Сергей

Напряжение вчерашнего дня так и не спало, а только усилилось от тягостного молчания Насти. Я ловил ее осторожные взгляды и понимал, что должен заговорить первым. Стрент спал, как младенец. Настя отправилась за водой. Догнал ее на тропе и нежно притянул к себе:

– Киса, ты грустишь?

– Мне жалко всего этого… А может быть я просто боюсь неизвестного… Мы много раз говорили об этом, а когда оно наступило – страшно. Если бы, тогда, сразу – нормально; сейчас дрожь пробирает от одной мысли, что мы вернемся в мир людей не корреспондентом и официанткой, а мужем и женой – миллионерами, которые даже не знают как вести банковские счета. Не знаю, Сережа, не знаю, ничего не знаю…

– Здесь нам тоже казалось страшно, человек ко всему привыкает. Нас никто не заставляет спешить выходить к людям. Освоимся, приглядимся, подучимся. Не забывай, мы вместе, а это главное.

– Какая у него была реакция?

– Мы все правильно рассчитали, вообще нормальный он мужик.

– А вдруг он сдаст нас полиции, выдаст за сумасшедших, и упрячут нас в клинику?

– Настя, ты забываешь, что мы давно вне закона, пропавшие без вести, почти покойники, а покойника даже убить нельзя.

– Кстати, убить? А без него мы уйдем отсюда?

– Круто закручен сюжет! Ты, что, Киса, на солнце перегрелась? Это человек первого десятка, мы ничего не сможем доказать, вернувшись на его яхте. Это первое, а второе, ты пойдешь его кончать? – она, молча, покачала головой.

– Просто голова идет кругом. Столько всего навалилось.

– Если здесь мы выжили, то там…

– Там люди, жадность, злость…

– Знаю, и все равно любовь должна восторжествовать. Я верю в наши силы. Читай по губам…

– Я тебя люблю, – она нежно обвила мою шею руками, поцелуй был долгим и сладостным.

– А теперь, солнце мое, стоит порадовать нашего старика красотой молодости и драгоценностей. Будь королевой, краса ненаглядная, – подтолкнул ее под мягкую загорелую попку к хижине.

– Мяу, – улыбнулась она и поступью пумы исчезла в зелени.

Наполнив кувшины водой, вернулся на берег. Наш гость наслаждался в это время плаванием.

– Когда закончите, приходите завтракать, сер Роберт!

– Уже иду, Серж, – он вышел из воды посвежевший, отдохнувший. Расположились за столом. С довольным видом Стрент растянулся в плетеном стуле и задымил сигарой.

– Должен признать, что вы в самом деле самые счастливые люди. Все утро размышлял над вчерашними разговорами и во многом согласен с Вами. Но хочу отквитаться за те загадки, которыми вы меня терзали. Я вам тоже сделаю предложение, но не сейчас, а чуть позже. А какое, помучайтесь в догадках! Хо-хо!

– Я смотрю у Вас отличное настроение?

– Вы заставили меня пережить вчера очень сильное напряжение, что кровь быстрее побежала в жилах, чувствуешь себя моложе. И давайте перейдем на «ты» у нас в Америке не принято говорить «Вы».

– Как скажешь, но ты мне в отцы годишься?

– Ничего, привыкай, привыкай!

– Так и кажется, что ты сейчас запоешь?

– Толи еще будет, а где, кстати, Стаси?

– Одевает, если так можно выразиться, новое платье Королевы, – на последних словах улыбка с его лица постепенно сползла, и он стал медленно подниматься со своего места. Я знал, что Настя большая выдумщица, но на этот раз она перещеголяла саму себя.

