И жизнь Его во мне кардинально отличается от того, когда я был в нем. Я чувствую, как его точка, необъяснимая тоска пустоты, заполняет меня изнутри. Как дикая невозможность реализовать свою полноту в пустоту, и крик Его словно младенца подобен реву быка. Я – (тире) Бог. Теперь нераздельны. Я пришел к чему так шел. Но никак не мог предположить, что это будет такое. Иметь в себе Бога – это невероятная ответственность. Ответственность перед тем, что проявится через тебя во внешнем. И если кто-то воскликнет – не ты владеешь поступками, а Он движет тобой, но это слова человека, который и на километр не приближался к Нему «ибо убоялся». А вот Он теперь во мне, и я сгораю вместе с ним. Я думал буду непомерно счастлив нести в себе великое совершенство любви и творения, а оказалось, что Бог глубоко несчастен и не удовлетворён собою. Он постоянно совершенствуется и потому не знает точно, что хорошо и что плохо. Все почему-то стало относительно, в отличии от начала, где все было понятно, а в начале всегда понятно – поддерживаю Его. Да, относительность нас движет и нас же убивает. Мы теряемся в размытых гранях соотношений. И уже когда все перемешалось ничего не остаётся, как только отдаваться на волю случая – авось что-нибудь выйдет удачненькое. Жаль только, что эксперименты превратились в пустую игрушку забаву. Все новаторства оказались играми в новизну…

…Надо вспомнить что было в начале… Какое-то дыхание понесло, что-то всем двигало. А теперь словно рассыпалось. Такая рассеянность. Радоваться бы – кто-то сказал нирвана, священная пустота. Начала начал. Невидимый Огнь духа жжет желание подлинной новой жизни. Но незримость уже пугает – слишком привык лицезреть плоды своих трудов, ах, как бы здорово вновь стать младенцем с чистой и незапятнанной душой!

Теперь меня увлекает то что называется, как «грязный секс». Мне нравится слышать пошлые словечки во время секса, самому произносит, я стал получать наслаждения от слов по телефону, мастурбируя своим членом.

ДОМ №…

Маленькая женщина вошла в мою квартиру достала тапочки, а на утро уже разместила зубную щетку и баночки с кремом в ванной рядом с моими туалетными необходимостями. Ещё недавно я хотел такого шага со стороны женщины моего нового романа, а теперь в испуге пытался ответить на ее вопрос о существующих у меня других связях. Перейдя на привычный философский тон, подавляющий собеседника своей эрудицией, я старательно начал прикрывать свое недовольство. Тема о свободе обескуражила маленькую женщину, еще недавно она наверняка, как и я поднимали, это слово как знамя жизни, а теперь каждый пытался освободиться от гнетущего чувства, что нечто, с чем мы боролись становиться новой идеей со своим флагом. Мы смотрели в глаза друг другу и ужасались происходящим. Снова подтвердилась схема взаимоотношений – кто-то принимает обязательно противоположность, даже если это не присуще. Она называла меня странным словом «Славик», так меня еще никто не величал. Но занимаясь с ней сексом я все больше ощущал себя сатиром с неиссякаемым голодом тела.

Вставка для скучающих.

