Вскоре вернулся в Москву и начал преподавать в разведшколе Управления. Выдержал один семестр и запросился на оперативную работу. В качестве паллиатива ему предложили должность заместителя начальника Управления и кураторство над службой безопасности. В общении с окружающими, вероятно, вследствие травмы и неутоленной жажды дела, Савостьянов был груб, неуживчив и, раздражаясь, изъяснялся матом, переплетая его арабскими проклятиями. Внешне он походил на черного угрюмого бульдога, украшенного щеточкой насеровских усов с проседью на самых кончиках.

Седлецкий знал генерала более двадцати лет. В институте они встретились в комитете комсомола, где студент Седлецкий представлял курсовое бюро, а аспирант Савостьянов – партийную организацию. Они довольно близко сошлись – по-землячески. Оба были из Ростовской области. Потом оказались вместе в разведшколе Управления. Здесь Седлецкого натаскивали на работу в Иране и Афганистане, а Савостьянов готовился к «нелегалке» в Египте.

Близко они не виделись почти год. Сдал генерал – под глазами мешки, лоб в испарине, складки вокруг рта закаменели. Теперь он еще больше походил на бульдога. На больного и старого бульдога. Выбравшись из-за стола, Савостьянов побрел, сильно хромая, к окну, из которого открывался вид на сад ЦДСА и новые дома Олимпийского проспекта. Закурил и спросил:

– Тебе арабисты не нужны?

– Хорошего человека пристроим. По блату. А если серьезно…

– Я серьезно и спрашиваю! – перебил генерал и повернулся к Седлецкому. – Пора, чувствую, в отставку уходить.

– Так все плохо? – насторожился Седлецкий.

– Хуже некуда, Алексей… Всякая шелупонь, всякая бумажная потаскушка, твою мать, звонит мне по городскому телефону! А? Как в баню звонит насчет свободных нумеров! Президент, видите ли, поручил составить справочку. Причем быстренько. А? Быстренько! Естественно, я этого придурка отшил. И приказал адъютанту больше не соединять. Что ж ты думаешь?

– Позвонил другой придурок, – предположил Седлецкий. – Званием повыше.

– Верно, – согласился генерал. – С тем же поручением… Они там что, с ума посходили? Вообще, откуда они знают о существовании Управления? Нет, надо уходить к едрене фене, аллаюна алияка…

– Ну и правильно, – после небольшой паузы сказал Седлецкий. – Без работы не останешься. С нового учебного года возьмешь группу первокурсников. Не забыл, полагаю, разницу между дивани и магриби? А между таликом и насталиком?

Генерал прохромал к столу, взял старый конверт и стремительно начертал четыре раза одно и то же предложение справа налево, в столбик. Перебросил конверт Седлецкому, который развалился в единственном гостевом кресле. Тот полюбовался классическими разновидностями арабского письма и заметил:

– Прекрасно, Юра, прекрасно… А я так не умею. Кстати, не разберу последнее слово.

– В Алжире и Тунисе так называют евнухов. А восточнее, в Ираке или в Сирии, это слово обозначает ругательство.

– Какое? – с научным интересом поднял глаза Седлецкий.

– Очень простое – мудак.

– Ты бы порвал листочек, – посоветовал Седлецкий. – Не дай Бог, сыщется еще какой арабист. И узнает, кого ты евнухом окрестил. Не вводи ближних в грех стукачества.

Генерал бросил конверт в пепельницу и поджег.

– Значит, вместе преподавать будем, Юрий Петрович? – спросил Седлецкий. – А командуют пусть эти… Как их в Ираке зовут?

Савостьянов разбил спичкой слой пепла и вздохнул.

– Ладно, замнем, Алексей. Это я поплакался тебе в жилетку. А вообще-то вызвал по делу. Вот, познакомься.

– Аналитическая записка, – вслух прочитал Седлецкий заголовок ксерокопии. – Первое: подготовить общественное мнение к возможности коммунистического реванша…

«1. Подготовить общественное мнение к возможности коммунистического реванша во главе с ВС.

2. Огласить материалы о заговоре ВС на межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией.

3. Блокировать сдвиг Совмина в сторону ВС.

