– А вы спали, – сказала Лена, как только Тихон открыл глаза.
Тихон взглянул на солнце и понял, что спал он немало – не меньше часа, а то и с хвостиком: когда он ложился, солнце еще высоко стояло, а теперь уже собиралось прикорнуть на ломкую линию еловых вершин. Длинные тени от деревьев, под которыми они расположились, тянулись по луговине, воздух посерел и обмяк…
– А я поесть приготовила, – радостно сообщила Лена. – Давно все остыло, а Валерик все не едет.
«Почему я не умею отказывать? – тоскливо подумал Тихон. – Почему тот же Валерка так ни разу и не съездил со мной в деревню, хотя я его об этом просил? И ведь Валерка не просто отказывался от поездки, а делал это так, что мне и в голову не приходило на него обидеться…»
– Что мы будем делать теперь? – тихо спросила Лена.
«Собственно, я приехал отдыхать, – обозлился Тихон. – А они пусть сами разбираются и делают, что хотят… Я мог всей этой истории вообще не знать».
– А ничего мы делать не будем, Леночка, – решительно заявил Тихон, бодро поднимаясь с надувного матраца. – Сейчас я умоюсь, и мы сядем ужинать – не век же нам его ждать… Может, у него сломалась машина…
– У Валерика машина никогда не ломается, – гордо возразила Лена.
– Запудрил он тебе мозги, – сквозь зубы пробормотал Тихон и уже для Лены громко добавил: – Машины, к сожалению, ломаются у всех, на то они и машины.
Взяв полотенце, Тихон спустился к небольшому ключику, искоса наблюдая за падающим между деревьями красным солнцем. Лес в той стороне зловеще багровел, и на душе от этого у него стало как-то тревожно и неуютно.
Сняв футболку, Тихон неторопливо умылся по пояс, растерся полотенцем и почувствовал себя бодро и хорошо. Теперь уже и ситуация, в которую он попал благодаря Валерке, не казалась ему столь мрачной и унизительной.
Пока он умывался, солнце пропало за деревьями, и лишь тонкая полоска неба всё ещё яростно багровела над горизонтом…
– Тихон, где вы? – неожиданно услышал он встревоженный голос за спиной.
Тихон оглянулся и разглядел Лену на невысоком срезе косогора.
– Здесь я…
– Вы скоро, а то я боюсь, – голос у нее дрожал, и Тихон невольно подумал, что она и в самом деле совсем еще девчонка.
– Иду… Только чего же вам бояться? Кругом такая тишина и благодать, – неожиданно ударился в лирику Тихон.
– Мне от тишины вашей как раз и страшно… Даже уши закладывает, а вас все нет и нет. Я и подумала…
– Что? – он уже поднимался к ней на косогор.
– Подумала, что и вы от меня сбежали…
– Куда я от вас сбегу?
– Не знаю.
– Да и кто это от вас сбежал? – спохватился Тихон. – Не пройдет и часа, как он будет здесь.
– Вы так думаете?
– А чего тут думать – никуда он не денется, приедет…
Костерок она запустила, и он лишь слабо пульсировал в наступающих сумерках. Да и вообще, как вдруг почувствовал Тихон, от их стана повеяло удручающим холодком неустроенности, так что и в самом деле можно было забояться.
– Что же вы за костром не уследили? – упрекнул Тихон.
– Я думала, что нам дров не хватит, – виновато ответила Лена.
– Дров – море! Здешними дровами можно целый поселок обогреть, – наставительно заметил Тихон. – Надо только не лениться.
И он, почувствовав неожиданный прилив энергии, взялся за дело.
Через полчаса ярко пылал костер, надежно высилась объемистая куча дров, а сами они сидели на удобных чурках возле «скатерти-самобранки».
– За что же нам выпить? – спросила Лена, заглядывая в свой пластмассовый стаканчик.
«За то надо бы выпить, – брюзгливо подумал Тихон, – чтобы ты впредь умнее была».
Он и вслух попытался выразить эту гениальную мысль, но запутался в словах, которыми собирался упрекнуть Лену, поэтому смущенно закончил:
– В общем, за лучшую половину человечества!
– Вы это серьезно? – она внимательно посмотрела на него.
