел с тропы, нырнув в густую зелень подлеска.

Книжник с ужасом смотрел на лежащее в стороне ружье. Отвертеться точно не получится – мол, дира не видел, куда он исчез – непонятно. Теперь точно никто не поверит! Стрелял – значит видел и промазал! Он упустил зверя и наказание неминуемо. Каким оно будет, неизвестно, но зная, как Облом его любит, можно было не сомневаться, что суровым. Охотник, упустивший добычу, должен быть наказан. Это тоже закон.

Книжник зажмурился от ужаса перед неминуемой расправой, а когда открыл глаза, Облом уже нависал над ним, словно подрубленное дерево – огромный, злой и беспощадный.

Он был не один, а вместе с Ногой и Свином. Не хватало только Бегуна, а то Совет племени собрался бы в полном составе.

Облом посмотрел на полулежащего Книжника, на разряженную двустволку, потом опять на Книжника и, осклабившись, пнул его с носка. Возможно, это был не самый сильный удар, на который Облом был способен в гневе, но Книжнику хватило сполна: он отлетел в сторону и больно ударился затылком о землю.

– Ты – бесполезный кусок говна! – прокричал Облом, сорванным голосом. – Ты – ни на что не годный, бесполезный кусок говна! Червяк! Выкидыш!

Он сделал еще шаг и снова ударил Книжника, на этот раз по ребрам.

Ботинок у Облома был хоть куда – массивный, из толстенной кожи, на рубчатой подошве, красавец, а не ботинок, то ли выменянный у городских, то ли снятый с убитого. Твердый как камень носок врезался в бок жертвы и Книжник задохнулся, захлопал губами, словно выловленная рыба.

– Ты прое…л дира! – выдохнул Облом с ненавистью. – Ты умеешь только дрочить на свои вонючие книги! Что теперь будут есть герлы и бэбики? Траченную крысами бумагу? Отвечай, безрукая тварь!

– Он выскочил внезапно! – проблеял Книжник, сам ненавидя себя за липкий страх, бурлящий внизу живота, за дрожащий голос, в котором не было ничего, положенного настоящему челу – только боль и мольба. – Я промахнулся!

Облом зарычал и врезал ему прикладом карабина, целя в грудь, но Книжник инстинктивно успел закрыться, и приклад попал ему в предплечье. Рука онемела сразу, перед глазами закружились черные мухи.

Нога и Свин, повинуясь жесту вождя, подхватили Книжника под мышки и он взлетел над землей, оглушенный и испуганный до смерти, повиснув на мучителях своим малым весом.

Ему было больше семнадцати, насколько именно, Книжник не знал. Почти столько же, сколько Облому и другим Старшим, может, на луну или две больше, но рядом с ними он выглядел словно кид, едва разменявший восемь зим – сломанная игрушка в руках здоровенных челов.

Ведь он был никто – книжный червь, всю свою жизнь проведший в никому не нужной Библиотеке, а они – вожди, охотники, отцы племени, добытчики. Они были суровы, как Закон, который достался им от предков, и так же безжалостны.

Он упустил оленя, лишил племя мяса и ему нечего дать Вождям взамен.

Разве что…

Книжник было открыл рот, но Облом успел раньше и от удара тыльной стороной ладони юноша умылся кровью в прямом смысле этого слова. Алая россыпь капель попала в лицо Ноге, тот от неожиданности ослабил хватку и Книжник выскользнул из их рук, выскользнул и побежал, сам от себя не ожидая такой скорости и прыти.

Сзади заулюлюкали, засвистели, затопотали, но он уже несся по тропе – весь перекособоченный от пинков, окровавленный, жалкий. Он бежал, неуклюже выкидывая ноги, едва сдерживаясь, чтобы не завизжать от ужаса, как какая-нибудь малолетняя герла. Было больно, но не разбитый нос и ушибленные ребра доставляли ему нестерпимые мучения – ему было ужасно стыдно. Стыдно, что он – умный, знающий грамоту, умеющий то, что не умеет ни один человек в Парковом племени, да что там в Парковом, во всех племенах Сити никто не понимал смысла прочитанного так, как понимал его Книжник – бежал, как крыса от диких котов, от тупых, но зато сильных придурков. Ноги сами несли его прочь и Книжник ничего не мог поделать. Он знал понятие, которое подходило к происходящему – его гнал прочь инстинкт самосохранения, но слово, которым характеризовалось его поведение, звучало куда как хуже – трусость.

