превосходит германскую армию и численностью, и вооружением!

«Опаснейший из врагов» – так названа ими Красная армия.

Призывают к сдаче вещей – их запасы обмундирования недостаточны.

Геббельс 24 декабря сказал: «Война научила нас покорности року» (!). Как сбавил тон! «Солдаты ведут ожесточенную борьбу за существование своего строя. Снег, голод, отсутствие снаряжения». Вот как заговорил Геббельс. «Нельзя делать ответственными за войну государство или партию. Войну ведет весь германский народ». Уже спихивают с себя ответственность и ищут выходов.

«Русские проявляют нечувствительность к потерям. Ежедневно прибывают новые русские войска. Дисциплина советских солдат одна из причин сопротивления» (так пишет Зольдан в обзоре «Война на Востоке»).

11 января 1942 года.

(204-й день войны.)

Надо зайти на выставку в Ленинградский союз художников по приглашению художника Серова.

Иду на «утренник» для ленинградской интеллигенции. Солнце. Морозно. Все бело от инея. Русский музей, зияющие дыры выбитых окон словно кричат: «Смерть, месть!» Отверстые уста города…

Прекрасный город! Лед и камни на каналах. Бегу по морозу, мне хорошо. Я счастлив, что я в Ленинграде, на посту и делаю свое дело. На ходу обдумываю речь к ленинградской интеллигенции… Отчет о действиях Балтийского флота и гимн Ленинграду, городу-герою, – вот о чем я сегодня буду говорить.

На Мойке, 20^[20] – холодина, но публики полно. Огромный зал, сверкает орган, бледно-зеленые стены, люстры… Кажется, слышишь музыку последних концертов.

Снял шапку и говорю свою речь. Внимательно слушают, перебивают меня глухими аплодисментами. (Глухими потому, что руки людей в рукавицах, в теплых перчатках.)

Говорил горячо… После меня читает стихи Прокофьев. Он в шапке-ушанке, в шинели, с полевой сумкой через плечо.

Пришел Николай Тихонов, он тоже в форме. Тут же готовятся к выступлению художник Серов и Кетлинская.

Ко мне подходят, меня спрашивают:

– Как вы себя чувствуете, товарищ Вишневский?

– Я сегодня видел Ленинград и солнце и чувствую себя хорошо…

Сильно читает Тихонов о гвардейцах Красной армии, о Москве и Ленинграде – двух богатырях.

Идем в Политуправление обедать: гороховый суп, немного каши с консервированной рыбой. (Пять ломтиков хлеба. На день.) Света нет.

Неожиданно мне сообщают, что С.К. вылетает в Ленинград… и через несколько минут мне сообщают о том, что она… уже в «Астории» (!). Дозвонился к ней. Поговорили. Дрогнуло что-то внутри – С.К. приехала…

Иду в «Асторию». Встреча… С.К. страшно похудела: потеряла семнадцать килограммов, появились морщинки, седые волосы.

Весь вечер несколько беспорядочно, нервно беседовали, сыпались расспросы мои, ее и Толи.

В Москве были трудные дни: бомбежки в июле – октябре, пожары. У нас на Лаврушинском переулке ряд разрушений от попаданий бомб. Рядом с нами разрушена школа, разбит телеграф на Ордынке. Бомбы попали во флигель у нас во дворе и во внутреннее крыло дома. В моей квартире обвалились две стенки и дважды вылетали стекла. К приезду С.К. в Москву – пустая квартира, с выбитыми стеклами, была вся занесена снегом. Трубы отопления лопнули. Но в квартире все цело.

Быт в Москве военный. В редакции «Правды» весь коллектив на казарменном положении. С.К. привезла мне душевные письма из «Правды» от товарищей Емельяна Ярославского и Л. Ф. Ильичева.

О Ленинграде думают, заботятся. Посланные нам из «Правды» и из Наркомата флота посылки, к сожалению, не дошли, пропали. А в них было пять килограммов шоколада (!), теплое белье и еда. В чем же дело? Это не первый случай пропажи посылок. Либо гибнут отдельные самолеты, либо в промежуточных инстанциях похищают посылки.

С.К. говорит, что часть художественной интеллигенции Москвы не проявила себя по-настоящему; что, когда в Казани ожидались возможные налеты, некоторые товарищи-литераторы дали тягу в Среднюю Азию… Стыдно… Все это мне неприятно…

Я смотрел рисунки С.К. – военная Москва и казанский быт. Особенно удачна акварель «Ночная бомбежка Москвы». Так же как и у нас: кольцо пожаров, лучи прожекторов.

Был контужен в нашем доме, на пожарном посту, И. Сельвинский. С.К. тоже была задета взрывной волной.

Под Киевом, в окружении, трагически погибли Лапин и Хацревин. Долматовский жив, его стихи печатаются в «Комсомольской правде». Кинематографистов из Москвы перевели пока в Алма-Ату.