– Вполне, – Тихон сделал вид, что ему надо поправить костер и потянулся к головешке.
– Спасибо, – догнал его голос Лены, в котором Тихону почудилась легкая насмешка.
Они выпили, и Тихон сплеснул остатки водки из стаканчика в костер. Закусили вначале свежими огурцами, потом бутербродами с колбасой и сыром.
– Вы проголодались? – спросила Лена.
– Да нет, не очень, – соврал почему-то Тихон.
– Тогда мы еще немножко подождем Валерика, хорошо?
– Хорошо…
И вот так странно, «Валерик», называла она его.
У Тихона от выпитой водки стало спокойнее на душе, и он уже с любопытством присматривался к Лене. Ему хотелось понять, за что она полюбила Валерку, чего особенного в нем нашла, если решилась на такое… Ведь за свои семнадцать лет она наверняка не раз с парнями встречалась и ничего, а встретила Валерку и – готово… Что в нем, Валерке, такого? Грудь впалая, ручки тонкие, не мужик, а… Да что там говорить – сын каменных джунглей. А вот, поди ж ты, – девкам спуска не дает…
– О чем вы думаете, Тихон?
– Да так, – смутился Тихон, – ни о чем…
– Расскажите о себе, – вдруг попросила Лена, да таким тоном попросила, такие малиновые подголоски вдруг зазвенели, что Тихон удивленно уставился на нее. – Вы ведь к нам из деревни приехали, да?
– Из деревни, – Тихон перевел дыхание и впервые подумал, что Валерке давно пора возвращаться. Он потянулся за бутылкой и налил в стаканчики поровну, хотя перед этим думал, что надо бы ей наливать поменьше.
– И вы не скучаете? – она открыто и доверчиво смотрела на него детски-порочными глазами.
– Почему же – скучаю, – сдержанно ответил Тихон и поднял свой стаканчик.
Они выпили. Потом, чуть позже, Тихон заметил, что Лена отпила лишь половину, и в душе порадовался за нее.
– А почему вы остались в городе? – настойчиво продолжала допытываться Лена, закуривая и морщась от дыма.
«В самом деле – почему? – задумался Тихон. – Привык к городу за пять лет учебы в институте? Так к деревне-то мне привыкать не надо, я там родился, вырос, однако же, деревню свою бросил, живу в общежитии. Кто его знает – почему…»
– Наверное, психологический фактор свою роль сыграл, – по-ученому ответил Тихон.
– Как это?
– Да так… Я все детство и потом, когда уже в школе учился, особенно – в старших классах, о городе только и слышал. Все говорили, что там не надо вкалывать, как в деревне, по двенадцать часов в сутки. О тех, кто уехал в город и там устроился, отзывались, как о счастливчиках… Так вот и готовили во мне будущего горожанина…
Лена, казалось, внимательно слушала, задумчиво и серьезно глядя на Тихона. Но в одну из пауз она неожиданно сказала:
– Вы знаете, Тихон… Конечно, извините меня…
И он, вначале непонимающе уставившись на нее, вдруг густо покраснел и поспешно отвел глаза.
– Вы немного проводите меня? А то там так темно и страшно, – капризно пожаловалась она, поднимаясь со своего сиденья.
А ночь и в самом деле таинственно и настороженно поджидала их, и стоило сделать несколько шагов от костра, как она ожила непонятными звуками, дохнула в лицо ощущением чьего-то незримого присутствия. И вначале вполне естественным показалось Тихону, что Лена судорожно схватила его за руку, прижалась, путая и сбивая шаг. Он почувствовал ее дыхание где-то у самого уха и не сразу различил ее слова:
– Только не уходите далеко, пожалуйста, – попросила она. – Я умру от страха, если вы уйдете…
От темной ночи и прикосновения Лены, от ее шепота и запаха волос, значение слов становилось как бы шире, вбирая в себя и еще что-то, лишь подразумевающееся в интонациях голоса, в деталях этой неожиданной ситуации…
– Я не уйду, – хрипловато пообещал Тихон. – Я здесь постою.
– Спасибо… Ой, до чего же темно, – она растворилась в ночи, но продолжала говорить: видимо, ей было легче переносить страх при звуках собственного голоса.