Боль. Чем была вызвана эта? Твоим ли отказом или убийством моих чувств, или тем что сама решилась на подобное, а может во мне заиграл какой-то древний червь, желающий выбраться наружу, задавленный кем-то свыше. Так ли это? Или совсем все наоборот – я просто болен дикой болезнью, и эта болезнь совсем простое чувство правоты. А просто синдром неврастении, и может моя личина это все лишь не просто защита от кошмаров наших слов. Настолько мы стали мелкими, что слова наши превратились в комариные укусы. Настоль бестолково мы растратили свои силы, что превратились из титанов в пародию перелетных существ. Что-то потерялось в нас существенное. Я не знаю, что, когда я касаюсь тебя ко мне возвращается подлинность чувствования себя, а если я чувствую себя, то есть полное доверие к тому, кто со мной и что меня окружает в тот момент. И тогда, на этот короткий миг, который иногда чуть удлиняется, во мне пробуждается человек. Пробужденный он дышит и зовет к себе подобных. И иногда кто-то отзывается. Так иногда отзываешься ты, и в эти короткие временные промежутки я люблю тебя, как никого больше. В этот момент ты для меня все. Я не хочу, чтобы это перерастало в длинную скамью наших воспоминаний, я не верю ни времени и длительности возможного ощущения. Но этими мгновениями я живу. От одного к другому, от того что есть, к тому что вновь будет. И это наполняет меня ожиданием жизни. Кто-то из мудрецов воскликнет – да, разве не могут люди сами создать себя: подобное счастье быть в постоянстве. Не знаю, но все что в моей жизни все превращалось в иллюзию, кукольный дом. О котором написал Генрих Ибсен. Мне кажется, он что-то интересное прожил в своей жизни, я вижу это по его драматургии. Хорошо, что мы можем оставлять свои мысли другим – так мы не совсем одиноки в паузах между воскрешениями. И в наших паузах между тобой и мной есть незримый Ибсен. И когда ты спрашиваешь где я, то это просто – мы иногда забалтываемся. Я понимаю, что тебя это огорчает и мне жаль, что я иногда забываю тебя, но поверь, а верь это просто, что никогда не забуду. Я буду нужен, как и ты мне. Я исхожу это из себя, хотя в наш век это считается чем ужасным и даже невозможным. Но мне и этого достаточно, и это может быть единственное сегодня реальное. Быть может если бы мы жили в другую эпоху, хотя мы наверняка жили в другое время, но даже в том времени есть свои чудесные стороны бытия. Одна из них – это то, что встретил тебя. Но нас так разделяют наши головы.

Ты говоришь, что главное быть вместе. Но быть вместе и стукаться лбами это ужасно. А потом еще и переваливать всю вину на другого, и упиваясь этой игрой мы можем выскочит на орбиту существования, с той радости, что мы свободы от притяжений, но столько увенчанные прикреплённости к невидимости траектории. Наверно двигаясь мы ощутили бы несравненную радость причастности, но вот есть важный крен в нашей стратегии – мы полны друг другом, а это значит, что тяжелы, и если кто-то знает полетности и возвышенности этого чувства, то грозит обратное. Я подхвачу тебя на руки, и мы упадем как два камня неизвестно зачем упадшие с неба. Сигнал, после которого кто-то скажет – началось. А нам останется только усмехнутся.

Я несу весь это каламбур в полете и предчувствии удара об землю. Мои волосы (ты усмехнулась) уже сгорели, брови тоже, кожа на лбу и щеках вздулась. Я безобразен, но счастливы те на земле. Их перегрузки другие. Еще немного и я спою тебе. Песня эта будет жалостливая, и все что оказывается не на своей территории, на миг все будет прекрасно. А потом все отвратится. Не удобоваримый плод тягостен, его хочется выплюнуть.

Я снова глажу твои волосы. Растворяюсь в дыхании, купаюсь в запахе твоего тела. Мне не вылезти из него, я попал в плен. От потери свободы я заболел. Моя болезнь – это отсутствие меня, а я живу в свободе. Для тебя любовь – это жизнь. А для меня смерть. Я был бы рад знать, что ты есть и этого достаточно для счастья. Но тебе этого мало. И хорошо, что мало. Пусть не будет достаточно. Но я умираю от этого. Это не удушье – это обморок. Тебе никогда не отпустить меня на ветер. А мне никогда не удержаться в теплой ванне твоих чувств. Я буду мучить тебя своей неуёмностью, а ты темнотой и нежностью. И однажды не силах вырваться из твоих объятий я сгорю. И ты потеряешь меня. Которого так искала. Так начнется гибель и твоя. Мы не сможем решить эту дихотомию. Она не имеет смысла и потому бесконечно. Но мы можем попробовать полюбить по-другому. Так не известно еще. Но единственное спасение. Может есть еще Массу других, но пока что только один и может пока видимый на ощупь.

 
И я успокоенный ветром
Взлечу из тебя
В себя,
Но крикнешь ты
Это ли верность,
Но честность рождает меня.
 
 
Если не быть мне этим,
Ты не узнаешь меня,
Значит все между делом,
А значит все чепуха.
 
 
Быть этим нелепым,
Словом, подобно огню,
Слизывающим поперечным
Движенье все нулю.
 