4. Начать кампанию в прессе и на ТВ по дискредитации ВС, Совмина и президента, возложив на них ответственность за инфляционные процессы.

5. Создать информационный вакуум вокруг президента.

6. Привлечь «демвоенных».

7. Мобилизовать криминальные структуры и подконтрольные силовые подразделения.

8. Расколоть «патриотов».

9. Спровоцировать жесткую реакцию ВС и перейти к карательным действиям.

10. Обнародовать декрет о передаче власти KHC».

Седлецкий пробежал взглядом листок и пожал плечами:

– ВС, как понимаю, – Верховный Совет. Остальное – бред какой-то, Юрий Петрович.

– Бред? – прищурился Савостьянов. – Нет, голубь… За этим бредом – деньги, амбиции, оружие, ненависть. Поэтому, так сказать, в порядке бреда создано оперативное подразделение под моим чутким руководством. Ты возглавишь группу. Часть людей ждут в Ставрополе, часть останется здесь, в Москве, на случай обострения ситуации.

– Дай-ка еще раз посмотреть, – попросил Седлецкий и долго вчитывался в короткие строчки аналитической записки. – Остаюсь при своем мнении – это бред. Однако при благоприятных обстоятельствах, при четкой организации дела…

– Вот именно, – вздохнул генерал. – Когда ты узнаешь, кто за этим стоит, то поймешь, что четкости им не занимать стать.

– Людей из моей группы я знаю?

– Вполне возможно. Они вот-вот должны подойти.

Звякнул телефон. Генерал послушал и приказал в трубку:

– Пусть поднимаются.

Когда открылась дверь, Седлецкий улыбнулся:

– Можно было бы сразу догадаться…

В поношенной, чуть мятой полевой форме, успевший обгореть на раннем южном солнце, Мирзоев выглядел ветераном глухого гарнизона, неожиданно командированным в Москву. Зато Акопов смотрелся так, словно только что выбрался из темно-вишневого вольво, который досаждал Седлецкому на повороте с Тверской: шикарный костюм, толстая золотая цепь на шее, модные туфли.

С Седлецким оба поздоровались сдержанно, косясь на заместителя начальника Управления.

– Садитесь, – сказал генерал. – Спихни папки, Акопов, и бери стул.

Савостьянов подмигнул Седлецкому.

– Ну, Алексей Дмитриевич, одолевают вопросы?

– Одолевают, – согласился Седлецкий. – Например, хотелось бы понять, каким образом майор Акопов…

– Майор Акопов недавно соизволил вернуться на службу, –доложил генерал. – Побегал и вернулся. От конторы не сбежишь. Так, Акопов? После служебного расследования бег на длинную дистанцию майору простили. И даже зачли, по-моему, в качестве командировки внедрения. Не знаю, правда, в какое болото он внедрялся.

– Зачесть-то зачли, – пробормотал Акопов, – а командировочные не выписали, товарищ генерал-майор. Зато все, что я в этом болоте заработал, приказали внести в кассу конторы. А потом мы еще говорим о стимулах…

– Не наглей, братец, – построжал генерал. – Скажи спасибо, что тебя не повесили. Ну-с, а майора Мирзоева мы отозвали в резерв управления кадров Минобороны. Пусть поболтается в резерве. Пока не потеряется. Ничего, солдат спит, а служба идет. С жильем вопрос решил, Мирзоев? Ну, молодец. А теперь к делу.

Савостьянов вынул из сейфа пачку фотографий.

– В стране, как вы знаете, циркулируют слухи о госперевороте. Какова, хотелось бы знать, реакция на эти слухи в вашем окружении? Начнем с профессора.

– Слухи бродят, – согласился Седлецкий. – Активно обсуждаются. Даже в очереди в буфете. Однако, насколько можно судить, никто в переворот не верит.

– Не верит… – повторил генерал. – Так, Акопов, твои наблюдения? Что говорят о перевороте в криминальной среде?

– Обсуждают активно, товарищ генерал-майор. С одной стороны, боятся. С другой – не очень верят. Хотя и ждали переворота на прошлые ноябрьские праздники, потом почему-то тринадцатого декабря. К счастью, пока не дождались.

– К счастью, не дождались, Акопов, или к сожалению?

