Мои фантазии писатели, это мои фантазии и не дай Бог им проникнут в мое сознание и существование, а та же в ваше. Им возможно надобно жить на свободе, их мир – другой мир. Постарайтесь, как и я держать с ним дистанцию. Они прекрасны пока находятся где-то вне вас. Но если вы дадите им завладеть вами – вам крышка, а мне вечное горение в аду. Не совершите такого! Жизнь гораздо богаче и глубже чем мои слова, так давайте же вернемся к ней.
Если человек не занят поисками Бога, он занят поискам пищи. Тесть на современном языке, чем и как заработать деньги. Деньги дают пищу желудку, уму, адреналину, в общем всем наслаждениям мира сего. Еще с вечера Семочкин заметил в зеркале что у него очень странное лицо: какое чужое, словно на него смотрел не он а какой-то другой человек. Он пошел к кровати и заплакал в подушку.
Ночью ему сны нагромождались друга на друга, сбиваясь в кучу, возбуждаясь в шторм, умирая в каких то застывших картинках, растекаясь абстракцией.
Но утро предстало удивительно ясным. Даже бодрым.
Кот мирно спал на окне. За окном светило милое осеннее солнце. Небо было голубым и все говорило о полноте бытия и «счастии».
«Видно все-таки пойду, вот только надо вовремя, а то там то им ничего, а мне будешь хуже, еще снобизм во мне заявится, как бы мне вообще не выказать ни малейшим жестом этого явления, уже очень оно может вылезти, как защита, а душе потом будет гадко. Так меня верно еще и не возьмут! Ведь документов пока один загранпаспорт да только.»
Но вот опять тоскливая, желчная, надоедливая словно муха, мысль перешла от Семочкина ко мне – где же подлинная жизнь: во мне, или вокруг?! Я вскликнул, он замолчал.
Тяжелые красно-коричневые двери, словно открывая сейф отодвинулись и втянули бедного Семочкина в плотное пространство в таких тонах. Одутловатое лицо надменно посмотрело сверху и быстро сменилось словно по заказу на мило-добродушное, похлопало Семочкина по плечу взглядом и исчезло за стеклянными дверями с бледно-лимонными занавесками. Худенькая шаркающая, как и все бумажные души, старушенция вынырнула из-за плеча и с нарочитой строгостью спросила: Вам кого?
Всю дорогу Семочкин держался и старался не пасть духом и не развеяться по дороге в новое заведение, и одномоментно контролировал чтобы чувства его не развились в высокомерность, уж очень он и так выглядел импозантно в своем костюме, и не хотелось чтобы сразу в нем прочитали душеное смятение и не впали в жалость, и уж тем паче пытаясь это скрыть не хотел чтоб приняли его настороженно из-за сухости, за которой он пытался скрыться, потому держался более менее ровной психологической установки, но в последний момент учуял что в глазах его что промелькнула не хорошее. «может и не заметили, коль так быстро опустились к телефону, а может, еще хуже, заметили не поддали виду» – старушенция тем временем уже приглашала кого-то встретить Семочкина. «верно все ж не от большого ума я пришел на эту работу, ил совсем растерял его, а может и не было никогда, коль так ни как не мог ни чем другим заработать, так в голове одни фантазии, одни фантазии»
Старушенция бросила опять какой-то взгляд, который еще был не знаком Семочкину – «По крайней мере хоть как буду полезен, чем просто трепатся всякими мыслишками, предполагая что создаешь духовное пространство»
Вечером Семочкин удивлялся самому себе, насколько вдруг его потянуло в простым жизненным вещам, ужин за столом с любимой, и тихий мирный покой. От этого нового чувства внутри возникла тишина. Исчезла и тревога, которая все-таки по всей видимости была следствием предчувствия безденежья и безалаберности, отчужденности и отрешённости. Он вспомнил молодого человека, который встретил его в дверях театра, рассказал о работе и был весь дружелюбен. Семочкину даже показалось что он уговаривал его, так видимо последний произвел впечатления. Они сговорились после выходных уже окончательно подписать соглашение.