…Мне не очень хочется все это записывать, но долг летописца и свидетеля обязывает меня…

12 января 1942 года.

(205-й день войны.)

Мороз по-прежнему 25–30 градусов. К двенадцати иду в группу. У меня в рабочей комнате замерзли чернила… Обмакнул перо – оно стукнулось о черно-фиолетовый лед… Так… Машинистка все-таки перепечатала книгу о Подплаве. Даем ее в Политуправление.

Ленинградцы продолжают работать. Попьют кипяток с кусочком хлеба и бьются дальше за жизнь, за победу. На улице встречаются до невозможности закутанные фигуры. Мороз обжигает лица. Ко мне подошел на Васильевском острове один краснофлотец: «Товарищ бригадный комиссар, у вас белая щека». Оттираю ее снегом…

Торопливо бегут люди через Неву. Краснофлотцы тянут саночки с углем. Проезжают грузовички с кислым запахом странного горючего.

Отправили сестру жены Азарова. Я ей достал путевку через Ладогу. Послал немного еды и шутливую записку: «Пожалуйста, живите». Это боевая машинистка Октябрьского райкома, активистка, но силы начали сдавать. Зачем ей умирать, пусть уезжает.

Мороз сковывает не только немцев. Мы шутим, что он начинает «и своих хватать». Вспоминаю дни финского фронта, тяжелые сорокаградусные морозы.

Видимо, январь – февраль будут новыми критическими днями Ленинграда. На митинге интеллигенции ко мне многие подходили с вопросом: «Сколько еще ждать до прорыва блокады?» Я отвечал, мягко давая понять, что на два-три месяца нам надо запастись терпением и действовать, а если будет нужно, будем терпеть еще и еще – до конца, до победы.

Россия благословенная, родная, наша, великая, вечная, храбрейшая!

Обед у флагманов: жидкий гороховый суп, два ломтика черного хлеба с какими-то примесями, кашица.

Доложил замначальника Политуправления: «Мы в полном порядке, но чернила отказывают – замерзают. А писатели без чернил не могут работать».

В Москве для нас стараются, думают о нас. Народный комиссариат Военно-морского флота включил меня в список «шестидесяти восьми» на специальное снабжение и пр. Мне не надо, – я хочу жить наравне с коллективом.

С Англией еще будут разговоры. Пока что она шлет приветы и выжидает. Где же второй фронт? Пока только обещания на 1943 год.

Общее настроение в Москве оптимистическое, бодрое. На Западном фронте идет большая наша операция… Иностранная печать следит за нашими действиями с большим интересом.

Да, мы переживаем единую всечеловеческую трагедию. Как найти силы для ее изображения?.. Все в огне, в скрежете и исступлении. Но из этого родится новое.

Пришла в голову мысль: когда-то Ленинград назывался Санкт-Петербург – святой. Да и теперь святой, но по-иному, город.

В «Астории» света нет. Поел хлеба и московской курицы.

Пришли газеты за девятое, десятое, одиннадцатое, но читать нельзя, так как нет света, а достать огарок невозможно.

13 января 1942 года.

(206-й день войны.)

Холодно, туман. На фронте Н-ской армии затишье, части понесли потери, устали… Одна из дивизий армии лихо действует в тылу немцев. Захватила новогодний автообоз с продовольствием.

На пути наступления – сожженные фашистами села, могилы. Дороги скверные.

Армия генерала Мерецкова получает пополнения, но немцы упорно держатся на железнодорожных узлах Кириши – Чудово и др. Укрепили железнодорожную насыпь и покрыли ее сетью дотов и дзотов. Брать их трудно. По-видимому, Ленинграду надо запасаться терпением.

Главный удар сейчас наносится на Западном фронте. Там идет большая операция.

Один пленный немецкий офицер показал: «Мы поражены, как держится Ленинград; по нашим сведениям, продовольствие у вас должно было кончиться два месяца тому назад».

Очередной просчет германского «планирования».

С.К. была принята начальником и замначальника Политуправления. Хорошая беседа. Ее зачислили в оперативную группу писателей. Начальник ПУ сказал ей: «Вы храбрая женщина, но у нас нет хлеба, воды, света». Она ответила: «Я все это знаю». Потом С.К. рассказывала им о Москве.

Написал требование о предоставлении группе теплого помещения, печки, дров, так как приказание начальника ПУ уже имеется. Сегодня улучшенный обед: вместо воды с горсточкой крупы свекольный борщ! (С доплатой – 3 рубля 76 копеек.) На второе – чай. Ужин стандартный.

Правительство заботится о Ленинграде, продовольственное положение будет улучшаться. Задача – скорее завезти продукты по Невской ветке Октябрьской железной дороги с Осиновца. Самые трудные дни позади…

Говорят о взятии Мги. Сколько раз ее уже «брали», «окружали»…

14 января 1942 года.

(207-й день войны.)

