Глава 2. В которой герой пытается перевести дух, но лишь сбивает дыхание

Убранство каюты на мой непритязательный взгляд было излишне помпезным. Ещё ночью после того, как отец вручил мне свой неожиданный и щедрый подарок, я внимательно изучил всё что касалось предстоящей поездки и потому знал, что обстановка внутрикорабельных помещений будет далека от привычной. Однако, моя готовность оказалась мнимой. Одно дело представлять себе что-то базируясь на чужих головизионных записях и совсем другое воочию созерцать окружающее тебя причудливое смешение стилей и гармонию красок, ощущать шелковистость натуральных тканей и вдыхать аромат подлинных благовоний, столь контрастирующий с резким и приторным запахом казённого освежителя, до дурноты въевшегося в мои воспоминания об отхожих местах альма-матер. Очевидно, делая мне этот подарок, отец примерял его под себя. Только он с его чувством вкуса смог бы оценить по достоинству труд декораторов и стилистов, создавших интерьеры корабля и воздать должное их мастерству. Мне же это было, увы, недоступно. В моём небогатом лексиконе для описания роскошного убранства, в которое я был погружён и растворён без остатка, имелась только пара-тройка весьма убогих эпитетов, наиболее подходящим из которых можно было с большой натяжкой счесть – «шикарно».

На видном месте в каюте лежала интерактивная, красочно иллюстрированная брошюра. В бессодержательной рекламной манере в ней рассказывалось о конечной цели нашего путешествия. Пролистав её, не нашёл ничего нового для себя. Стало даже как-то обидно, оттого что приобщение к удивительному явлению вселенского масштаба оценивается с позиции зрелищности, а его посещение, цитирую: «потрясающий способ насладиться незабываемым отдыхом в атмосфере исключительного комфорта и захватывающих развлечений, восхититься буйством неистовых сил дикой природы и оказаться на передовом рубеже науки, стать соучастником раскрытия тайн Вселенной, не лишая себя при этом удобств пятизвёздочного отеля. Отдых на Яньян – не только подчеркнёт вашу незаурядность, но и позволит внести личный вклад в развитие мировой науки!» Далее следовала сноска, перейдя по которой каждый желающий мог ознакомиться с условиями договора о частном спонсорстве, возможностях прибыльного инвестирования средств и получении именного сертификата, подтверждающего участие в программе финансирования научных разработок. Вот так Яньян – редчайшая из жемчужин изученной части Галактики, с лёгкой руки автора рекламной брошюры была низложена до уровня ошеломляющего природного шоу, а планета, чья экосистема представляла собой исключительный феномен требующий пристального внимания и трепетного с ним обращения, рассматривалась как источник дохода.

Даже по меркам бескрайней Вселенной Яньян была уникальна. После Земли – колыбели Человечества, единственной формы разумной жизни, она занимала второе место среди чудес света и в том, что она также принадлежала Земной Федерации – была историческая справедливость. С момента открытия, Яньян как магнит притягивала к себе различных специалистов и оставалась местом паломничества: генетиков и биологов, иммунологов и вирусологов… Она не подвергалась массовому терраформированию. Все строения: жилые комплексы и туристические отели, исследовательские станции и научные лаборатории, покоились на сейсмостойких платформах под непроницаемыми куполами, оставляя не тронутой поверхность планеты. Продолжительность туристического сезона на Яньян подчинялась сложным правилам небесной механики. Эти же правила и изменчивое расположение планеты по отношению к каждому из четырёх светил её звёздной системы, создали на Яньян поражающих размеров эволюционный котёл с переменной силой тяжести. В межсезонье планета выглядела непримечательной, ничем не отличимой от множества других. Окружающая её атмосфера не могла спасти от леденящего холода или испепеляющей жары ни животных, ни растения. Вся видимая жизнь на ней замирала, впадала в спячку, прячась в пещеры, закапываясь в берлоги и норы, подчас уходящие вглубь поверхности на несколько сотен метров. С наступлением благодатной поры планета за считаные часы преображалась. Наружу пробивались молодые побеги растений, чьи древние корни тянули соки с невероятных глубин. Сквозь толщу поверхности проклёвывались семена. Разбуженная безумством флоры просыпалась фауна и вскоре вся планета кишела разнообразными формами жизни. Всё что только могло, почковалось, плодилось и плодоносило, питалось или становилось пищей, погибало и паразитировало охваченное лихорадочными процессами роста и размножения, и, конечно же, набиралось сил, запасая впрок жизненные соки, чтобы пережить время невзгод. Но самым парадоксальным и удивительным было вовсе не это. Вся жизнь на Яньян эволюционировала невиданными нигде до этого темпами. От года к году появлялись и исчезали новые виды животных и растений. Крылатые твари становились бескрылыми, бескрылые отращивали жабры и делались двоякодышащими, хищники обогащали свой рацион переключаясь на иные виды пищи и меняли способы охоты, травоядные становились всеядными, паразиты превращались в полезных симбионтов, а самостоятельные животные деградировали в паразитов. Одни виды мельчали, другие превращались в исполинов, микроскопические насекомообразные сосуществовали с наземными медузообразными существами, размерами ничуть не меньше земных динозавров мезозойской эры.