На следующее утро выспавшись. Он первым делом открыл почтовый ящик электронной почты, где по вчерашнему звонку его уже ждало соц. иследование его проекта, по ходу вспомнив что обидел вчера-с любимую неловким словом «Какой же я все-таки сноб, за свою никчемную мыслишку в сей миг родившуюся, готов человеку больно сделать, лишь отстоять ее, эту мыслишку, даже не заботясь о том что это мыслишка то ведь для человека. Но видеть эго всюду берет свое, и для «себя родного» все лучшее! Как это все нелепо, грубо, устаревше. Не меняется человек, а ведь сколько я думал что во мне поменялось, а корни все по-прежнему»» а ведь может тема которую мы подняли столь уж близка обоим и личностна, ведь совсем же неожиданно после просмотра фильма вдруг так открылась картина четвертого измерения, где все имеет то же характер и форму только в большем формате, а человек если туда попадет то со своим маленьким мышлением теряется в таком огромном пространстве, отсюда мы оба вывели что человеку надобно развивать свой ум до космических масштабов.»
Семочкин собрал уж было пойти чуть подработать денег на соц. исследованиях, как-то делают все безработные выдавая себя за состоятельных господ, где и сами социологи выдают чтоб, можно было бумажками отчитаться, у нас по прежнему та же бюрократия, только в большем масштабе, так что может и не следует нам рваться в космическое сознание, а достаточно в малом хотя бы разобраться – в себе. Но он решил позвонить и уточнить, когда ему приходит на работу монтировщика. Ему ответили, что бригадир как раз в театре и хотел бы сначала встретится и обговорить.
На улице было зыбка, даже приятно, освежало. Проговорив быстро на уже известные вопросы социолога (впрочем это был человек обычного склада ума, по бумажке задавшего вопросы, похоже совсем без энтой специальности), проследовав несколько улиц Семочкин оказался опять в приемной театра. Опять пахнуло какой-то странной жизнью, но теперь правда какой-то болезненной, это чувство вынес одутловатый мужичек в костюмчике, как позже заметил Семочкин зам. директора, и стал жаловаться вахтерше что сегодня «прибывается» какой-то важный господин, а он не может дать никому распоряжения чтоб его встретить, он мол, в своем филиале, это видимо так не поступал. Все говорило, что он только-только на новом месте и хватается за все лишь на нем усидеть. После появился грузный человек. Видно было что из работяг, по коренастой и твердой походке. Семочкин в своем тонком пальтишке и светлом под ним пиджачке почувствовал себя совсем не месту.
В общем получил наш Семочкин отказ даже в тяжелой грубой работе, ибо этот бригадир этот еще долго вслед смотрел с удивлением удалявшееся фигуре Семочкина. И у него в голове небось рылись странные мысли. Когда просматривал трудовую книжку с отметкой трёхлетней давно.
«Даже эту работу не дала мне жизнь, очень странно.» – с этим вышел из театра Семочкин. Все как сразу переменилось свет где-то на горизонте померк, стало очень холодно на улице, закоулки заострились, и ноги хоть продолжали нести с некоторой постепенностью, но сохранялись лишь инерционность. «Даже если фантазия о счастье всего лишь миф, но миф настолько устойчивый в сердце человека, значит все-таким в он имеет под собой твёрдую основу, и если она только сегодня не получает резвится, то только лишь по неблагоприятной среде и слабодушии хозяина, надо продолжает взращивать ее что есть силы»
Она предстала перед ним словно ангел красоты. Восхищение его не было предела, как не было предела и горделивости возникшей в нем что именно ему досталась эта красота, которой он теперь обладал и всеми силами старался не завладеть ею и не поработить, но все сказывалось именно в эту сторону. Властвовать так же препротивно, как и быть порабощенным, это наш герой знал по себе. Но на каком-то определённом этапе все негативное состояние становится невыносимо, и человеческая сущность меняет свое направление из страдательного элемента превращается в наслаждение. Превращается ли совесть, которая приносит страдание по осознании этой аномалии. Во что-то другое, например, наивное благодушие и слепоту, не знаю, но у Семочкина вдруг произошло криминальное происшествие с его характером – он наслаждается властью. И все вокруг словно щутитя стали ему подчинятся. Психоз толпы мне не известен, но этот странный парадокс весьма как мне кажется закономерен. Семочкин взрастал до размеров Гитлера, Мусолини и Наполеона. Станет ли он деспотом на этом пути? – посмотрим. Испытание властью самое тяжелое и самое сложное среди всех. Единицам удалось пройти и не погибнуть. Но те, кто выжил превращались в богов.