– Как посмотреть, товарищ генерал.

– Понятно, дипломат… Что говорят на дальних рубежах, Мирзоев?

– Ничего не говорят, товарищ генерал-майор, – ответил Мирзоев. – Надоело. Первые слухи еще воспринимались с беспокойством.  А потом надоело. Даже обсуждать.

– Вот! – поднял палец генерал. – Надоело. В этом и заключается, убежден, главная цель тех, кто распускает слухи и версии. Чтобы надоело, понимаете? Чтобы все перебоялись, расслабились и потеряли бдительность. Однако получилось выявить общую картину, неутешительную для режима. Слухи запускаются примерно из одних источников, регулярно и целенаправленно. Объектами атаки становятся в первую очередь, армейские и правоохранительные структуры. Деза подается с весьма правдоподобными деталями, с фамилиями и датами. Половина штата министерства безопасности занимается проверкой слухов и отработкой версий. Бросив, между прочим, действительно важные дела. Кому-то очень хочется, чтобы в потоке дезы и спекуляций потонула достоверная информация – ведь наши будущие Пиночеты не застрахованы от ее утечки.

Генерал помолчал, глядя в окно, и тихо, тяжело сказал:

– Однако эту достоверную информацию выловили и систематизировали. А делиться ею там, – он ткнул в потолок, – мы ни с кем не собираемся. Надеюсь, друзья, вы понимаете почему… Можно было бы и не говорить того, что скажу. Приказ отдал – и вперед! Но я вас давно знаю, верю вам и хочу, чтобы до конца поняли всю серьезность положения в стране. Вы знаете, что к нынешнему режиму многие в нашей конторе относятся, скажем так, без особого восторга. Однако с этим режимом работать можно. И нужно. Убеждая его прежде всего в необходимости эволюционного пути выхода из тупика. Подталкивая, если хотите, режим к эволюции. А Пиночеты бредят революцией, хотя любой здравомыслящий человек понимает: никакой революции, ни железной, ни бархатной, Россия уже не выдержит. Общество и так расколото. Революция расколет территории. И тогда красный Воронеж пойдет походом на белый Тамбов. Или наоборот. Главное, что пойдет. А теперь прошу к столу.

Он разложил на столе фотографии.

– Качество неважное. Но узнать кое-кого можно. Верно?

– Можно, – кивнул Седлецкий. – Это же Ткачев! А с ним кто?

– Рваный, – отозвался Акопов. – Гиви Рваный.

– Точно, – кивнул заместитель начальника Управления. – Командующий Отдельной армией и вор в законе в дружеском застолье. Под икорку с балычком гуторят… Гиви Рваный контролирует кавказскую оружейную мафию. Ладно, смотрим дальше.

– И этот знаком, – показал Седлецкий. – Фамилию не помню.

– Заместитель командующего Московским округом ПВО генерал-майор Антюфеев. Запоминай, Акопов! Это твой пасомый. Будешь отслеживать его контакты вне Москвы.

– А здесь – Калиниченко, – подал голос Мирзоев. – Начальник штаба Девятнадцатой армии. Пьяница. С ним в обнимку Погосян – он командует боевиками в Карабахе.

Минут через десять, насмотревшись фотографий, Седлецкий задумчиво сказал Савостьянову:

– Не понимаю, Юрий Петрович, чем вызван переполох… Это же пешки! Они сроду не принимали самостоятельных решений. И никогда этому уже не научатся.

– Ошибаешься, Алексей Дмитриевич. Это не пешки, а командиры средней линии. Центурионы, если вспомнить историю Древнего Рима. Люди с лампасами. Полосатые штаны…На них замыкается приказ, и с них начинается его исполнение. Смелый, инициативный командир… Инициативный в рамках приказа, разумеется! Он обеспечивает три четверти успеха боя. А ты говоришь – пешки…

– Выходит, товарищ генерал-майор, над нашими центурионами есть и консулы с проконсулами, люди, у которых шире полосы на штанах? – спросил Акопов. – Ведь приказы, которые отдаются в центурии, должен кто-то подписать!

