САГА О ПОТЕРЯННОМ НОСКЕ

 
У меня потерялся правый носок,
И я выбросить решил, как всегда,
Без вины виноватый левый носок,
Непарный, никчемный теперь носок…
 
 
И я был неправ, как всегда.
 
 
Потому что вскорости третий носок,
То есть, в сущности первый, правый носок
Обнаружил в шкафу, как всегда,
Обнаружил, и в ярости, наискосок
Швырнул «виноватый» этот носок
От окошка, на свалку – айда!
 
 
И тогда-то я вспомнил, что левый носок
Не бросал я ни прямо, ни наискосок,
И тогда-то я вспомнил, балда,
Что совсем не выбрасывал левый носок,
Как всегда отложил его в ящик, авось
Отыщется тот, второй,
Ну а в сущности – третий, и лишний, как гость,
Перебравший поздней порой.
 
 
Что мне делать с «третьим» носком теперь?
Пусть он первый, пусть трижды прав!
Я гляжу на него, как затравленный зверь,
И своих не ведаю прав.
 

СВЕТОВОЙ КРУГ

Цепочка стихотворений

ЯНВАРЬ

 
Январь, едва задетый детским пухом,
Ещё испуган, он ещё пацан,
Вослед большим пушистым белым мухам
Глядит с обледенелого крыльца.
И стаей, прочерневшей сквозь деревья,
Ритм снегопада медленный разбит.
Проставлены по веткам ударенья,
И проза дня певучая знобит.
Ещё лишь брезжит в ней пора иная,
Ещё лишь пар горячий изо рта
С высокого крыльца воспоминаний,
И – прошлому подведена черта.
Заботы прошлогодние, обуглясь,
Сутуло притулились к январю
Своё, своё докаркать! С белых улиц
Бьёт новый свет в лицо календарю.
И этот гомон пляшущий, орущий,
Январь переживает тяжело,
Ещё робеющий, уже берущий
Ватагу дней под снежное крыло.
 

ФЕВРАЛЬ

Ну что ему нужно? Внимание – раз.

А главное, чтоб узнавался он, то есть,

За ним, понимаешь, глаз нужен да глаз,

Не то прохудится, неслышно, как совесть.

Погодит, негодит, блеснул – и зачах,

Февраль, что почти или чуть ли не март уж,

Он вырос, раздался в сомненьях, в плечах,

Вниманье ему по плечу, понимаешь?

А байки его чудо как хороши!

Он с веточки снежным лучом почудачит,

Навешает, как говорится, лапши,

Три раза на дню приключит, околпачит.

Вот кость его деревом стала уже,

Немного ещё – похромей, посолидней,

Постарше, он сядет соломенным сиднем

Один на веранде, с тоской на душе.

Тогда не узнаешь, и не подступись.

Он палкой тебе суковатой, с оттяжкой

Из листьев хватит!..

Живи, торопись,

Пока он коричневой машет рубашкой.

МАРТ

 
Выщелк сухой древесины.
Солнцем под мартовский гвалт
Вылизан аж до иссиня
Черного потный асфальт.
К дверце волшебной, где почки
Рвутся, чумеют грачи,
Март подбирает крючочки,
Перебирает ключи.
Полуребячьи замашки?
Всякий бы тут мельтешил,
Вырос из старой рубашки,
Новой еще не пошил.
Нить её мерно прядётся
В дебрях корней и травы,
В самую пору придётся,
Вон уже из синевы
К дымным прогалин оконцам
Птицы хмельные летят,
Прутья, прогретые солнцем,
Щёлкают, мнутся, свистят.
 

АПРЕЛЬ

 
Весь в ушибах, в зелёнке,
В яркой-яркой рубашонке,
В месяце-кепчонке…
Набродился кураями,
Нагалделся воробьями,
Поутих в сторонке.
Что тут скажешь?
Грусть излишня.
Далеко черешня, вишня,
Глядят чуть одевшиеся берёзы
Куда запропали молодчики-грозы,
Когда пальнут, ночью ли, днём,
Воздух проткнут нервным огнём
И брызнут слёзы?..
Пока
Тихи облака.
Зелёным воздухом оброс
Апрель без гроз.
Нахулиганил, набалаганил,
Шалашик из веток и листьев сварганил
Отдохнуть, подлечиться,
Уму-разуму подучиться
До новых делов,
До майских грохочущих слов.
Зелёнка уже залила
Мартовские дела.
 

