Тридцатого января армия Каппеля разбила высланные навстречу красные отряды у станции Зима и, двигаясь на Иркутск, с ходу взяла Черемхово. В городе казаки разогнали шашками шахтерские дружины и расстреляли местный ревком, выстроив в исподнем на морозе у каменной стены городского сада. При этом дела в армии с вооружением и боеспособным личным составом были крайне плачевными, но присутствовала решимость взять город и освободить Колчака. Через неделю Сибирская армия вошла в пригород Иркутска.

Генерал Войцеховский выдвинул оборонявшим город ультиматум с требованием освободить адмирала и арестованных с ним лиц, а также предоставления фуража и выплаты контрибуции, обещая обойти в этом случае город стороной.

В эти дни, когда Сибирская армия уже толкалась на окраинах Иркутска, выбирая последний фураж в скудных закромах сельчан окрестных деревень, в тюрьме состоялся последний допрос адмирала Колчака, а вечером было принято поспешное постановление Иркутского Военно-революционного комитета о его расстреле.

Из Москвы от Ленина, как отклик на известие о задержании Колчака, пришла директива с зашифрованной подписью и с характерным стилем Ильича о необходимости сделать все «архинадежно… при угрозе Каппеля».

Одним из скрытых мотивов советских руководителей в Москве было желание уничтожить, может быть, одного из главных свидетелей страшного убийства царской семьи и близких к ним людей в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге. Ведь именно Колчак приказал создать следственную группу и направил ее для расследования страшного по форме убийства, исполнив то, что не могли сделать с толком с июля 1918 года.

В январе 1919 года адмирал Колчак возложил на генерала Дитерихса общее руководство по расследованию дела об убийстве семьи бывшего императора Николая Романова:

«Настоящим повелеваю всем местам и лицам исполнять беспрекословно и точно все законные требования Судебного следователя по особо важным делам Н. А. Соколова и оказывать ему содействие при выполнении возложенных на него по моей воле обязанностей по производству предварительных следствий об убийстве бывшего Императора, его семьи и Великих Князей».

На основании проведенного длительного и тщательного расследования Соколовым был составлен отчет, в котором убедительно было доказано, что императорская семья убита, трупы расчленены и сожжены, а обезображенные серной кислотой останки, частью брошены в шахту, а частью погребены в полотне дороги.

Выходило, что злодеяние было совершено не единожды, а как бы четырежды, и если математические вычисления способны оценить степень жестокости содеянного, то знак сложения лишь отчасти способен отразить точную оценку. В данном случае процесс физического уничтожения известнейших и значимых для всей России людей, в том числе детей, не повинных в той катастрофе, в которой оказалась страна, переходит в плоскость морали и нравственности, веры и совести.

Через несколько месяцев после январского распоряжения Верховного, увесистый том приобщенных к расследованию документов, собранных Соколовым, был на столе Колчака. Несколько дней документы изучались комиссией и стала понятна ужасающая картина страшного убийства.

Генерал Дехтерикс, ознакомившись с делом и докладывая Колчаку охарактеризовал эти убийства как «особо исключительными по зверству, полными великого значения, характера и смысла для будущей истории русского народа».

В НАЧАЛЕ ПОИСКА ЗОЛОТОГО КЛАДА

После изучения статьи в газете, покой покинул Евгения. Время еще было свободное от занятий и, хотя многое нужно было сделать по оформлению отчета о практике, которую он прошел в местной геолого-съемочной экспедиции, увлекшись молодой человек эти дела отложил. Евгения захватили поиски таинственного ящика, что тащили и наверняка спрятали казаки у реки, отступая под пулями, отстреливаясь от наседавших на них красных бойцов.

Вернувшись в университет, Женька решил зайти в деканат, где обычно, несмотря на каникулы, просиживал заместитель декана Петр Наумович.

Петр Наумович, был уже человек почтенных лет, многие годы работал именно в деканате и снискал известность среди студентов своим добрейшим к ним отношением и отеческой простой общения. Свои дети у Петра Наумовича выросли и разъехались по всему свету. Жена, к несчастью, скончалась, и оставались в жизни старого преподавателя только его работа и многочисленная студенческая братия, что заменяла и детей, и внуков, питала энергией и задором.

Петр Наумович не уставал наставлять молодых шалопаев, разменивающих время, отпущенное на образование и саморазвитие, на самые разнообразные и извращенные методы прожигания бесценного ресурса жизни и данных им в займы возможностей. Не редко можно было наблюдать сценку по воспитанию очередного проходимца неравнодушного к его судьбе Петра Наумовича. Не стесняясь подбирать выражения, старый преподаватель отчитывал:

− Ты мне скажи, чем занята твоя садовая голова? Шалопай! Ты почему опять взялся пропускать занятия? Ты знаешь, обалдуй, моему терпению скоро придет конец, а потом, ой, как пожалеешь! Будешь, проходимец, мерить солдатские сапоги, а когда очередной раз начнешь мотать свои вонючие портянки, вспомнишь меня!