– Верно мыслишь, Акопов. Знаешь историю, молодец… Есть и консулы. Но ими займемся потом. Когда не останется тех, кто может выполнять приказы. Понимаю, нестандартное решение. В таких случаях начинают откусывать руководящие головки… Однако до головок нам добраться не дадут. Теперь обратите внимание на карту. Вот увеличенная раскадровка. Какие объекты помечены?

– Генштаб, – сказал Седлецкий. – Кремль. Резиденция ГРУ. Пункт связи Московского округа ПВО. А здесь что?

– Место дислокации дивизии спецназа, – сказал Савостьянов. – Квадратиками отмечены базовые пункты заговорщиков, а кружочками – их первоочередные цели. Вот здесь расшифровка списка тех, кого интернируют сразу после путча. И даже место сбора определено – стадион в районе Красной Пресни. Ну, что закручинились? От перспективы пробежки по стадиону? Так это больше мне грозит… Может, не стоило так откровенничать с вами, мужики? Другим группам я ставил задачу, не раскрывая общей картины.

– Вы правильно сделали, Юрии Петрович, – отозвался Седлецкий. – Ценю ваше доверие. Но сейчас я думаю не о стадионе, а о масштабах заварухи. Такая крупная акция не могла пройти мимо нашей конторы. Почему подготовка переворота не контролировалась с самого начала?

– С чего ты взял, что не контролировалась?

– Ну, если дело зашло так далеко, – поддержал Седлецкого Мирзоев, – то о каком контроле речь?

– Нарыв должен созреть, – вздохнул генерал. – Кстати, путчисты знают, что Управление в курсе их возни. Они завербовали одного из заместителей начальника Управления, посулив ему большие деньги сейчас и высокую должность потом. Он должен гнать в нашу контору дезу. Поэтому Пиночеты спокойно относятся к пристальному вниманию Управления.

– А вам и гонят дезу, – сказал Акопов. – Очень уж все красиво оформлено. Такие карты можно вывешивать на занятиях по тактике.

– Именно карты и убеждают в достоверности информации, майор. В наших академиях так и учат оформлять тактические документы – четко, красиво, под линеечку. А что касается заместителя начальника Управления, он завербован с санкции коллегии.

Савостьянов спрятал фотографии и карты в сейф.

– В качестве основной ударной силы заговорщики предполагают использовать Отдельную армию генерала Ткачева. Минобороны с договорилось с руководителями подмосковных областей передислоцировать армию в Центральную Россию до первой декады июля. А переворот назначен на четвертое августа. И это верно как тактически, так и психологически. Во-первых, в начале месяца запланирована серия поездок президента за рубеж. А мы уже знаем, что в России может твориться, пока нет хозяина и некому принимать решения. Во-вторых, учитывается наш бардак. Никто в правительстве и в минобороны не верит, что армию передислоцируют в срок! Поэтому ее части могут шляться все лето по ближнему Подмосковью. Да хоть по Кремлю! Заблудились, мол, дяденьки… Итак, ставлю задачу!

3

 Акопов чистил ухоронку, складывая в бумажный мешок разную мелочь, накопившуюся за год: старый бритвенный станок, ополовиненную банку пасты для мытья посуды, подтяжки со сломанным зажимом, початый цибик чая, истрепанную карту Москвы, пустые бутылки, пакеты и прочее добро. Двухкомнатную мрачноватую квартиру на Пресненском валу организовал Степан, когда Акопову понадобилось залечь на дно после операции в Сурханабаде: узбеки потребовали его выдачи. В квартире он ночевал не часто, так как работы – привычной, разъездной – в банде Степана хватало. Но и в редкие визиты сюда, на Пресню, Акопов смог оставить в ухоронке много следов пребывания – бумажный мешок оказался почти полон.

Дожидаясь темноты, Акопов методично, метр за метром, вытер тряпкой, смоченной в уксусе, все двери и дверные ручки, оконные стекла, раковины на кухне и в ванной. Снял ситечко душа, забил шланг в сливное отверстие и открыл горячую воду.

Еще час драил полы, тоже с уксусом, уничтожающим жировые пятна. Залезал шваброй в самые укромные уголки, отодвинув кушетку и платяной шкаф. Не зря старался – обнаружил давно утерянную авторучку. А на ней пальчики, пальчики… Авторучка отправилась в бумажный мешок.

