Продолжая губами и кончиком языка проникать в её влажную ложбинку, я протянул к её груди руки и, наконец-то прикоснувшись к её упругим соскам, начал их осторожно массировать, ощущая кончиками пальцев, как они стали мгновенно набухать. Посчитав, что я уже окончательно отбил желание Маргариты сопротивляться и, не позволив ей опомниться, я мгновенно развернул интимную часть собственного тела к её лицу. Усиленно засасывая её самое чувствительное место, я вдруг почувствовал, как к моей упругой части тела прикоснулись её тёплые мягкие губки. Затем я почувствовал, как она раскрыла ротик и с жадностью поглотила эту самую упругую плоть. Мы оба потеряли ощущение пространства и времени.

– Ах, Стасик, какой же ты у меня шалунишка! – блаженно раскинувшись на постели, выговорила Маргарита.

Я не мог не догадаться, что находясь в моих объятиях, она мысленно принадлежала другому мужчине. Во всяком случае, это было не моё имя, но и в то же время не имя моего покойного отца. В крайнем случае, на правах законной супруги, она могла назвать его Володенькой или даже Вовчиком, но уж только никак не Станиславом. По вздрогнувшему телу Маргариты я понял, что она окончательно проснулась и наконец-то сообразила, что находится в собственной спальне, а не в гостях у романтического любовника. Она поспешно приняла сидячее положение, посмотрела с откровенным презрением и небрежно оттолкнула меня в сторону. Я, человек, который только что предоставил ей массу удовольствия, теперь был ей отвратителен, противен и неприятен одновременно.

– Ты что здесь делаешь? – спросила Маргарита, прикрыв простынёй разомлевшую наготу.

Теперь у меня не было иного выхода. Я должен был поспешно встать, накинуть на плечи халат и уйти, ожидая её неминуемого возмездия, или же, вопреки всему, был вынужден вновь попытаться довести её до наивысшей точки экстаза, сделав эту спесивую стройную вдову своей желанной любовницей.

– Ничего не говори! Пожалуйста, не надо… – попросил я. – Ты даже не представляешь, до какой степени я тебя люблю! Если бы ты не спланировала убийство моего отца, то я бы сам нашёл способ как от него избавиться…

– Почему ты решил, что смерть Владимира Семёновича на моей совести? – спросила она, взглянув на меня смутившимся взглядом. – Судмедэксперты доказали, что это был несчастный случай…

Я не мог не видеть, явное раздвоение её личности. В стройном гибком теле Маргариты одновременно были скрыты две совершенно разные женщины. Одна мечтала схватить меня за волосы и разбить мою голову о железобетонную стену. Другая всё ещё была в плену блаженства и не желала отпускать мужчину, который был неуравновешен, напорист и неудержим в любовной страсти и в любовных ласках.

– Мне ещё никто и никогда не делал так хорошо, – робко призналась она. – Но это не повод, чтобы ты находился в моей постели…

Ещё несколько секунд и Маргарита могла бы окончательно прийти в себя. Она не только имела все основания выставить меня за дверь, но и могла вызвать полицию, справедливо обвиняя меня в изнасиловании. Если медицинская справка, подтверждающая мою невменяемость, могла освободить меня от тюремной камеры, то эта же справка не смогла бы противостоять желанию Маргариты, на долгое время, упрятать меня в сумасшедший дом. Именно поэтому я не позволил ей окончательно собраться с мыслями и поспешно впился в её пухленькие губки своими губами. Сначала она вновь попыталась меня с силой оттолкнуть, потом как-то обмякла и, обняв за талию, начала страстно целовать моё лицо.

– Я хочу тебя! Я хочу быть твоей. Возьми меня, Толенька… – замурлыкала Маргарита.

Я специально не спешил удовлетворить её порочную страсть. Мне хотелось довести её до безумия. Я хотел, чтобы она лишилась всякой способности о чём-то думать, и не просто отдалась мне, а отдалась с необузданной страстью и при этом так, чтобы у неё самой появилось желание иметь меня ещё неограниченное количество раз.

– Люблю тебя! Люблю… – шептал я.

Лишь когда понял, что моё дальнейшее промедление начинает её раздражать, я положил Маргариту на живот, затем приподнял её бёдра и вошёл в неё с диким желанием племенного жеребца. Маргарита вначале вскрикнула, затем застонала и принялась пальцами сгребать простынь. Наконец мы оба застыли в изнеможении, ожидая выплеск моей страсти, выраженной потоком изливающейся тёплой живительной влаги, благодаря которой идёт продолжение всего человеческого рода. Маргарита словно застыла, затем ещё раз простонала, приняв влажную плоть моего тела как великолепный дар. Я отпустил её, но всё ещё продолжал гладить её соски. Потом я начал осторожно покусывать их зубами. Она слегка нагнулась, взяла с прикроватной тумбочки пачку тонких дамских сигарет. Аккуратно вытащив одну, тут же щёлкнула зажигалкой и прикурила. После нескольких глубоких затяжек, она еле слышно произнесла:

– Анатолий! Почему я раньше не знала, что ты такой ловелас? Теперь я понимаю, почему Гришкина жена ему изменяла…

– Не стоит сейчас говорить об этом! – возразил я. – Сейчас я с тобой и все мои мысли только о тебе!

– Ты хочешь любить меня, как свою не совсем увядшую мачеху? – лукаво спросила Маргарита.

– Нет! Как мачеха ты мне не нужна, – возразил я. – К чему такие крайности? Я хочу любить тебя как самую желанную, прекрасную любовницу.