Итак. Власть. Власть как лидирующая и организующая сила, способная образовывать новые явление в обществе человека и его среде. Как это происходит наверно вы знаете много примеров.
«не пробить мне этот проект, видимо надо к какому ни будь влиятельному лицу примкнуть, без этого никак невозможно. А это ужасно! Так мерзко! И оставить, бросить его еще того хуже! Так что же подлее все бросить и страдать от никчемной униженности, или страдать от унижений продвижения проекта? Какая цель приведет меня к… А какая меня цель? Ведь для чего я приехал в этот огромный город, которому я на сегодняшний день не нужен, который враждебен мне, и я для него отброс, люмпен, лимита, которую нельзя истребить по законам демократии и потому что нужна раб сила, но я не могу быть для него даже раб силой, и остается только помойка. Бомжей до поры до времени, но и им скоро придёт конец. Всех заставят работать, и если не в самом городе, то где-то за пределами его. Это ждет и меня. Но главное я давно не видел живых глаз! Город их скрывает, он опускает их в мостовые, бумаги, аппараты, все куда-то только не на человека!»
это была действительно загадка, ведь насколько нам известно Семочкина ждала приятная и уютная жизнь во всех отношения как в по ремеслу, так и по бытию. Но самым странным образом все предлагаемые возможности (а их было не мало) переворачивалась с ног на голову, каждый раз убегая от них. Толи по тщеславию его, что мол его должно ждать нечто большее, толи по подлинному рвению к чему-то высшему, толи некая сила, владевшая им переворачивала все вверх тормашками и в этом случае Семочкин был что называется мученик Духа. Был ли Семочкин страдалец от собственных пророков, или воли самого рока, или призвания, это видимо только Богу и известно, а последуем в его прошлое.
Ах. Какие удивительные вечера среди художников! Как мечтал и рвался он в студенческую художественную жизнь! Как чувствовал себя словно рыба в воду, как же была прекрасна для него каждая минута пребывания здесь! …..
Тут он неожиданно опять вспомнил продюсера «Что-то все-таки маниловское есть в нем. Предлагает встречаться пить чай, говорить о искусстве, строить какие-то размышления о жизни и искусстве и ничего не делать, а если и делать то чисто на коммерческое основе: ты мне – я тебе, во-как обратная сторона Манилова Коробочка, и все то какое-то женственное и дряблое. Какая Русь неизменная! А кто-то ведь верил что история естественным ходом придет к лучшему, совершенному, кто же это… а, да Разумихин, да и Чехов, похоже туда же, так Розумихин и Чехов похоже одно лицо вместе с Зосимовым, это по-моему тоже от-туда. Да сколько таких умников естественников, Давиничов, историков – мечтателей. Все ждать от природы вознаграждения за смиренный и терпеливый труд души „по капле из себя раба“, а природа она как женщина. Как почва, всегда будет рождать и сорняк, и цветок, если над нею власть не иметь, если не следить каждый день. И будет то бесчинствовать, то ласкать. Это же Майя. Так оврилив древних Ведах, а человечество по-своему все хочет переосмыслить и продавать то что не может понять, угодить тому чему не надо, то же язычество. А еще с христианскими мерками! На мать природу надеются, а Христом прикрываются. Фарисеи!»