В сумерки он бросил ключи от квартиры в почтовый ящик, выбрался из дома и пошел к станции метро «Улица 1905 года». По дороге вывалил в мусорный бак добро из мешка, а тару изорвал. И остался с небольшой спортивной сумкой. В ней лежали смена белья, две рубашки, неброский галстук, потрепанная книжка «Звезды говорят» – про астральное влияние и прочее, домашние тапочки, фотоаппарат «Зенит», видавший виды, электробритва «Харьков» в чехольчике со сломанной «молнией», деньги в двух пачках, схваченных резинками, кожаная папка на кнопках.

Во внутреннем кармашке сумки лежали паспорт и водительские права на имя Багаутдинова Сергея Хисматовича, уроженца Москвы, да еще упаковка анальгина. Две таблетки в отдельной надорванной упаковке сделали в химической лаборатории Управления. Это было последнее достижение пытливых умов, не обремененных плановыми сроками и не стесненных в средствах. Таблетку надо было подержать несколько секунд над огнем спички, а потом она сама приклеивалась к бронеплите или двери сейфа. Появлялось тихое белое пламя. Через три минуты оно гасло, а в металле образовывался пласт окалины, который можно было продавить кулаком. Таблетки Акопов выпросил на всякий случай у химиков, пообещав написать подробный отчет о результатах их применения в полевых условиях.

Через полчаса он сидел в клинской электричке, последней в этот вечер. Погромыхивая на стыках, поезд оторвался от платформы Ленинградского вокзала. Акопов оглядел редких пассажиров, привалился к окну и постарался не задремать по-настоящему, чтобы не пропустить станцию Поваровка.

На глаза службе безопасности Акопов попал случайно.

Он летел в Хабаровск по заданию Степана. Стоял конец ноября. Москву перемело вьюгами, и тут же ударила оттепель. По пути в Домодедово чуть не попали в серьезную аварию на Каширке. Впереди занесло старый «Москвич». В него врезалась мощная тяжелая иномарка. Сзади напирал поток, впереди вскипало месиво из грязного снега и сцепившихся автомобилей. Водитель Акопова, молодец, среагировал: заложил немыслимый вираж, протиснулся в крайний правый ряд, выскочил на обочину и промчался по грунту. Побоище осталось за спиной.

Акопов вытер холодный пот и оглянулся. Идущая вослед «Волга» попыталась повторить маневр, но провалилась в талой дернине и забуксовала.

– Вертолет надо покупать, Гурген Амаякович, – сказал водитель, возвращаясь на дорогу. – Я когда по Кандагару гонял, так не боялся, как тут, в столице. Там хоть знал, за что могут аминь пропеть. А тут вылетит дурак – и абзац.

Дальше ехали осторожно, хоть времени оставалось в обрез. На площади перед аэровокзалом Акопов сказал:

– Я твой должник, браток. Спас от Склифа. Если не от морга… Чего тебе привезти?

– Смотря куда наладились, Гурген Амаякович, – засмеялся водитель. – Если в Среднюю Азию – привезите дыню.

– Нет, – помрачнел Акопов. – В Среднюю Азию мне летать вредно. Климат тяжелый… Лучше я тебе рыбки привезу.

То ли перепсиховал он, не отошел еще от внезапного видения мучительной смерти в сплющенной коробке машины, а только не заметил знакомую морду – буквально в двух шагах. Впрочем, с некоторых пор Акопов перестал остерегаться в людных местах. Обнаглел, что называется. Вряд ли коллеги из Управления признали бы его в бородатом пижонистом спекулянте – кожанка, штаны на заклепках, шнурованные ботинки до колен, цепь на шее, дымчатые очки и перстень-печатка с орех величиной. Даже милиция не тормозила.

Однако бывший коллега узнал его сразу – именно потому, что таким, бородатым и пижонистым, запомнил Акопова по давнишней операции в Ливане, куда они ездили в качестве инструкторов подразделения христианской самообороны. Коллега отвернулся, изучая пестрые ценники в киоске, возле которого курил в ожидании своего рейса. А потом неспешно задавил окурок, пошел за Акоповым и убедился, что тот улетел с хабаровским бортом.