Студенты не обижались, а даже с гордостью рассказывали, что нынче опять Наумович вправлял мозги: понимали, что замдекана страшно не любит лентяев, но всегда на стороне студентов, стараясь хоть как-то направить на верный путь.

Петр Наумович, в летней светлой рубахе, кремовых брюках и сандалиях выглядел совершенно по-летнему.

Женя вошел, поздоровался с замдекана. Петр Наумович приподнял очки и сощурившись, оглядел вошедшего и, узнав, воскликнул:

− Зимин, ты никак практику уже прошел? И что заявился? Каникулы брат для студента – время золотое! Что не на пляже? На Байкале сейчас, на Малом море − край как хорошо, – шумно-весело, вода теплая, девушки в бикини, рыбку местные рыбаки продают.

− У меня Петр Наумович дело есть. Вот хочу Вас спросить о некоторых исторических, так сказать, процессах на земле нашей сибирской. Такая, знаете ли, иркутская история. Вы же коренной иркутянин, я слышал.

− Вот, как? И что это за новая «Иркутская история» могла тебя так потрясти? – ответил замдекана, опустил на нос очки и отметил строку линейкой в большом журнале ведомостей, который он внимательно изучал.

− Меня интересует гражданская война в наших краях: Колчак, большевики и все такое с этим связанное. В частности, золото империи, что затырили, сказывают, где-то здесь у нас.

− Ну, брат! Тебя понесло! Из геологов в краеведы подался. Так и бросишь факультет! – шутливо ответил Петр Наумович, снова приподнял очки на лоб и потер переносицу.

− Знаешь, что я тебе скажу. История эта сильно пропиарена, конечно. Но понять, отчего так – это можно. Все же золота тогда было очень много у Колчака. Правда умные люди говорят, − а я им верю, что никуда он это золото не прятал и схронов не копал. Было не до этого. А, судя по его характеру и настрою, что-то прятать и выгадывать, не в его правилах было. Прямой был как оглобля, резкий как сквозняк, вспыльчивый и до крайности честный.

Задумавшись и потирая уставшие глаза, Петр Наумович продолжил:

− Как рассказывают знатоки, в частности университетские историки, часть золота, – примерно четверть запаса ушла на оплату поставок оружия и обмундирования, часть потеряна при передаче золота от Колчака через чехословацких легионеров большевикам, захватившим тогда и Колчака, и власть в Иркутске. Часть золота была передана атаману Семенову в Верхнеудинск, − Улан-Удэ нынешний, а тот разместил золото в японские банки и даже перво-наперво имел к этому золоту доступ.

− Из всей этой арифметики выходит, что потрачено Колчаком было не более ста пятидесяти миллионов золотых рублей, переправленных в зарубежные банки в счет поставок вооружения и амуниции. Эта цифра вполне подтверждается бухгалтерией, которую вели в Сибирском правительстве Колчака. Только вот известно также, что на ту сумму, что была вывезена в США, Японию, поставок вооружений практически сделано не было и колчаковцы, призывая новобранцев не могли даже их одеть, обуть и дать винтовку. Так по большей части это золото пропало за границей.

− Однозначно можно сказать, что чехи и словаки, поставленные охранять золотой запас, тогда крепко поживились, − хапнули в России не менее шестидесяти миллионов золотом, не считая другое вывезенное добро и ценности.

− Но все же, как известно из документов, основная оставшаяся часть золотого запаса была передана представителям советской власти в Иркутске и достаточно скоро отправилась в Казань. Это, дай бог памяти, − четыреста десять миллионов золотых рублей. Правда писали, что, когда потом подсчитывали золото уже в Казани в хранилище банка, в некоторых ящиках наряду с золотыми слитками были просто кирпичи и камни. Кто их туда складывал, − следствию осталось неизвестно. Пишут, что миллионов тридцать−сорок при перевозке куда-то подевалось. Это уже провернули прибыльное дельце нечестные на руку люди из большевистского окружения, − тоже ведь далеко не святые были граждане, как показала история государства рабочих и крестьян.

− Вот, в частности, мой приятель историк рассказал, что стали известны уже сейчас детали операции, при которой золото в объеме двести сорок миллионов золотых рублей большевики по решению Совнаркома отправили за рубеж. Это случилось еще во время войны осенью того же 1920 года. Золото вывезли якобы для закупки паровозов в Швеции и Англии. Все это странно, поскольку все же следовало вкладывать средства в развитие собственных заводов. Ведь Россия сама производила паровозы, а заводы стояли и ждали заказов, в том числе и для ремонта имевшихся уже паровозов, которых по стране было тогда огромное число.