 
Но я остаюсь захваченный
Тем несуразным магнитом,
Неузнаваемо – загадочным
Но все-таки индивидом.
 

Мужская мораль и женская мудрость абсолютно различны. Хотя и начинаются на один и тот же звук. Когда женственно – природная вполне допускает и жестокость, наравне с нежностью, рождение – вместе с убийством, то мужской теизм стремится создать противоположное этой гармонии, а что может быть противопоставление парадоксу как не примитивная «нелья», и создавая, мужчина приходит к пустоте. Именно поэтому мы. мужчины стремимся к свободе от женского. Мы хотим найти себя в этой пустоте. В этой пустоте построит что-то свое. Пусть обречены на вечные иллюзии и теории. Но хотя бы это у нас есть «наше», ведь все остальное ваше. Так оставьте нам хотя частичку существования.

Ты же помнишь – я чуть не умер, отравленный несвободой твоих желаний. Подкошенный упал и среди ночи мое ломало и трясло словно в агонии. Это и была агония – агония страха пред твоим мягким деспотизмом любви. Любовь такая она и есть – показала ее подлинное лицо, захватническое и неумолимое в своем стремлении обладать всецело объектом любви. Любовь не терпит свободы. И надо признать в любви нет свободы… для меня – ты обретаешь в ней ее, ты расцветает от нее, ты наполняешься полнотой – потому что она твоя и ты рождаешь ее. Твое женское начало рождает ее, а я… в ней умираю. Я могу до поры до времени угождать ей, как другие угождали своим врагам, чтобы умилостивить. Ведь если я разгневаю любовь своим отказом, то на меня обрушаться все силы вселенной и земли, она – она заправляет ею. Так что же мне остаётся? – пустыня и только там я нахожу свою независимость и одиночество. И… свое отчаяние.

Это мое единственное и последнее пристанище. Я сжился с ним. Я дышу и питаю свою душу им. Это мое единственная и последняя правда на сегодняшний день. Быть может я построю на этом свой замок, хотя у меня нет абсолютно Сил. В отчаянии нет сил. А только бессилие. И это бессилие моя единственная отрада. В своем бессилии я никого не убиваю и не разрушаю, не причиняю боли. А вместе с ним. И радости. В этом только тишина. Только свободность от всего. В том числе и от счастья.

И потому я пишу эти строки. Зная, что никогда не поймёшь их – этому противится не только твоя душа, но и природа и все живущее на свете. Но пишу их потому что это единственное что могу для тебя по-настоящему сделать – быть честным и искренним. Ведь в присутствии тебя я наполняюсь твоей любовью и уже все делаю то, что ты хочешь, твоя любовь во мне. С тобою я умираю, но тобою и возрождаюсь. Тобою сделанный по твоему образу и подобию. И если однажды я останусь с тобою на всегда – я перестану быть. Я окончательно стану твоим желание и образом, мечтой и ее воплощением. И – и ты престанешь любить меня и будешь дорожить мною, как творец дорожит своим творением. И потому я ухожу, чтобы ты могла любить. Чтобы я был собою. И только так мы можем быть. Быть самим собою. Это не призвание и не долг, это необходимость, без которой невозможно. Просто по-другому невозможно.

Я целую тебя. Всегда. Ты моя боль. А боль любят больше всегда, умаляя ее и умиляя.

ДОМ №…

«ух! наконец-то добралась.

мне очень тебя не хватает. поэтому, вот, решила написать письмо. Так много хочется сказать…

наверное, одного письма не хватит.

люблю, верю, надеюсь, жду, хочу, вспоминаю, воображаю…

Искренность. Надеюсь, ты это почувствуешь, и это письмо не отпугнет тебя.

оно, конечно, корявое и рваное, но сейчас я именно так себя и чувствую.

это случилось в пятницу, или раньше. эти дни мне очень тяжело даются. я испытала шок.

недавно я проснулась на кухне. тело и душа были разорваны на куски и валялись отдельно.

наверху в окне висело пронзительно голубое небо. был ли это укор или оно намекало, что пора лететь?

ночь была ужасна, и снова я опять испытала чувство стыда. почти также, как и в прошлый раз,

когда ты приехал ночью. ты назвал это литературой. может оно так и есть.