«а вы что же исключительная личность?» вспомнил он как-то в противовес слова одного оператора с котором его однажды свела судьба, очень похожим на него по зодиакальным знакам и по жизни, от чего Семочкин даже растерялся на такой вопрос и не смог ничего ответить. Вот если это был другой человек, то это была бы другая природа мысли и чувств, а тут он словно столкнулся со своей второй половиной критичной настроено на него самого, но ужаснуло другое, что этот человек может стать его другой половиной, а не тождеством или самостоятельной личностью. Этих вторых половин он боялся, так как видел в них либо тень самого себя или источник света, что его самого делает тенью или светом, и то есть очень и очень однобоким. От подобного терял целостность и чувство личностного ощущения жизни, впадая мгновенно какую пропасть противовесов.
«да и с чего это во мне такая уверенность что я что-то значу? Нет видно надо б но мне вновь на дно обращается, от-туда начинаются все пути» подумал Семочкин и вдруг как то спокойно стало на душе и сильно, словно он обрел почву и отвратился от натуженного полета мысли, словно все обрело связь между собой и взаимопонимание. «но как ж все-таки мне продвинуть свой проект? Ведь не грабить же ради карьеры как Раскольников, хоть он следовал даже и психологическим мотивам по причине психологической карьеры – стать великим» – от такой мысли у Семочкина даже передёрнуло и подумав далее, а смог бы он совершить такое, но нет не засело это в голове так как пример Достоевского сильно сидел в голове как противоядие против этой горючести. «а ведь однажды я совершил это только в чисто психологическом жанре» и Семочкин вспомнил как бросил девушку, которая вся отдала себя ему целиком и верила в общие надежды на долгую и хорошую любовь, да он бросил ее только за тем что считал у него великий путь, что ему приписан великий путь. Как он не хотел быть средним посредственным ремесленником! Как он верил в свою придуманную им звезду, что его ждет великое и большое будущее, что только его натолкнуло на эти мысли! И как точно Раскольников не хотел работать ни на какой другой работе кроме той что принадлежит его высоким мыслям. О как же он был уверен в себе и своей звезде! Но то все были мечты, а сил на осуществление не было, настолько сильно в нем сидел закон о «несовершении» чего-то плохого, он искреннее верил что Бог ему все сам даст, коль он настолько сильно верит в него. Он даже ни на секунду не усомнился что не достоин Его милости!
И тут ему вспенились слова продюсера «А ведь ты можешь что-нибудь в заклад сделать или займом какой-то, чтоб исполнился твой проект» какая простая рациональная мысль! Да ведь это демонизм какой-то «взять под залог деньги, которого у него нет просто ничего, ничего не закладывать чтоб взять залог, а ведь это мошенничество. А ведь продюсер говорил, что мошенничество это привлекать людей к проекту без денег с одним лишь обещанием возврата, что Семочкин получается брал под залог человеческие надежды и что это еще ужаснее «но ведь Христа и Буда именно так поступали, основываясь только на человеческих отношениях, а деньги только портят, и я того желал» так он и сказал продюсеру. А тот только рассмеялся.
Мучительная и сильная тоска вновь охватила сердце. Что-то несбыточное, то что ранее в молодости веселило и увлекало душу, тем ее давило со всех сторон, требовало выхода и реализации, и при этом никуда не толкала, а так будто только и мучал, только будто ей и нужно было это.
Западные литераторы высмеивают системы которые создаются у них там, а мы, русские, все потешаемся над человеками, потому как систему к нам не прилепляются и вся вера в человека. А во влияния всякие типа американских, как-то в 19 веке было французских. Это прямо страсть какое-то – не чтоб свое развивать, все ориентируются на сторону, словно и своего ничего ценного нет, а может видно, что русская душа все хочет все вместить, а не только все глаголить о своей уникальности. Может как ее уникальность и в этом вот соборовании всех культур в единую. Мысль не нова, но по-прежнему развивается. Главное про нее не забывать.
Свободное время демократии начинало вновь сменятся на новые структурированные схемы очень похожие на тоталитарные, с железными дверями, вновь стали возникать формы запретов и искусственных правил, ограничений.
О проекте
О подписке