Медленно ступая, в полосу света вошла фея из сказки. В волосах сияла большая диадема, в ушах иголки алмазов, на шее ажурное колье, на которое было больно смотреть от брызг ослепительного света. Округлость груди подчеркивали нитки жемчуга пробегая под полушариями. Тонкая талия перехвачена серебряным поясом, к которому крепились ножны из слоновой кости инкрустированной платиной и рубинами, рукоять кинжала была выполнена в форме прыгающей пумы с глазами из изумрудов. На правой руке извивалось все та же змейка, а кисть спокойно сжимала эфес роскошной шпаги, не уступавшей своим убранством общему наряду. Невольную улыбку вызвала прекраснейшая брошь, под которой… прятались пушистые волосы лобка. Как она ее там умудрилась закрепить? В левой руке Настя держала огромный пальмовый лист, который служил опахалом и зонтиком одновременно.

– О! Мой Бог! Стаси! Этого не может быть! Серж, я не сплю?

– Нет, – тихо ответил я, боясь спугнуть впечатление.

– Фантастика! Сказка!

Настя посмотрела на меня вопросительным взглядом, потом опустила его на шпагу, а затем подняла на Стрента. Я прикрыл глаза в знак согласия. Она плавно и грациозно уронила свое опахало, и опустившись на одно колено, склонила голову и протянула двумя руками шпагу остолбеневшему Роберту.

– Это наш дар на память, – торжественно произнес я. Гость с трепетом взял подарок и поддавшись общему настроению поднес к губам и поцеловал. Настя нежно взяла его под локоть и проводила назад к столу.

– Присаживайтесь.

– Друзья мои, дети мои… – на глазах у него выступили слезы. – Простите меня, старого дурака.

– За что, сер Роберт? – Изумилась Настя.

– Вчера я усомнился в вашей искренности и в том, что говорилось. Простите! Я отвык верить людям…

– Успокойтесь и давайте завтракать.

– Какое уж тут спокойствие, когда все вокруг с ног на голову переворачивается. Вы или святые, или блаженные, хотя… это одно и то же.

Я налил ему вина, мы принялись за еду.

– Мы обычные. Заметь, мы потчуем тебя золотыми крошками, а пирог еще будет на десерт.

– Неужели еще что-то есть?

– Есть, есть и много.

– Вы даже не представляете сколько стоит все это. Мое состояние меркнет в блеске этих алмазов.

– Знаю и еще раз повторяю, здесь это просто груда металла и камней, красивая, но груда. А там это – смерть. Готовы ли Вы взять на себя ответственность вывезти подобное отсюда? – Эти слова были, как холодный душ. Эйфория со Стрента сошла моментально, и он стал прежним рассудительным предпринимателем.

– А ты гораздо серьезней, чем я думал. Браво, мальчик, браво. Это мне нравится. Мало того, что это антиквариат, но и в материале это стоит бешеных денег. Надо все обдумать. Это огромная бомба, и ее под подолом не спрячешь.

– Хочешь спрятать – поставь на видное место.

– Ладно. Доедайте и показывайте свои сокровища.

Стрент заставил нас сначала описать все предметы находящиеся внизу, в обиходе, а затем мы перебазировались в хижину. Его скрупулезность утомляла, но это была первая оценка более менее знающего человека. С каждым часом он мне все больше нравился своей покладистостью, рассудительностью, а в очках в тонкой золотой оправе Стрент чем-то смахивал на профессора. Вот, вспомнил кого он мне напоминает – Ростроповича, только с чуть более жесткими чертами лица.

Обед Настя приносила нам наверх, а ужинать, уставшие, но довольные, мы спустились на берег. Получилось сто тридцать два предмета, не считая монет золотом и серебром. Самый маленький, скромный, перстенек Роберт оценил около пятисот долларов США. Чего мудрить? Наша с Настей доля составляла около пятнадцати миллионов долларов, и это с учетом прикидки дилетанта, как выразился Стрент.

Сидя за бокалом вина, я поинтересовался:

– Что можно сделать с подобным капиталом, если вложить его в производство?

– Скажем так: жить и работать безбедно, не думая о старости.

– Я надеюсь, ты поможешь распорядиться этими средствами?

– Серж, ты не думал над тем, что бизнесу нужно учиться?

– Это бесспорно и я не пожалею сил и средств на образование.

– Правильно, мой мальчик. Ты догадался о каком предложении я говорил утром?

– Видишь ли, жизнь приучила меня не волноваться раньше времени. Продумать все заранее это одно, а трепать нервы – лишнее.