а небо звало и утром, и в ту ночь. надо было мне поверить и отпустить.

радуюсь, когда вижу твои глаза, полные огня, морщинки вокруг, и разве это важно – откуда ты пришел и куда уйдешь?

в эти моменты мгновение – бесконечно и чисто. ты прав. я выбираю счастье и любовь.

любовь, которую даю и которую принимаю, и счастье, которое возвращается и, надеюсь, однажды останется со мной.

(вот и признание в любви:-)!

а если уж так, то признаюсь еще в одном. страсть, секс. хочу тебя!

забавно, когда ты рассказывал о своих прошлых отношениях, своей первой любви,

когда в Крыму я видела тебя с другой, или знала, что ты был с другой, это меня безумно возбуждало.

так и сейчас. не могу притронуться, поцеловать. а сама горю, как сто тысяч девственниц :-)

очень хотелось встретиться с Ирой. очень, но она старше, умнее и тоньше меня, и была права, когда отказалась.

это должно произойти само собой или никогда. Ира была очень добра ко мне, когда ответила по телефону приветливо

и приняла мои извинения, что мы не пошли в театр. а рядом с тобой и не может быть другой женщины.

если найдется минутка, пожалуйста, ответь. от СМС-ок меня уже начинает мутить. прости.

Оля.»

ДОМ №…

С зависшей рукой.

Какого черта! какого черта я все это затеяла и запутала и себя, и его. И их. Зачем? И это с моей-то интуицией запутаться в двух соснах! «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». Изо всех сил пытаться саму себя обмануть – и это глядя через кристально чистое стекло… Ведь знала же, знала же все с самого начала… С первой же секундочки… Ан нет. Зажмурила глаза и прыгнула прямо в бездну.

А ведь мой муж был для меня воплощением моей мечты: любимое имя, идеальная внешность, нежность, романтизм и то, чего у меня никогда не было – тяга к жизни. И разве это не было любовью с первого взгляда? А сколько я боролась за него, как любила… Скольких проклинала за то, что посмели перейти дорогу моей Любви. А потом сама своими же руками все убила и на надгробии написала: конец. Конец иллюзиям и мечтам. Начать все с чистой страницы. И создала новую иллюзию.

Найти человека чувственного, духовного и надежного, который смог бы укрыть мою измученную душу, открытую всем ветрам… И разве я не знала куда идти? Почему к нему? Ведь он не способен никого защитить… Он сам того не зная несет разрушение и плетет бесконечную паутину любви, вовлекая в нее все новые и новые жертвы. И пока я не влипла во все это, пока не превратилась в высохшую мушку-тушку, надо махать крыльями и лететь. Ведь я была рождена для иного. Я что-то помню и это Оно.

А ведь те, кто приносит нам зло, могут быть такими невероятно чудесными людьми… И к этому так сложно привыкнуть.

Завтра я пойду в церковь и поставлю свечку за всех своих врагов (странно, почему во врагах у меня нет мужчин?). Так учит христианство, а я никогда не могла этого сделать. Было во мне что-то необузданное и языческое. Ан, нет. Это путь в никуда. Завтра начнется новая жизнь. Надо только дожить до утра.

Дом№…

В неожиданно в доброте я увидел обратную сторону – это было зло.

Я увидел другую сторону страсти – эта была любовь.

Доброту способна охватывать Дух зла.

Страсть неожиданно окатывается любовью.

«мы никогда не говорили глубоко – это плохо. о своих чувствах, боли, проблемах. я пытался. ты словно этого боялась,

я это чувствовал. я стал бояться быть открытым, я чувствовал, что могу причинить боль. это повлекло за собой закрытость.

закрытая форма всегда опасна – в ней накапливается все и не получая выхода – либо вырывается наружу в виде аффекта

разрушения, либо при усилии воли – засыпает.

когда засыпает откровение, засыпают и чувства. при усыпленных чувствах ничего не чувствуешь, ничего не понимаешь.

все словно в тумане. все превращаться в ложь. искусственность, и это примечается и называется счастливой жизнью.