МАЙ

 
Не мурлыча, не мяуча,
Мягкой поступью кошачьей
Вышел Май!
Боже мой,
Сквозь кудрявые берёзы
Светит неба бирюза,
Светит вкрадчиво и нежно,
Безоружно, безмятежно
Белозубая улыбка
И зелёные глаза.
Разве что слегка затмится
Серым облачком ресница,
Разве что одна слеза
Колыхнётся на реснице,
Разве что о крышу чиркнет
Белой спичкой-невеличкой…
Удивляется денек,
Чудеса!
(Приближается гроза,
Приближается гроза)
Май садится на пенёк
Покурить,
Молчаливый огонёк
Разговорить.
Приближается гроза,
Приближается гроза…
Белозубая улыбка
И зеленые глаза.
 
 
Мягко стелет рослый малый,
Сколько гроз переломал он,
Колдовал,
Пряным воздухом томил он,
Сколько объяснений милым
Расковал!
Пылен лист продолговатый,
Зелен глаз невиноватый,
Волен уст витиеватый
Лейтмотив.
Завязь есть, дозреет летом,
Зной довяжет. Но об этом
Скажет лето, ясным светом
Посветив.
 

ИЮНЬ

Высок, в рубашке голубой,

Он опьянён самим собой,

Как тенор в белом свете ламп,

Распахнут настежь похвалам,

Насквозь пронизан синевой,

Зализан вьющейся травой.

И зной, и страсть, и хмель, и вьюн,

Как в стон, впиваются в июнь,

Как в юношу, покуда юный,

Уста цветущих, пылких лгуний,

Пока высок, пока горяч

И знак таинственных удач

Сулящих небо на земле,

Ещё начертан на челе,

Знак обещаний,

Невозможных

Во днях прохладных и тревожных.

И пусть солгут уста, персты,

Они же смертны и просты!

Лишь отцвели, глядишь. к Июлю

Их сёстры гибкие прильнули.

ИЮЛЬ

 
Обвила, как паутиной,
Страстью жёлтою, змеиной,
Разорви поди-ка,
Если сам в жаре бредовой,
И не сон ли твой медовый
Эта повилика?
Ах, Июль, уже берёзы
Тихо высушили слезы,
Выплакали юность,
Хорохоришься один ты,
Словно бы не Август длинный,
Впереди Июнь есть.
Сколько парочек слюбилось,
Сколько перстеньков разбилось
До осенней свадьбы?
Это ты лучом взбешённым,
Точно молотом тяжёлым,
Отковал их судьбы!
Вот и сам теперь в плену ты
Жарко вьющейся минуты,
Ждёшь дождя и бури.
Твоего же сна напасти
Эти змеи, это страсти
Выморочной дури.
Миражи и сны Июля…
Вот и бабочки вспорхнули,
Словно над могилой,
И рассыпались, как звенья,
Эти плоские мгновенья
Страсти пестрокрылой.
 

АВГУСТ

 
Спору нет, ещё красив,
Моложав ещё, плечист,
Но спесив уже, спесив,
Вышедший в тираж артист.
Август, август, ты в афишах
Желто-красным размалёван,
На асфальтах и на крышах
Шёпот их уже взволнован!
Гул в партере, в бельэтаже,
Назревает поневоле
Время действовать, и даже
О своей подумать роли.
На подмостки нет резона,
Но актерам ты – водитель,
Театрального сезона
Золотой распорядитель:
«Значит так. Вон те берёзы
Поджелтить…
Добавить клёнам
Киновари…
Сцены прозы
Сократить…
Двоим влюблённым
Мимо третьего едва ли
Проскочить в подобной пьесе.
В общем, понято… и дале
Действуем в таком разрезе:
Флигелёк. Квадрат оконца.
Листопад. Немного солнца.
Здесь – поболее печали.
Тут – свидание. А дале…»
Дале – не твоя забота.
Ты уходишь, сдав повязку,
Бормоча о третьем что-то,
Предвещающем развязку.
Тайна прячется за этим.
Но Сентябрь идёт на смену,
И не он ли станет третьим,
Заступающим на сцену?..
 

СЕНТЯБРЬ

 
Ну вот и встал он на пути.
Червонный орден на груди.
Стоит, поигрывая тростью,
Тут не свернуть, не обойти.
Его авторитетный жест
Распространяется окрест:
Врывайтесь в роль, как в грунт врывались
Стволы и корни этих мест!
Судьба одна, но всякий раз
Весной продлится ваш рассказ,
И если женщина уходит,
Она уходит не от вас,
Она уходит от зимы,
Она уходит от сумы,
И, если честно разобраться,
Она уходит от тюрьмы.
Пойми, ей холодно зимой,
Пойми, что ты ей стал тюрьмой,
Она почти не виновата
В том, что неясно ей самой.
С нас ещё взыщется должок,
И травка вспрыгнет на лужок,
И вновь неузнанным вернётся
К подружке ахнувший дружок.
Я узнаю вас, узнаю!
Прощайте женщину свою,
Играйте роль свою, играйте,
Вы у развязки на краю!
Сейчас она уйдет туда,
Где не отыщете следа,
Но если плачется, то – плачьте,
Представьте, это навсегда!
Играть? Но ведь лишь раз играть,
И, значит, набело сгорать,
Вам не удастся за кулисой
Морщин потухших разобрать.
Взгрустнут деревья у дорог,
Уронят лист на ваш порог.
А недоигранное вами
Ещё сыграют. Дайте срок.
 

