Цитаты из книги «Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны»

Но не их сочинения определяли главное направление журнала. Пушкин в последний раз попытался осуществить свою мечту об издании историко-политическом. Издании, которое просвещало бы Россию в соответствии с его планом. Он старался печатать материалы по русской истории, материалы, анализирующие европейские события. В «Современнике» был напечатан «Джон Теннер». В «Современнике» печатались военно-исторические статьи Дениса Давыдова. К сотрудничеству в «Современнике» настойчиво привлекал Пушкин известного военного историка Сухорукова. В первом номере журнала появилась статья П. Б. Козловского «Разбор парижского математического ежегодника».

Казалось бы — странно. Ведь в «Современнике» печатались, кроме Пушкина, Гоголь, Вяземский, Жуковский, Языков, Баратынский, Тютчев.

Первый и второй тома «Современника» вышли тиражом 2400 экземпляров. Третий — тиражом 1200 экземпляров. Четвертый — 900 экземпляров. Да и тот не разошелся. Интерес публики к журналу падал с каждым днем.

А надежда на «Современник»? За 1836 год «Современник» принес Пушкину 9000 рублей убытка. Повторялась ситуация «Истории Пугачева».

Денежные дела его зашли окончательно в тупик. Получив в 1835 году ссуду в 30 000 рублей, он отдал половину своих долгов. К концу года у него оставалось около 28 000 частного долга, не считая 20 000 первой ссуды. Но ссуда вторая была ему выдана в счет жалования. Следовательно, в тридцать шестом году жалования он не получал. Оставались доходы от имения, гонорары и предполагаемые доходы от «Современника».

«Подвиг Честного человека» — опять-таки автоцитата. Так Пушкин говорил об «Истории» Карамзина.

В конце жизни Пушкин взглянул на свою эпоху издалека. И на подступах к ней увидел очередной этап исторической драмы, разворачивавшейся с петровских времен, — само­устранение честных, бескорыстных Гриневых, отдававших Россию на разграбление кондотьерам деспотизма. Внуки Гриневых, Белкины и Евгении — тот социальный слой, к которому и он, Пушкин, принадлежал. «Хорошее» дворянство, вытесненное из истории. То дворянство, которое он, Пушкин, в начале тридцатых годов надеялся разбудить, просветить, объединить для противостояния деспотизму… Горький финал «Капитанской дочки» — эпитафия этим надеждам.

Он потерял популярность. Он потерял надежду на реализацию своего историко-государственного плана. Он потерял веру в друзей. Он потерял веру в возможность создания прочного дома. Ему оставалось — понимание и признание в будущем, а в настоящем — самоуважение, т. е. незапятнанная честь. Честь, понимаемая широко. Его честь как подлинного русского дворянина. Его честь как подлинного русского литератора. Его честь как человека долга.

Выбрав дуэль как радикальное средство защиты, он, конечно, пошел по самому простому для себя пути. Для него, человека абсолютной личной храбрости, прекрасного стрелка и фехтовальщика, не раз дравшегося на поединках, дуэль была не страшна.

Дуэль не состоялась случайно. Соллогуб был по службе командирован в Тверь. Встретиться они долгое время не могли. Страсти остыли. Противники помирились после того, как Соллогуб написал Наталье Николаевне письмо с обьяснением. В начале февраля светский знакомый Пушкина Хлюстин в разговоре с ним повторил издевательский пассаж Сенковского по поводу «Вастолы» и посоветовал Пушкину не принимать это близко к сердцу. Результатом был вызов. Потом они объяснились и помирились. Обмен письмами с Хлюстиным произошел 4 февраля. 5 февраля Пушкин написал письмо князю Репнину. В черновом виде оно выглядело так: «Говорят, что князь Репнин позволил себе оскорбительные отзывы. Оскорбленное лицо просит князя Репнина соблаговолить не вмешиваться в дело, которое его не касается. Это обращение продиктовано не чувством страха, или даже осторожности, но единственно чувством расположения и преданности, которое оскорбленное лицо питает к князю Репнину по известным ему причинам».