Насколько мне известно, на Яньян действовали на постоянной основе три исследовательских института. Все они представляли интересы крупнейших научных сообществ Федерации, расположенных в Гарварде, Оксфорде и Пекине. Финансируемые частными и зарубежными государственными корпорациями лаборатории находились под неусыпным контролем Бюро Федеральной Безопасности. Все совершаемые ими открытия являлись общим достоянием. О том сколько существовало на планете закрытых ведомственных лабораторий, я не могу даже и предположить.

Туристические маршруты к Яньян обслуживались единственной компанией, целиком монополизировавшей это исключительно прибыльное направление. Учитывая популярность курортов планеты не только среди жителей Федерации, но и других миров, для обеспечения максимального уровня комфорта и поддержания привилегированного статуса планеты были закуплены современные имперские судна класса «Балейна». Неприятное происшествие, чуть напрочь не сломавшее первоначально намеченные планы, лишило меня возможности внешнего осмотра корабля. К моему глубокому сожалению, из открытых источников о судах данного класса я смог почерпнуть только скудные сведения самого общего характера. И хотя судам Империи, впрочем, как и Содружества, Альянса и других вероятных противников, был отведён отдельный двухгодичный курс с обязательной сдачей экзамена, класс «Балейна» в учебной программе удостоился лишь краткого упоминания, а виной тому его исключительная принадлежность к гражданскому флоту. Лайнер, на борту которого мне предстояло провести ближайшие три дня, согласно правилу именования частных судов носил исконно федеральное название «Лейкленд». Прокладывая оптимальный маршрут с учётом его слабых гипердвигателей, можно было проделать всего три прыжка и сэкономить уйму времени, но из почерпнутой ранее информации я знал, что от Танну до Яньян, нами будет совершено восемь гиперпрыжков сплошь через, как гласила реклама – «живописнейшие места Галактики». Даже зная, что на самом деле это не так, я решил не упустить заявленное зрелище и пометил для себя часы посещения специально оборудованной обзорной палубы.

Согласно корабельному расписанию приём пищи осуществлялся три раза в день и это, если не принимать во внимание бесплатные напитки в баре и возможность перекусить в буфетной. На «Лейкленд» знали толк в том, как угодить пассажирам первого класса. Всё верно, отец не поскупился, хотя я был бы не менее счастлив провести путешествие и в бизнес-классе. Экономического класса на линиях, обслуживающих курорты Яньян, попросту не существовало, что лишний раз подчёркивало элитарность туристического направления.

Расположение судовых помещений также явственно давало понять, что деньги здесь, впрочем, как и везде, являются главным жизненным мерилом. Из схематического изображения корабля, которое я вращал перед глазами, следовало, что палуба первого класса основательно отгорожена от других непривилегированных пассажиров, служебными и машинными помещениями, кубриками членов команды и каютами комсостава. Два имевшихся шлюзовых отсека тоже были разделены на отдельный, для путешественников первого класса и смешанный, для персонала и туристов попроще. Аварийный шлюз на схеме помечен не был, равно как и многие другие служебные помещения. Однако в носовой надстройке судна без труда угадывалось расположение капитанской рубки, верхнего мостика и штурманского отделения, а под нижней палубой бизнес-класса наверняка располагались трюмы. В центральной надстройке рядом с обзорной палубой на схеме горел значок в виде красного креста, традиционно обозначая расположение медицинского блока. Особо для пассажиров на схеме были помечены: парикмахерская, косметический салон, сейфовое помещение и целая россыпь магазинов. Не без удивления я отметил наличие купального бассейна, спортивной площадки и театрального салона. Если назначение первых двух помещений было предельно ясно, то вот третье поставило меня в тупик. В целом скудные сведения корабельного информатора, рассчитанные лишь на сугубо специфические нужды туристов, оставили после себя массу вопросов, и я решил при оказии напроситься на частную экскурсию, втесавшись для этого в доверие к кому-нибудь из членов команды, воззвав к его лучшим чувствам и сыграв на общей причастности к негласному лётному братству. И в случае успеха задуманного, не преминуть возможностью лично осмотреть скрытые от взоров праздной публики, но интересующие меня служебные и машинные помещения «Лейклэнда».

