Цитаты из книг автора «Ян Томаш Гросс»

Если воспользоваться химической метафорой, наступила своего рода «сублимация агрессии». Сублимация, т. е. возгонка из твердого прямо в газообразное состояние, минуя жидкое. Именно такая сублимация агрессии в отношении евреев происходила повсюду на территории оккупированной Польши.

Те, кто не были убиты в первые дни и недели войны, были согнаны во временные концентрационные лагеря, а в городах – в гетто[247]. До конца 1941 г. практически все евреи Бессарабии, не погибшие в ходе погромов, расстрелов, от голода, холода, болезней и истязаний, были депортированы за реку Днестр, в Транснистрию[248], вновь созданную провинцию под управлением румынской администрации со столицей в Одессе. В «маршах смерти» (пешие переходы из Бессарабии в Транснистрию) погибли очень многие – от болезней, голода и лишений. Большое число евреев во время депортации было убито местными жителями, которые выкупали их у конвоиров, выводили из колоны и тут же убивали (или просили конвоиров их застрелить) для того, чтобы снять с них понравившуюся одежду и обувь (более ценные вещи, как правило, доставались военным). Выкуп людей из конвоируемой колоны для убийства ради одежды – это, похоже, наш неповторимый бессарабский вклад в Холокост.

Пророк Илия передал Ахаву слово Бога: «Ты убил, и еще вступаешь в наследство?» (3 Цар. 21: 19).

вопрос, который задал Станислав Рамотовский священнику из Радзилова: «“Не мешает ли ксендзу, когда убийца приходит до костела в шубе, снятой с еврея” – ведь все знали, что Дзеконьский ходит в шубе, оставшейся от Шлапака», – и на который священник Долеговский «не ответил», – можно было бы с тем же успехом задать всем священникам во всех местностях, в которых до войны жили евреи

Но хотя религия до сих пор играет огромную роль в жизни польского общества, в Холокосте польских евреев Костел – это Великий Отсутствующий

Моральная проблема, связанная с Холокостом, – писал Иегуда Бауэр, – состоит не в том, что его исполнители были нелюди, но в том, что это были люди, такие же, как и мы»[187].

Ребята уже с шести лет, а чаще всего десяти-, тринадцатилетние, проводили целые ночи у стен гетто и шантажировали выходящих евреев»[143]. Открытость такого поведения, его публичный, нескрываемый и в то же время групповой характер – всё это были аспекты, сильнее всего поражавшие наблюдателей.

от 13 ноября 1942 г. находим статью, озаглавленную «Мерзость»:

Жадность толкала обычных людей на поступки, показывающие, что в условиях оккупации действительность оставляет далеко позади литературный вымысел.

Почти каждое большое помещение в гетто было превращено в склад: большие помещения – для мебели и машин, меньшие – для других вещей. Два костела, находящиеся на территории гетто, были превращены в склады мебели. Точно так же синагога имени Ножика и Большая синагога на Тломацком, вместе с Иудейской библиотекой превратились в мебельные склады.