Топот ног его преследователей с каждой секундой приближался – Нога, Облом и Свин слова из букв не складывали по причине незнания букв, но зато превосходно бегали и умели загонять добычу.

Книжник спиной почувствовал, что сейчас его схватят, резко свернул с тропы, проломившись через хилую поросль молодого осинника и, запнувшись о скрытый в траве пенек, полетел вперед головой по покатому склону.

Сзади захохотали, снова раздался пронзительный свист.

Книжник проделал умопомрачительный кульбит, пытаясь удержаться на ногах, проехался физиономией по земле, кувыркнулся несколько раз, окончательно потеряв ориентацию, и тяжело рухнул во что-то мокрое, горячее, липкое, пахнущее разъятой плотью и фекалиями. Он попытался закричать, но не смог, завозился, словно полураздавленный жук, высвобождаясь из каких-то скользких жгутов, сковывающих движение и таки выскользнул.

Глаза пришлось продирать, ресницы слиплись. Неприятная жижа была даже во рту. Книжник стал на четвереньки и увидел перед собой распоротое брюхо дира, в которое он влетел при падении, спутанный клубок сине-красных кишок, из которых он выпутывался, запрокинутую голову рогатого зверя с торчащим между губ темным языком, и понял, чем полон его собственный рот.

Его вырвало – раз, другой.

Голоса преследователей внезапно смолкли.

Книжник обессиленно привалился к туше, стирая с лица густую массу из звериной крови и содержимого распоротых кишок, и увидел Вождей, стоящих в двух десятках шагов от него. Они не бежали, не пытались достать беглеца, просто замерли на месте с оружием в руках, но стволы смотрели не на жертву, а в землю.

Между Вождями и Книжником, расставив ноги на ширину плеч и явно готовый к прыжку, стоял человек в высоких ботинках и камуфляжной куртке с капюшоном, невысокий, рыжий, коротко стриженый. В ладони его правой руки был зажат устрашающего вида тесак, огромный и окровавленный. Левой рукой (этого Книжник сразу не заметил) он держал пистолет, ствол которого тоже смотрел в землю, но по тому, как стоял человек, как были согнуты в коленях его ноги, развернуты плечи, было понятно, что через доли секунды, если будет на то причина, прозвучит выстрел.

И этот выстрел будет точным.

Вожди молчали.

Человек молчал.

Книжник понял, что и ему не стоит открывать рта.

– Это наш дир, – сказал наконец-то Облом. – Это мы его загнали…

Человек ничего не сказал и даже не пошевелился.

Книжник смотрел на него со спины и вдруг с ужасом увидел, как из капюшона камуфляжной куртки выскользнуло что-то рыже-черное, хвостатое и быстрое. Миг – и зверек замер у человека на плече столбиком.

– Белка…

Теперь Книжник сообразил, кто стоит между ним и Вождями.

Белка.

Он не видел ее с прошлой осени.

Ее называли так за рыжий цвет волос, крупноватые зубы и страсть к лазанью по деревьям – она с такой ловкостью прыгала с ветки на ветку, что у наблюдавших невольно замирало сердце.

Потом Белка нашла разоренное воронами беличье гнездо, выкормила одного детеныша и тот не сходил с ее плеча ни днем ни ночью и даже спать укладывался в капюшон ее штопанного-перештопанного худи.

Ловкость помогала ей в играх, она предпочитала общество мальчишек, а не пресную компанию сверстниц, и мальчишки воспринимали ее нормально.

До определенного возраста воспринимали. А вот дальше…

Закон есть закон. Когда вместе с кровями она из кида стала герлой, все изменилось.

Случилась история, о которой Вожди не любили вспоминать, и Белка исчезла из племени.

Совсем.

Регулярно появляться в Парке она перестала примерно три зимы назад, после смерти Сунь-Вынь. Говорили, что у нее есть логово где-то неподалеку, но выследить ее не получилось.

После того, как Проныру нашли висящим вниз головой на старом вязе у карусели, желающих искать убежище Белки не находилось.

Вожди, тогда еще другие, смирились с тем, что она – отрезанный ломоть. Держать такую среди герлов – как играть с гранатой, а какие ублюдки могли от нее родиться, так это и самому Беспощадному неизвестно. Зачем портить уклад?

В общем, она была сама по себе, племя – само по себе и это устраивало и Белку, и Вождей.