− Но самое забавное в том, что эти заказанные за границей паровозы стали во истину «золотыми», так как документы показали, что контракты не были выполнены и на десятую долю, а потому огромные средства просто остались в заграничных банках. Авторы исследования делают вывод о том, что так большевики формировали партийную казну для своих нужд, на так называемую мировую революцию. Золото использовалось, в частности, для слежки и репрессий за неугодными людьми за рубежом, поддержки террористов, коммунистов в Европе и им сочувствующих. Выходит так, что покупка паровозов, это всего лишь операция прикрытия.

− Поэтому вполне понятно стремление советских властей свалить потерю золотого запаса на погибшего Верховного Правителя России Колчака, прикрывая собственные антинародные аферы. Как известно: «На воре и шапка горит!». А золотой запас России – это афера века, о которой до сих пор мало, что известно и по прошествии ста лет! Ограбили тогда Россию так, что этому только можно подивиться, а сделать уже ничего нельзя.

− Интересно. Но, рассказанное Вами, Петр Наумович, не исключает, что часть золота была кем-то и где-то припрятана. Соблазн-то велик.

− Согласен, Женя. Человек слаб, а от золота вообще теряет рассудок. Вот хотя бы эти чехословацкие легионеры, что оказались в Сибири и как считается, крепко поживились российским золотом. После возвращения из России открыли банк, который так и назвали «Легион» и успешно пользовались этим бизнесом. Банк этот существует и поныне.

− А как же им позволили вывести эти богатства из страны, Петр Наумович! – продолжил выпытывать у преподавателя Женя.

− Известно, как. Большевистское правительство направило на запрос начальнику таможни Владивостока телеграмму за подписью Троцкого о том, что разрешают выезд чехам без таможенного досмотра и позволяют вывести все, что они захотят в качестве награды за службу. Вот так! И это распоряжение было дано в противовес указанию Колчака о тщательной ревизии багажа чехов таможней Владивостока, которое он дал незадолго до отречения и казни. Но Колчака не стало и его приказ стал неактуален.

− Вот и посуди, кто радел за сохранение достояния России. Но примечателен еще один факт: распоряжение о беспрепятственном пропуске таможней багажа чехов дал Троцкий, который своим приказом о разоружении чехословацкого легиона в 1918 году практически спровоцировал его восстание и начало активных действий, прежде всего, против большевиков. Вот такая сложная история с этой войной, а слова Троцкого о награде за службу вражескому боевому подразделению, только добавляют густоты красок тем событиям.

− Легионеры тогда были перегружены золотом, драгоценностями и предметами искусства, не поддающимся описанию и вернулись домой богатыми героями. В России же они оставили о себе самую дурную славу. Ущерб для России от «помощи» чехословацких легионеров оценивают в многие сотни миллионов рублей золотом: известно, что только из Владивостока было отправлено тридцать восемь пароходов с добром.

− Но получается так, что грабили Россию сто лет назад не только вооруженные иностранцы, но и советское руководство, дорвавшееся до власти.

− Есть такие сведения, что перед отплытием из России к чешскому генералу Сыровы явился курьер и вручил тридцать серебряных монет. Прилагаемое письмо гласило, что это офицеры и солдаты Ижевского и Воткинского полков из армии погибшего генерала Каппеля посылают генералу тридцать Серебренников, как цену за измену и гибель многих тысяч русских людей. Знаешь историю про Иуду Искариота и о заработанных тридцати серебряных монетах? Вот это об этом.

− Есть мнение, что, если бы не роль чехословацких легионов, которые два года фактически грабили страну, удерживая под контролем железную дорогу, и оказывали этим поддержку красным войскам, то с большевиками белой гвардии удалось бы справиться. Вероятно, это так и есть, коли такие, от большевиков последовали благодарности за службу. И что примечательно, ушли из страны эти легионы только тогда, когда белые силы контрреволюции были в основном подавлены. Напрашивается вывод, а кому было это выгодно, и нет ли в этом сговора по интересам.

− Вообще вся эта история показывает, что интересы иностранных держав и правительства большевиков в России в период гражданской войны совпадали. Одни боролись за власть любыми методами, ослабляя страну, а другие пользовались слабостью страны и грабили ее.

− Да, такие факты нам мало известны, − гнусная история про «братьев-славян». А у нас в Сибири, здесь под Иркутском, как считаете, могли спрятать что-то? – гнул свою линию Евгений.

− Э, брат! Да ты, похоже, заразился кладоискательством! Какие-такие сведения раздобыл? – засмеявшись, мелко тряся седой головой, спросил Петр Наумович.

− Да, есть идея, – замямлил Евгений.

− Ну, давай уж «колись», я точно тебе не конкурент, – снова рассмеялся старый преподаватель.