А Тихон, слушая ее удаляющийся голос, вдруг со всей определенностью понял, что каким-то образом уже связан с этой молоденькой девочкой, что невидимые нити протянулись от нее к нему, и уже невозможно не реагировать на эту призрачную связь. И опять он подумал, что Валерке самое время вернуться, но подумал как-то вяло и отстраненно, лишь слегка удивившись тому, что Лена вдруг перестала вспоминать о нем, своем «Валерике». Чем это объяснить – он не знал, но сладкая тревога, томительное ожидание чего-то тайного, что обещала ему слепая, беззвездная ночь, прочно поселились в нем…
– Вы не ушли? – Лена была где-то совсем рядом, на выходе из ночи, и Тихон, напрягая зрение, потянулся к ее голосу.
– Здесь я…
– Фу, слава богу, – облегченно вздохнула Лена, вырываясь из ночи и цепко хватаясь за руку Тихона. – Теперь ведите меня, – она засмеялась, видимо, от удовольствия благополучно пережитого страха.
Когда они вернулись к костру и Тихон не без сожаления почувствовал, как отпустила его пальцы маленькая, теплая рука, он счел необходимым напомнить своей спутнице по июньской ночи о тех реальных вещах, которые, казалось бы, он и она никак не должны были забывать.
– В самом деле, пора бы ему уже вернуться, – ворчливо сказал он.
– Я же говорила, я говорила вам, что он разозлился, – горячо откликнулась Лена. – Мы опоздали на полчаса, и он завелся… Вы ведь не знаете, как он ревнует меня к каждому столбу, – с плохо скрываемой гордостью добавила она. – А тут вдруг я с интересным мужчиной задержалась на целых полчаса…
Она и еще что-то говорила, доверчиво и беззащитно взглядывая на Тихона, ища у него поддержки и сочувствия. А Тихон из всего потока ее слов отметил только два обстоятельства: то, что она назвала его «интересным» мужчиной и что Валеркин план, кажется, благополучно осуществляется…
Они выпили еще по одной стопке, наконец-то съели приготовленные рожки по-флотски, побаловались чайком, а там Лена протяжно зевнула, и стало понятно, что пора на покой.
– Что, спать будем? – буднично спросила она, небрежно сваливая в одну кучу немытую посуду и остатки продуктов. Перехватив удивленный взгляд Тихона, улыбнулась и вопросительно сказала: – Посуду я завтра помою, ладно?
Тихон поднялся и пошел от костра.
Прежняя темная ночь обступила его со всех сторон, и лишь Венера слабо брезжила из глубин космоса, пристально и бесстрастно наблюдая земную жизнь. И что ей было до какого-то там Тихона и его переживаний, связанных с семнадцатилетней беременной девчонкой, волею случая оказавшейся соучастницей его загородного одиночества.
Вернулся Тихон примерно через час, когда костер окончательно погас и лишь угли смутно просвечивали из золы. Полог в палатку был прикрыт, и там, за этим пологом, стояла такая тишина, словно бы в палатке никого не было. Осторожно обойдя оставшуюся кучу дров, Тихон нашел свой рюкзак и удивленно застыл над его неожиданной пустотой. Он пошарил вокруг, но спальника не было, и в это время из палатки его окликнула Лена:
– Тихон, это вы?
– Да…
– Боже мой, что же это вы такое делаете? – горячо и обиженно прошептала Лена, и Тихон представил, как сузились ее горячие карие глаза, пересеченные вертикальными, как у кошки, зрачками.
– А что я делаю? – напугался Тихон…
– Где вы пропали? – голос у нее стал капризно-плаксивым. – Разве можно так: ушли, бог знает куда, и оставили меня одну. А я что только не передумала за это время… Тут кто-то все время скребется возле палатки и нюхает – я думала, что с ума сойду… Больше не делайте так, хорошо?
– Хорошо, – Тихон и в самом деле почувствовал себя виноватым.
– И приходите скорее… Я ваш спальник сама из рюкзака достала… Это ничего?
– Н-ничего, – Тихон растерянно выпустил рюкзак, и он с шорохом упал на землю.
– Вы слышите? – встревожилась Лена. – Что это?