Когда старые Вожди встретились с Беспощадным и власть над племенем получили Облом, Нога, Свин и Бегун, Белка появилась в Парке в последний раз, наверное, чтобы еще раз намекнуть: держитесь от меня подальше!

Тогда-то ее и видел Книжник.

Он помнил ее еще кидом – маленькую, угловатую, быструю как молния. Их матери, пусть о них забудет Беспощадный, жили рядом, и Книжник одно время даже дружил с Белкой.

Но это было до того, как Сухорукий научил его читать и единственными друзьями Тима стали книги. То есть очень давно, больше десяти зим назад. Книжник не был уверен, помнит ли девушка его. Особой надежды на это не было. Но, если даже и помнила, что это меняло? Ровным счетом ничего. В мире, где ребенок с первых минут познает горькую истину, что жизнь действительно коротка, детская дружба – не сильно ходовой товар.

– Слышь, Белка, – осторожно выговорил Свин, стараясь не делать лишних движений. – Ты, это… Отдай. Это ты, того…

Свин никогда не был оратором, но в этот раз он превзошел самого себя. Книжник буквально физически ощутил, что этот массивный, как матерый кабан, низкорослый парень чувствует себя не в своей тарелке. Свин, наверное, помнил, как выглядел Проныра, висящий вниз головой на дереве, и какой поганой смертью умер Сунь-Вынь, и поэтому вел себя скромно.

– Тебе не утащить всю тушу, – примирительно сказал Облом. – Бери себе кусок – любой, какой захочешь – и вали.

Белка продолжала молчать, а вот зверек на ее плече издал громкий щелкающий звук – недружелюбный, чтобы не сказать угрожающий.

– Ты же не хочешь с нами драться из-за мяса? – спросил Нога.

Белка повела плечом и зверек, сидящий на ее плече, мгновенно шмыгнул в обратно в капюшон.

Вожди напряглись. Книжник готов был поклясться, что они едва не бросились врассыпную, когда она дернула рукой с пистолетом. Вот что значит слава, идущая впереди тебя!

– Я возьму печень, – сказала Белка негромко. – И часть со спины.

– Договорились, – поспешно выпалил Облом. – А этого ты тоже на мясо пустишь?

Книжник понял, что речь идет о нем.

Она пожала плечами.

– Мне он без надобности… Не люблю, когда убивают просто так.

– Он нарушил Закон, – начал было Нога.

– Сдохни сегодня! – сказала Белка, как выстрелила, ее голос металлом лязгнул в гортани. – Я плевать хотела на ваши законы. И на вас. Валите отсюда.

– Мы даем племени еду, – примиряюще возразил Облом. – Мы защищаем герл и бэбиков. Мы воспитываем кидов и делаем из них челов. Никто в Парке не выжил бы без Закона. Закон – это жизнь. Тот, кто не уважает Закон, должен умереть, иначе умрет племя. Ты же знаешь, не только у нас так… В Сити Закон еще строже. За что в нас стрелять, Белка? Мы все делаем по Закону. Это ты ушла и живешь, как хочешь.

– Сдохни сегодня, Облом, – повторила Белка. – Мне насрать, что вы там делаете со своим стадом. Отвали, если не хочешь пулю в брюхо. Вернетесь, когда я уйду.

– Иди сюда, Книжник, – позвал Нога. – А то она и тебя застрелит, и мы не сможем тебя судить…

– Но… Но она же отдает вам дира! – промямлил Книжник.

– Это должен был быть наш дир, – ухмыльнулся Облом, – а теперь она нам его отдает. Понимаешь разницу, червяк? Когда уже к тебе наконец-то придет Беспощадный, говнюк? Когда я уже перестану видеть твою мерзкую морду?

– Ты можешь остаться, – сказала Белка, не поворачиваясь.

– Не зли меня, Книжник, – Облом презрительно скривил рот. – Не беси меня! Если ты сейчас не встанешь и не пойдешь с нами, я тебя просто убью…

– Он и так тебя убьет, – негромкий голос Белки звучал совершенно ровно, без эмоций. – Он тебя убьет, потому что любит это делать. Другой причины ему не надо.

Книжник понял, что ей совершенно все равно, убьет его Облом или не убьет. Просто ей нравилось перечить Вождям. Даже спина Белки выразительно говорила о том, как она ненавидит и презирает эту троицу. Она вовсе не горела желанием защитить Книжника от расправы, зато унизить Облома с компанией было ей в радость.

Книжник поднялся на ноги.