ОКТЯБРЬ

 
(Элегия предзимья)
 
 
Гонять чаи, была б охота,
Сумерничать, клонясь к зиме,
Где только месяц, долька года,
Лимонно кружит в полутьме,
Но там, где осень ветошь скинет
Вплоть до последнего листка,
Там вдруг Элегия нахлынет
Из обмелевшего райка,
И русло старое свободно
Перешагнув на склоне лет,
Неторопливо, полноводно
Исполнит смысла поздний свет,
Тот исполинский смысл, который
Почти не мыслился в листве,
Основа пятерни матёрой,
Оттиснутой на синеве.
Там, на изнанке голых истин
Ещё прозрачней и мощней
Работает в осенних высях
Свет перевёрнутых корней.
И мысль пронзит: а чем всё это
Держалось, на пределе света,
Весь лепет птиц, весь листьев бред,
Листка сгоревшего скелет,
Весь в проступивших жилках лета?..
 
 
Есть в круговой поруке света
Рука, в которой кружит свет.
 

НОЯБРЬ

Стрелками злых холодов, точно усами, задвигав,

Входит Ноябрь, как в некрополь, в прямой индевеющий сад,

Часы продолжают учёт умирающих маленьких мигов,

А белые стены спокойно четыре молчанья хранят.

Оторопь сирой листвы. Леденеют железками грима

Вмёрзшие в лужи доспехи Золушек и Королей.

Светят седые глаза окончательно и необоримо.

Стынет на синих губах глагол перерытых ролей.

Песня! Октябрь золотой!.. Позаметало долины,

Белой страной Декабря луч поутру опушон,

Круговращенью времен, где погребены исполины,

Быть иль не быть, пустячок, ну конечно же Быть, возражён.

Грозно и грузно гремя, отбродяжит Ноябрь по надгробьям

Цинковых лат костюмерных, брошенных в грустный черёд,

И, подгребя к Декабрю, золотым музыкальным подобьем,

Вслушайся в ключ, разомкнёт дверцу в Солоноворот!

Все повторится, глагол

Быть

В тысячный раз проспрягают,

В прямоугольном саду затрепещут соцветия рук…

Стрелки морозных лучей световой горизонт обегают.

Белые стрелы ветвей упираются в солнечный круг.

ДЕКАБРЬ

 
Грохот корявых ворон,
коронующих тополь пирамидальный,
Серый, прод рогпшй и одинокий
как брошенный в старости Лир,
Это – ворвавшийся в жизнь
и по жизни уже
поминальный
Верующий в календарь,
и уже ни во что, разумеется, более,
Пир.
 
 
Средь декораций, легко приглушённых
декабрьским слежавшимся снегом,
Полный развал отношений, премьер,
и несыгранных набело пьес,
Пахнет скандалом, недобродивпшм вином,
и, кажется, пахнет побегом
В новую драму,
а там – в хитросплетенье чудес.
Ха! Чудеса наяву,
это знаемо каждым и всяким,
Каждый, быть может, и жив
лишь надеждою на чудеса,
Верою в быт,
в постоянство его,
и двояким
Ладом земли и небес
точно звучат голоса.
Начерно сыграна роль,
начерно сыграна пьеса,
Набело сыграна жизнь,
и теперь не вини календарь,
Если всю жизнь лишь в него,
придающего прошлому веса,
Веровал свято как тот,
в благодарность наследников,
Царь.
Но,
в осознаньи потерь,
вероломств и провалов, живет восхищённо
Тоненький луч торжества —
значит набело сыграна жизнь!
Значит не зря бился пульс,
бились дни твои столь учащённо,
Что календарь поотстал,
постарел, дурачок,
и теперь лишь чуть-чуть продержись,
Вспыхнет проём, озарённый софитами сцены, и дверца
На декорациях рваных, у каменной вечной стены,
Приотворясь, запоёт, и ударится старое сердце
В новый набег, на холме
неумиравшей
волны.