− Есть, Петр Наумович, старая газета, а в ней я нашел статью и схему, из которой ясно становится, что после ареста Колчака часть солдат из его охраны отступали вверх по Иркуту и тащили с собой тяжелый ящик, а потом он пропал. Казаков преследовали красные бойцы и почти всех перебили, а вот ящика так и не нашли. Вот думаю, а если поискать? Взять георадар, который нам показывали на практике и с ним пройтись по берегу реки. Может, где и отыщем этот клад? А там, точно золото спрятано. Мне мой дед рассказывал, что тогда большая была стрельба возле деревни и как будто нашли пару слитков на берегу уже летом.

− О, брат, да ты и вправду следопыт, − Петр Наумович, − одобрительно улыбнулся и покивал головой. Этого я не знаю. Такие истории могли быть. Война она много сумятицы и неразберихи создает. Думаю, что-то такое могло быть вполне. Правда времени прошло много и конечно трудно представить, что ящик этот где-то до сей поры лежит. Тем более, − сам подумай, убегали под огнем эти казаки, времени спрятать, закопать что-то у них не было. Потом зима, − земля-то мерзлая, выкопать укрытие быстро не получится. Думаю, бросили они свой сундук, а нападающие его нашли и все забрали. Как вариант – могли утопить груз, – дело-то на реке было. Под лед, в полынью спустили – и дело с концом.

− Ты пойми, Женя, − продолжил, несколько задумавшись, Петр Наумович, − как правило, реализуется в жизни самый простой вариант в хитросплетениях любого сюжета. Почитай замечательные детективы – там так порой накручено-запутано, а преступник, как всегда, находится рядом, почти на виду. Так и в жизни – реализуется самое простое, логичное и менее энергозатратное действие.

− Наверное, Вы правы, Петр Наумович, но хочется попробовать поискать. Что-то можно найти, я думаю. Вот по реке нашей ходил на днях, так нашел медаль старую. А там у нас и каторжники работали, и ссыльные во время войны из Прибалтики лес валили. Много чего происходило. Думаю, поискать, походить. Каникулы хочу провести на реке. И потом, как бы не звучало убедительно о том, что реализуется обычно самый простой вариант, – все же часто происходит и невероятные события в жизни.

− Согласен, Евгений, – мир полон чудес. Например, никто не верил в наличие древней Трои, а непрофессиональный археолог Шлиман внимательно прочел Илиаду Гомера, которой две тысячи лет и, не сомневаясь в успехе, нашел древний город полный дорогих артефактов, следуя описанию событий из данного литературного произведения. Иногда малая осведомленность о предмете помогает достигать цели, поскольку не ведаешь о возможных преградах, запретах и не понимаешь заранее, что все усилия обречены на провал.

− Вот, что я тебе посоветую, Евгений. Поговори с Коростылевым Вадимом Петровичем. Это профессор с исторического факультета – мой старый приятель. Вчера его видел на входе в университет. Он тоже к деканату на время приема студентов приписан. Вадим этим вопросом, – про гражданскую войну, всю жизнь занимается серьезно. Книжка у него написала – может что-то найдешь для себя. Поговори с ним, может чего он тебе и подскажет. И информацию по ссыльным из Прибалтики ему сообщи. Он такие вещи собирает, переписывается со многими историками в разных странах и республиках бывшего Союза.

− Спасибо, Петр Наумович! Схожу, поговорю. А про ссыльных мало я знаю – ходил по реке и нашел остатки кладбища с крестами из камня и надписями на латинице. Даты смерти на крестах периода войны, имена в основном прибалтийские. Дедушка сказал, что был лагерь у деревни во время войны и люди из Прибалтики лес валили и сплавляли по реке.

− Ну, давай, с Богом! Удачи тебе, следопыт, – улыбаясь, напутствовал Евгения замдекана.

Поглядев вслед своему студенту, Петр Наумович вздохнул, надвинул на глаза очки и снова уткнулся в ведомости успеваемости студентов.

Вадим Петрович Коростылев, в преклонных уже летах профессор с кафедры истории России был обнаружен Евгением в деканате исторического факультета. Перед дверью толпились будущие студенты: в помещении деканата на время приемной компании располагался штаб факультетской комиссии.

В Вадиме Петровиче еще ощущалась не остывающая страсть к исследуемой ряд десятилетий теме, и сам вид выдавал человека, отрешенного от земных проблем и неурядиц, полностью погруженного в мир гипотез, научных теорий и парадигм. И теперь, в летний период между занятиями, профессор листал толстенную книгу по истории со множеством закладок из цветной бумаги с лаконичными пометками. Профессор прихлебывал чай из чашки, продолжая неотрывно заглядывать на страницу открытой книги, отвлекшись на мгновение на вошедшего в деканат молодого человека. По всему было видно, что какая-то мысль еще не оформилась в голове ученого, свербела и не давала покоя.