Наступит ночь, и он вынужден будет вернуться в Парк. Он не выживет в лесу. Лес – не его стихия. Белке есть куда идти, ему же идти некуда – только в Библиотеку. У него нет другого дома и ему уже не построить ничего путного – слишком мало времени осталось до прихода Беспощадного.

– Пообещай, что не станешь избивать меня, – сказал он, вытирая с лица быстро густеющую смесь оленьей и собственной крови.

Во рту стоял кислый вкус дерьма и рвоты, болели разбитые губы, саднило бок, а на предплечье, куда угодил приклад, наливалась багровая шишка.

Книжник был не готов воевать с Вождями.

Он хотел мира, пусть ценой унижения. Он хотел вернуться в полумрак своего жилища, где по ночам шуршали старой бумагой крысы, где пахло сырыми книжными переплетами и мочой грызунов. Только там, среди тысяч чудом уцелевших, хоть и изгрызанных книг, он чувствовал себя защищенным. Там он был дома.

– Если вы оставите меня в покое, я расскажу вам о месте, где есть лекарство от Беспощадного, – сказал он, стараясь придать голосу твердость.

Свин заржал.

Весело так, задорно, демонстрируя дыру вместо правого верхнего клыка, выбитого во время Испытания.

– Ты с нами торгуешься? – спросил Облом, прищурясь. – Да ты вконец охренел, червяк. Племя решит, что с тобой делать…

Книжник сглотнул подступившую к горлу желчь.

– Племя сделает то, что ты скажешь…

– Ты ничего не купишь своим враньем, Книжник, – презрительно процедил Облом. – Нет никакого способа остановить Беспощадного. Он приходит за всеми, когда наступает срок.

– Это не так… Есть лекарство.

– Это так, – отрезал Вождь. – Нет лекарства от смерти. Заканчивай прятаться за спиной герлы. Будь хоть чуть-чуть челом, говнюк…

– Но в книгах…

– Что полезного можно найти в книгах? Там написано, как охотиться? Как выжить зимой, когда зверь уходит? Они – мусор, как и ты.

Книжник прошел мимо Белки, подумав, остановился и обернулся, чтобы посмотреть ей в глаза.

Теперь он стоял на линии огня, прикрывая своим телом всю троицу.

– Ты меня не помнишь? – спросил он.

Лицо у Белки было худым, скуластым, серые глаза смотрели колюче, недобро. Она вся казалась сплетенной из жгутов: предплечья, шея – сплошные мускулы, ни капли жира, ничего лишнего. Даже густые рыжевато-пепельные косы, которые Книжник почему-то помнил лучше всего, были грубо откромсаны ножом и превращены в неровное подобие «каре».

– Помню, – сказала она сухо. – Ты – Тим.

– А я думал, ты меня не узнала…

Книжник повернулся и пошел к Вождям, приволакивая ногу.

Белка наблюдала, как Свин отвесил подошедшему Книжнику оплеуху, но не во всю силу, так – попугать. Книжник даже не стал закрываться, пошатнулся от удара и зашагал дальше, обреченно повесив голову.

Облом отступал осторожно, спиной вперед, ни на секунду не выпуская Белку из поля зрения. Перед тем, как скрыться в кустах, он погрозил ей пальцем и быстро юркнул в зелень.

Когда фигура Облома скрылась в листве, Белка сунула пистолет в поясную кобуру и перехватила нож поудобнее. Рыжий зверек снова выскользнул из капюшона и ловко уселся у девушки на плече.

– Домой хочешь? – спросила она, нагибаясь над вспоротым брюхом дира. – Погоди, скоро пойдем…

Лезвие скользнуло по шкуре и плоть разошлась под напором стали.

Одним движением Белка приподняла печень, показавшуюся в разрезе, ловко вырезала сочащийся горячей кровью кусок и выбросила его наружу. Гладкое, покрытое плотной плевой лакомство упало в траву.

Теперь предстояло вырезать из спины дира балыковую часть, ее можно завялить или закоптить на зиму. Руки девушки были покрыты кровью, рукоять разделочного ножа скользила. Белка выдрала из-под ног пучок травы и протерла ладони, а потом и нож.

Глаза ее натолкнулись на лежащий рядом с тушей странный продолговатый предмет. Это была деревянная палочка с черной сердцевиной.

Белка с трудом вспомнила название палочки – карандаш.

Карандаш – это то, чем пишут буквы. Или рисуют. Букв Белка не знала, рисовать не умела. А может, умела, но с детства не пробовала это делать.