Я продолжал неотрывно смотреть на неё обворожительным взглядом. Кто бы мог подумать? Она была самим совершенством! Буквально несколько минут назад я был готов её придушить собственными руками как самую опасную ядовитую змею, а теперь я страстно её целовал и при этом получал огромное наслаждение. Вместо отвратительной ведьмы, которую я ненавидел с того самого момента как мой отец привёл её в наш дом, она внезапно стала для меня самой обворожительной, соблазнительной и в то же время роковой женщиной. Я надеялся, что она была точно такого же мнения обо мне, но всё-таки не терял благоразумия и относился к ней с прежней настороженностью. Она жаждала любви, хотела мужского тела, но её красивые аквамариновые глаза до сих пор излучали непримиримый взгляд.

– И как давно ты спланировал забраться в мою постель? – полушёпотом произнесла Маргарита, прижимая мою голову к своей пышной груди.

– Именно из-за тебя, я возненавидел отца! – солгал я. – Всякий раз, когда он шёл с тобой рядом, мне безумно хотелось оттолкнуть его в сторону и нежно взять в свою руку твою мягкую тёплую ладонь…

Я лгал, не моргнув глазом.

Маргарита нервно облизнула приоткрытые губы, которые по-прежнему жаждали жаркого поцелуя. На её щеках появился лёгкий румянец, а дыхание стало учащённым и прерывистым. Я невольно ощутил нарастающее сексуальное влечение. Мой пульс заметно участился.

– Поцелуй меня! – внезапно потребовала Маргарита. – Я давно не имела мужчину, а ведь так хочется, чтобы тебя любили! Я сравнительно молодая цветущая женщина…

Я чуть не взболтнул, что она действительно лишь сравнительно молодая с признаками наступающей старости. Лишь тот факт, что она постоянно следила за фигурой, надёжно избавлял её от явных и видимых признаков появления целлюлита и излишнего ожирения. Однако у меня хватило благоразумия не высказать эти мысли вслух. Я уже был готов вновь заключить её в крепкие объятия, но в этот момент Маргарита сама обвила меня за шею и, опрокинув на постель, навалилась на меня всем телом.

– Лежи! – сказала она, приказным тоном.

Маргарита неожиданно поднялась и, встав с постели, обнажённой прошла по комнате и негромко включила лёгкую эстрадную музыку. Я с интересом наблюдал за ней, не догадываясь, что именно она собиралась делать. Маргарита вновь забралась в постель, но тут же поднялась во весь рост и принялась прямо надо мной танцевать ламбаду. Она красиво водила бёдрами у меня перед глазами. Словно призрачное видение, она, то манила меня к себе, опускаясь на полусогнутых ножках, то вновь отдалялась, получая истинное наслаждение от моего вынужденного воздержания. Неожиданно для меня, Маргарита сильно согнула колени, развела в стороны ножки и прикоснулась к моим губам своим влажным бугорком. Она раскрыла передо мной свой заветный цветок и позволила испробовать его нектар. Я непроизвольно начал пробиваться кончиком языка в лоно её распустившегося бутона. Когда я уже был полностью подчинён её воле, Маргарита поспешно легла рядом со мной, затем велела взять её в самом извращённом виде, что я и сделал с превеликим удовольствием. Когда находясь в приятном изнеможении, я лежал, распластав на простыне руки и ноги, Маргарита лукаво посмотрела на меня, затем затворнически произнесла:

– Лежи и не сопротивляйся! Ничего не бойся…

Её слова меня заинтриговали. Я не мог понять, что она собиралась сделать, и почему я не должен был чего-то бояться. Она тем временем заглянула в верхнюю полку прикроватной тумбочки и поспешно вынула оттуда коробочку с импортными лезвиями. Мне даже стало как-то не по себе. Я не знал, что она замышляла, но понадеялся на своё физическое превосходство. Когда Маргарита поднесла одно из лезвий к моей руке. Я почему-то подумал, что она намерена поступить со мной точно так же, как я поступил с бывшим другом Григорием Васильевым.

– Не бойся! – повторила Маргарита. – Доверься мне. Если я надумаю тебя уничтожить, то сделаю это не столь примитивным способом…

Я всё равно боялся расслабиться и внимательно следил за её дальнейшими действиями. Я не переставал глядеть на неё с опаской. Она осторожно сделала неглубокий надрез и когда на моём запястье появилась тонкая полоска алой крови, Маргарита поднесла мою руку к своим пухленьким губам. Не скажу, чтобы подобного рода вампиризм мог меня хоть как-то возбудить. Даже более того, это было мне неприятно. Но Маргарита видимо испытывала от привкуса моей крови неведомое удовольствие.

– Теперь ты не только мой любовник, но и мой мужчина по крови… – усмехнувшись, сказала она. – Если ты мне когда-нибудь изменишь, я об этом сразу узнаю и убью тебя!

Она произнесла последние слова без тени лукавства, и я не сомневался, что Маргарита не шутила. В её изменившемся голосе было что-то недоступное для моего ума и в тот же момент чересчур зловещее. Я не понял смысл её необычного ритуала, но моё физическое влечение к ней явно поутихло, а вскоре и совершенно пропало. Меня больше не привлекала соблазнительная нагота её стройного обнажённого тела. Я машинально поцеловал её в губы, накинул на плечи халат и молча вышел из её спальни. Вернувшись в собственную комнату, я впервые закрыл дверь на защёлку. Я не мог себе объяснить, что со мной происходило. Мной овладело тягостное чувство страха. Я забрался под тонкое байковое одеяло и до тех пор, пока не заснул, с робостью смотрел не столько на свою руку, как на тонкую полоску моей запёкшейся крови.