Своё пристанище к этому времени я успел обстоятельно изучить. Имевшиеся в нём: спальня, кабинет, совместный гальюн с душевой и прачечной; целиком исчерпывали все мои нужды. От номера «люкс» занимаемая мною каюта отличалась отсутствием гостиной и ещё такой незначительной мелочью, как отдельная ванная комната. Однако царствующая вокруг «ярмарка тщеславия» и здесь внесла свои коррективы, поместив мою каюту в самом конце непрестижной хвостовой части корабля.

От виртуального информатора я выяснил, что питаться мне предстоит за четырнадцатым столиком на шесть персон и моими соседями по столу будут две семейные пары: Би—Кей Смитсон и Джей—Си Смит, а также одна сразу крайне заинтриговавшая меня особа, значащаяся в корабельном списке как баронесса Алита де Хардинес. Внутренне я скрестил пальцы в надежде, чтобы она не оказалась пышнотелой матроной преклонного возраста, решившей развеяться от опостылевшего ей супруга на яньянском курорте.

Отпущенное до трапезы время я провёл с пользой, разложив свой немудрёный скарб из багажа на полки в прикроватной тумбе и развесив обмундирование на плечиках в шкафу, скрывавшемся за головизионной панелью нешуточных размеров. В очередной раз полюбовавшись своей парадной формой, решил, что будет нелишним уточнить у стюарда, сколько времени займут услуги прачечной и при возможности сдать обмундирование в чистку, при необходимости безвылазно переждав требуемое время в каюте. Из выходной одежды у меня имелись в наличии лишь местами потёртая повседневная форма и парадная, ношением которой я откровенно злоупотребил в последние дни. То старьё, в котором я без стеснения ходил в Хайтауне, годилось исключительно для Хайтауна, и я не рискнул бы показаться здесь в таком виде. Имелась у меня мысль пройтись по магазинам в портовом районе на Танну, но где теперь тот Танну? Спасибо, что, вообще, успел на свой рейс и сейчас вместо того, чтобы заниматься нудным переоформлением билетов и нетерпеливо ожидать объявления вылета, следующего на Яньян рейса, я, приняв душ, сижу в своей каюте и рассуждаю о пустяках.

Все мои представления о быте и нравах богатых жителей за пределами Федерации строились на просмотре нескольких популярных сериалов и картин. В соответствии со сложившимися у меня стереотипами, я в полной уверенности полагал, что прийти вовремя или чуть раньше обозначенного срока в их среде не принято и может быть расценено как моветон. По корабельному расписанию на обед отводилось целых два часа! За последние пять лет учёбы в Академии я не мог припомнить, чтобы мой самый продолжительный приём пищи длился дольше пятнадцати минут. Поэтому насильно промаявшись минут двадцать сверх положенного, я покинул свою каюту и с деланной неспешностью направился в ресторан.

По пути я не встретил ни единой живой души не считая коридорного, стоявшего у выхода в холл, из которого наверх вели две широкие лестницы. Прежде чем я, замешкавшись, вспомнил какой из них надлежит воспользоваться, коридорный с лёгким полупоклоном предложил сопроводить меня сделав приглашающий жест в направлении правой. Я вежливо отказался и во избежание дальнейших возможных недоразумений активировал проводника. Стоило приблизиться на расстояние трёх шагов, как двухстворчатые двери ресторана разошлись в разные стороны и передо мной предстало обширное роскошно обставленное помещение, центральная часть которого была занята различных форм и размеров столами. Бросив быстрый взгляд, я с удивлением обнаружил, что вопреки моим ожиданиям места за ними отнюдь не пустовали.