– Опять ты прав, но все же?

– Мне просто было некогда этим заниматься. Говори, чего уж там…

– Я хочу сделать тебя компаньоном, замом, наследником в конце концов! Мне нужен сын и продолжатель моего дела! Что ты на это скажешь? А?! – он с жаром хлопнул себя ладонями по коленям, и расплылся в улыбке, глядя на произведенное впечатление.

В воздухе повисла тишина. Скажем так, ему удалось достичь своей цели. От пережитых чувств «в моем зобу дыханье спёрло». От этой тирады у Насти широко открылись глаза и рот.

– Прямо скажем – немая сцена из «Ревизора». Конечно, мне лестно это слышать, но что решит Совет директоров или как там это называется? К тому же я сейчас сродни пеньку с глазами и Тарзану с ветки. Не хотелось бы, чтобы ты ошибся в своем выборе. Ведь мы знакомы два дня. Я не готов принять его… Сейчас.

– Другого ответа я и не ждал, значит всему свое время, а теперь, дети мои, к черту дела, давайте отдыхать. Вы пойдите, порезвитесь, а я поброжу по райскому уголку со своими мыслями. О, кей?

– Нет проблем. Ты позволишь, полазить по яхте пока не стемнело?

– Делайте, что хотите, только учтите, что я ее толком и сам не знаю, она ведь не моя, но думаю, вы молодые прекрасно разберетесь, что к чему.

Взявшись за руки, мы побежали к воде. Только теперь я сообразил, что мы не плавали и не тренировались два дня. Вот оказывается, чего не хватало.

Мы поднялись на борт корабля. Настя с интересом принялась его изучать, требуя от меня пояснений. Осмотрели его сверху донизу. Нашли запасной парус, снасти, кое-какие запчасти для мотора.

– Ты сможешь довести ее до ума?

– Запросто.

– Топлива хватит?

– Не знаю, в крайнем случае дойдем под парусом.

– А свет здесь есть?

– Вот выключатели, – она щелкнула – и мы зажмурились. Солнце почти село.

– А где каюта?

– Пошли, – гостиная не была большой, но и не маленькой. Настя плюхнулась на мягкий диван.

– Представляешь, уже отвыкла, – в ее голосе прозвучала грустинка. – Сколько мы будем собираться? День, два?

– Где-то так, может чуть больше, нам чемоданы не укладывать.

– Мы сюда когда-нибудь вернемся?

– А галеон ты подаришь рыбам?

– Значит еще будут приключения?

– Если ты считаешь тяжелый труд приключениями, то обязательно.

– Что в тебе всегда бесит, так это отсутствие романтики.

– Да, да забавные приключения Донни и Микки. На старости лет напишу книгу с таким названием про то, как мы здесь скакали голышом…

– И трясли концом – прыснула Настя.

– Во-во и об этом искусстве тоже. Не сносная девчонка, – я прыгнул на нее, но с проворностью кошки Настя скатилась с дивана, и я поймал пустоту. Кувыркнулся к ней, и завязалась обычная возня, которая всегда заканчивалась одним: довольным урчанием кота и легким попискиванием пойманной мыши.

В любовных играх не стоит ограничивать себя, что для двоих, то свято. Пускай гуляют руки там и тут. И языки порхают, словно птицы. Вот поднимаются и падают ресницы. И ты скользишь вдоль стройного бедра, трепещут жаркие сердца, и ты никак не можешь насладиться. Она дрожит и льнет к тебе, даря нежнейшие объятья. Рука взмывает ввысь и падает опять, то на плечо, а то на грудь, то по спине бежит, то треплет нежный волос. Источник твой благоухает пряно, прильнуть к нему и подразнить чуть-чуть, чтоб напоил несносного буяна. Он упадет почти хмельной, а то подскочит снова. И вдруг забрызжет влагою живой, даря жизнь новую все снова, снова… Ты упадешь, откинувшись назад, глаза прикроешь в сладкой неге, и губы тихо шелестят: «Ты мой всегда, навеки…»