– Рюкзак упал, – севшим голосом откликнулся Тихон.
– Идите же скорее! – нетерпеливо приказала Лена. – А то я ни за что не усну. – Она тихо засмеялась: – Или вы меня боитесь? Не бойтесь – я не страшная, да и постелила вам в самом уголочке…
– Я не боюсь – чего мне бояться? – пробурчал Тихон, на самом деле едва справляясь с дыханием, едва проталкивая слова сквозь пересохшие губы. – Мне что-то пить хочется… Вы чайник куда поставили?
– Чайник? – удивилась Лена. – Да зачем вам чайник, выпейте лучше пива…
И он с радостью ухватился за эту мысль. Отыскав бутылку, Тихон запрокинул голову и опорожнил ее на одном дыхании. Потом, смиряя удары сердца, прислушался: Тихону было сладко и тревожно медлить именно в эти минуты, когда он уже почти наверняка знал, что произойдет дальше…
– Ну, где же вы там?
– Иду, – сухими губами проскрипел Тихон, и как бы со стороны увидел себя и в самом деле идущим к пологу палатки, тяжело темнеющей от выпавшей росы.
– Только хорошо закройте палатку, чтобы мы утром не замерзли, – попросила Лена, и Тихон про себя отметил, как интимно и многозначительно звучит это «мы».
По голосу он определил, что она лежит в левом углу и, пересиливая что-то в себе, ломая это что-то, полез в правый угол, уже стыдясь и спазм, перехвативших горло, и лихорадочного стука сердца.
– Где вы? – он почувствовал, как ее рука шарит в темноте. – Я боюсь одна… Мне хол-лодно…
И столько наивной беспомощности прозвучало в ее голосе, так он был прост и греховен, такие малиновые подголоски послышались в нем, что Тихон, до боли сжимая зубы и крепко жмуря глаза, с коротким, беспамятным стоном посунулся в ее сторону, обнимая и притискивая к себе мягкие, податливые плечи.
– Ой-ой-ой! – смеясь, говорила она. – Какой же вы, Тихон, медведь… У меня все прямо болит, особенно вот здесь и здесь…
Она взяла его покорную руку и бесстыдно показала эти места.
– Какой-то вы тяжелый, как мешок.
Тихон, разметавшись на спине, счастливый так, как может быть счастлив мужчина после первой близости с понравившейся женщиной, блаженно улыбался, готовый на все ради этого полузнакомого и греховно-родного для него теперь существа.
– Тихон, вы почему молчите? – насторожилась Лена.
– Да просто так, – мечтательно улыбаясь, ответил он.
Видимо, она почувствовала состояние Тихона, слегка придвинулась и опустила голову на его грудь.
– Тихон, вам было хорошо со мной, да?
И он, чумея от ее детской непосредственности, показавшейся ему вполне естественной, крепко и благодарно обнял Лену, жадно вдыхая горьковатый запах дыма от ее растрепанных волос.
– Д-да! – сквозь стиснутые зубы горячо прошептал он…
– Ой, Тихон, уже светает, – устало сказала она под утро, мягко, но настойчиво освобождаясь от его объятий. – Ночь пролетела, а мы так и не поспали…
– К чёр-р-рту сон! – приподнимаясь на локте и силясь разглядеть ее лицо, решительно объявил Тихон. – Разве можно спать в такую ночь?!
– А Валерик? – вдруг спросила она. – Вы забыли? Он же сразу поймет, что мы с вами не спали всю ночь…
– Валерик? – машинально переспросил Тихон и громко захохотал. – К черту твоего Валерика! Пусть приезжает и смотрит сколько угодно… Вал-ле-е-ерик, – передразнил он.
– Что вы этим хотите сказать? – сразу насторожилась Лена, и Тихон почувствовал, как напряглась и отдалилась она от него. И еще его неприятно удивляло, что она упорно говорит ему «вы».
– Лена, Леночка! – Тихон порывисто сел на своем спальнике. – Хотите все начистоту?
– Конечно! – живо откликнулась она.
– Ведь мы с вами здесь не случайно…
– Как это? – удивилась Лена.
– Да так… Только, чур, в обморок не падать.
О проекте
О подписке