Моё запоздалое появление не осталось незамеченным. Смутившись, я в несколько скованной манере проследовал к своему месту стараясь делать вид, что не замечаю обращённые на меня критически и беспардонно оценивающие взгляды. Обогнув пару увлечённо беседующих компаний, я остановился у единственного свободного углового места за столом под номером четырнадцать, имевшим, на моё счастье, простую прямоугольную форму и сел на заранее предусмотрительно отставленный ресторанной обслугой стул, радуясь возможности занять его без необходимости тревожить соседей. После чего позволил себе обратить внимание на них. Прямо напротив меня расположилась молодая женщина, нет, пожалуй, совсем ещё юная девушка, чей раздражённый взгляд был в упор направлен на меня. Как только я сосредоточил на ней своё внимание она выдала какую-то непонятную фразу на незнакомом мне языке и, хотя смысл произнесённых ею слов оставался совершенно неясен, тембр и интонация её голоса неоднозначно давали понять, что она чем-то недовольна. Оставшиеся четверо соседей не обращавшие на меня до этого момента практически никакого внимания, прервали свою оживлённую беседу и также уставились в мою сторону. Не оставалось ничего иного, кроме как, изобразить на лице вежливую улыбку и донести до сведения окружающих, что, к сожалению, я не владею языком, на котором ко мне обращаются. Убедившись, что мой ответ не произвёл на девушку никакого впечатления я произнёс то же самое на унилингве. Выслушав меня, она слегка закатила глаза и негромко, но демонстративно что-то произнесла всё тем же раздражённым тоном. Стоявшая с правой стороны и чуть поодаль от моей собеседницы невысокая, миниатюрно сложенная девушка, которую я вначале не заметил, а затем не разобравшись, принял за ресторанную обслугу, почтительно, но без подобострастия наклонилась к ней и произнеся шёпотом несколько фраз, вновь выпрямилась и замерла в прежней позе. Пока я смотрел на это новое действующее лицо, моя соседка немного поддёрнула левый рукав платья обнажив широкий золотистого цвета браслет, обхватывающий её запястье и несколько раз провела по нему пальцами правой руки, после чего опять обратилась ко мне и едва ли не одновременно с её голосом я услышал:

– Простите, офицер, я не разбираюсь в ваших знаках различия! Хочу уведомить вас, что, принимая решение воспользоваться услугами данного судна, я пребывала в полной уверенности, полагая, что члены экипажа и прислуга столуются отдельно!

Синтезированный голос, раздававшийся из наручного коммуникатора, ошибочно принятого мною за ювелирное украшение, был весьма хорош, но звучал монотонно, будучи неспособным передать присущую моей собеседнице экспрессивность и напористость речи.

Не могу сказать, что произнесённое в мой адрес оставило меня равнодушным. Тем не менее сообразуясь с правилами хорошего тона и приложив все усилия к тому, чтобы вежливая улыбка не покинула моё лицо, я произнёс:

– Простите, мадам, что не успел вам вовремя представиться. Меня зовут Дэвид Брэнсон, я лейтенант Военно-Космического Флота Федерации. Как и вы, я гость на этом корабле и волей счастливой случайности ваш сотрапезник на всё время полёта.

– Но я не мадам! – глаза собеседницы гневно блеснули.

– А я не член экипажа. – парировал я в ответ, всё ещё стараясь сохранять улыбку.

Пару секунд девушка буквально сверлила меня глазами, а затем внезапно рассмеялась.

– Алита. Алита де Хардинес, – отсмеявшись произнесла она. Её электронный переводчик оставил это без внимания. Мои ответы он также игнорировал, видимо, передавая вербальную информацию своей хозяйке каким-то другим способом.

– Рад нашему знакомству, баронесса! – я приподнялся и чинно склонившись над столом, поцеловал милостиво протянутую мне изящную ухоженную ручку. Именно так в моём представлении и надлежало поступить при подобных обстоятельствах. Стыдно признаться, но для того, чтобы всё это выглядело как можно непринуждённее я предварительно неоднократно отрепетировал эту сценку у себя в каюте.

– Зовите меня просто Алита.

– Почту за честь, баронесса! – бодро выдал я, с опаской отмечая, что на этом мои великосветские заготовки стремительно подходят к концу.

Судя по лицам наблюдавших за нашей беседой соседей, я понял, что ни моя речь, ни язык, на котором говорит Алита им незнакомы. Поэтому был вынужден вновь обратиться к Алите.

– Прошу прощения за мою бестактность, вас не затруднит помочь мне представиться остальным?

– Зачем? – Алита с недоумением посмотрела на меня. – Ведь это дубли!

– Дубли? – непонимающе переспросил я.

– Да дубли, – повторила она. – То есть, конечно, вернее говорить клоны, но ведь конечной сути это не меняет.

Произносила она это так, будто сказанное ею всё объясняло. Видя моё непроходящее непонимание Алита добавила, но уже медленнее как для несмышлёного ребёнка.

– Ну клоны. Из Содружества.

Так вот, значит, что показалось мне странным, когда я впервые мельком увидел их лица, но в тот краткий момент не придал этому особого значения, на подсознательном уровне отметив их возможное родственное сходство. Впрочем, если бы я дал себе труд поразмыслить чуть дольше, когда увидел их фамилии в корабельном списке, то, возможно, догадался бы об этом сам.