но это не жизнь – это существование, когда живет только одна голова, а тело со всем его багажом и богатством является

придатком – это ужасно. страх расползается словно тьма, которая накрывает и закрывает. я начал бояться говорить.

чувствовать. проявлять себя. За этим последовало отупение. мой внутренний мир от сна стал атрофироваться. он превратился

в жилое и слабое существо. уже не могущие ни на духовные подвиги, ни на материальные.

последнее время меня что-то мучило. я никак не мог понять, что. я вот теперь я знаю – то что сказал выше. чувство сострадание

или чувство жалости убило в нас искренность, или тот же страх перед правдой развил и дал ему самому почву, на которой я

сейчас стою, а точнее упал и накрыт с головой.

мне нужно нужно вырваться или иначе я перестану писать – творить. я задыхаюсь в плену уютных мыслей и образов. я не

чувствую себя человеком, которого ты любишь. я ощущаю себя неким образом, абстрактным образом твоего воплощения. я поддался

этому соблазну стать таким каким ты это видишь, и вот теперь меня нет.

что бы найти себя вновь мне нужна свобода.

нет даже не свобода, а точнее свобода духа, мысли и слова.

с Ирой я вновь обрел себя. мы открыты друг перед другом, мы не боимся говорить и это только сближает. растворяет друг в друге.

есть возможность.

но главное есть глубина, я понял, что меня мучило – отсутствие глубины в наших отношениях, отсутствие единения при которых

малейшая мысль о расставании приводит в отупение и ощущение смерти.

сейчас я не боюсь тебя потерять – это плохой знак. это знак того что между нами расстояние. эта дистанции охладила мои

все порывы.

ты и раньше их воспринимал очень сдержанно. это для меня было каждый раз маленьким ядом, от которого я умирал медленно.

сейчас я воскрес.

я обретаю новую жизнь.

но ты! и наше прошлое со мной неразрывны, как бы я там не писал и не думал в аффекте – у нас с тобой прекрасный и волшебный

кусок жизни, ни отлучать его от себя я ни разрывать с ним связь я не могу и не хочу. я верю в твои возможности и верю, что сам

стал виной нашим замерзаниям. изначально нас соединила мягкая теплая луна.

все мое существо требует преображения. однажды это у меня было – 12 лет назад.

тогда я все разорвал. все бросил и ушел от всех и всего. это позволило мне вновь начать творить. это был новый подъем.

тогда так было нужно. сейчас все говорит, что надо поступить так же только с другим качественным отношением. я стал чуть

мудрее, но смогу ли я все это донести и объяснить? нет, у меня не получается – мир художника доступен только ему самому.

неужели вновь придётся пойти на крайние меры чтоб стать самими собой? СТАТЬ САМИМ СОБОЙ И ПОТЕРЯТЬ ВАШУ С Ириной ЛЮБОВЬ? —

ЭТО УЖАСНО ЭТО НЕВОЗМОЖНО. ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПЕРЕД НЕБОМ.

А ПЕРД СОБОЙ?

ЕСЛИ МНЕ СЕЙЧАС ЭТО НЕ СДЕЛАТЬ – ДАЛЬШЕ СМЕРТЬ, ВЯЛЫЕ РУКИ, ПОЛНАЯ АППАТИЯ, ОСТСУТВИЕ ДУХА И ЖЕЛАНИЕ, А ПОТОМ ПРИСПОСОБЛЕНИЕ

И СПЛОШНАЯ ЛОЖЬ. Я НА ЭТО НЕ ПОЙДУ. ЛУЧШЕ УМЕРТЬ ОТ ГОЛОДА ПОД МОСТОМ. если придётся замерзнуть в одиночестве – пусть, но

жить в обмане перед самим собой больше не в силах любить тебя и Иру возможно только если я буду самим собой. а это

требует… я не хочу этого разрыва, но ваше самолюбие и перетягивание одеяла на себя толкает меня к этому.

если я уйду от вас обоих, я думаю, что вы даже подружитесь – это всегда объединяет. одного не могу понять почему мы не можем

это делать вместе? почему причиняем страдания друг другу, когда можем жить в любви? каким таким нормам общественного

поведения, которые сидят в нах головах мы следуем -мы ведь страдаем от них и убиваем нашу любовь! ЭХ, я верно фантазер – но