Позавчера 28 градусов, вчера 26 градусов, сегодня 32 градуса мороза…

Сегодня с утра горит Гостиный двор. Весь фасад почернел. Языки пламени, клубы дыма. Пожарные рукава замерзают на ходу.

Вчера на лед Финского залива вышли две роты немцев, с орудиями, но были немедленно уничтожены Кронштадтскими фортами.

По КБФ в партию вступило 5127 человек за полгода войны. Большой приток!

Иду в «Асторию». В городе ряд пожаров. Диверсии или от небрежности при топке буржуек. Зарева…

Все в хмуром холоде. Каждый раз останавливаешься и глядишь на застывшие в снегу автобусы у Гороховой улицы и на площади Труда. Все так привычно и, несмотря на это, каждый раз заново впечатляет.

Вечером стрельба. Пили при свече шиповниковый чай. Дозвониться к В. Инбер не удалось, а у С.К. для нее письма и пр.

15 января 1942 года.

(208-й день войны.)

Потеплело – 13 градусов.

Радио нет, газет нет. С 11 января не было матриц «Правды» из Москвы. На Западном и Южном фронтах такое значительное наступление, а у нас нет сведений.

Нет света, так как электроэнергия идет в первую очередь на хлебозаводы, военные заводы, в госпитали. Сегодня в городе выдан хлеб почти без примесей. Висят объявления о выдаче продуктов на январь. (Нормы: по 100–200 граммов.)

Наконец (!) мы получили комнаты в ПУ и начали их оборудование.

Днем возобновились радиопередачи.

Слушаем Москву: продолжаются активные действия наших войск; Красная армия будет без передышки продолжать наступление, очистит захваченные советские земли…

Сделал записи о действиях морских бригад во время войны. Много великолепных примеров героизма.

В ленинградских газетах за 14 января объявлено о награждении шестисот семи ленинградских рабочих и инженерно-технических работников за успешное выполнение оборонных работ и выпуск вооружения.

Объявлена перерегистрация продовольственных карточек. Надо избежать злоупотреблений, выдачи на «мертвых душ» и пр.

Зашел к артиллеристам. Немцы обстреливают Ленинград и Кронштадт из шести- и восьмидюймовок. К зиме подтянули французскую тяжелую батарею на железнодорожных платформах; ее не раз засекали наши разведчики. Она действует из Кингисеппа, подтягиваясь на отдельных участках и быстро исчезая.

У нас работают отличные морские^[21] бронепоезда и транспортеры. Управление всем морским огнем строго централизовано. Связь четкая. Хорошо стреляют корабли, неплохо форты, хуже железнодорожные батареи. Есть лихие бронепоезда.

Немцы сидят на пайке в пятьсот граммов хлеба, при скудном приварке. Грязные, вшивые. Числа пятнадцатого декабря одна группа немцев начала атаку на морскую бригаду, стреляя из автоматов куда попало. Их перебили. У убитого обер-лейтенанта нашли карту с точным обозначением наших позиций. Мертвые фашисты лежали в русских сапогах, в краденых шарфах, шалях. Недавно группа немцев и финнов пошла в белых халатах в налет на один из Северных кронштадтских фортов. Из-за метели потеряли ориентировку и вышли к нашему ораниенбаумскому берегу, попав под жестокий огонь батарей, немедленно их обнаруживших. Почти всех перебили, шестнадцать взяты в плен.

16 января 1942 года.

(209-й день войны.)

Методически идет наступление на Западном фронте. Взято Селижарово: направление на Великие Луки – Полоцк – Двинск… Есть крупные трофеи за период с 6 по 15 января.

В нашей столовой тьма. Ел сухарь и треску…

Редактирую брошюру А. Зонина^[22] о линкоре «Октябрьская революция».

Был комиссар Красной Горки и просил приехать к ним, осветить обстановку. Запишу это на начало февраля.

Положение с продовольствием, топливом, электроэнергией ухудшается. (Все сегодня на сухарях.)

Железнодорожники еще плохо работают, а грузы идут, и их ждут, как спасения.

У Н. Тихонова в квартире все живут в одной комнате. Дрова кончаются, начали топить мебелью.

К Тарасенкову на улице подошла девушка-студентка… Ей страшно было в темноте идти одной по Марсову полю. По дороге она ему рассказала: «Получаю пятьсот рублей, работаю в госпитале, там подкармливаюсь. Кормлю и родителей. Достала пять литров керосина…» и т. д. Вот стиль вечерней беседы с девушкой в январе 1942 года в Ленинграде.

17 января 1942 года.

(210-й день войны.)

Был военный художник Яр-Кравченко. Просит устроить его поработать у морских летчиков. Показал мне отличный альбом: зарисовки корпуса истребителей – серия портретов в реалистической манере.

Сегодня только 15 градусов мороза. После тридцати двух кажется, что тепло. Болят помороженные щеки и подбородок. Но я в общем бодр. Стало уже трудно делать пешком два-три конца в день. Питание опять ухудшается. Пустой суп, немного каши. Не дают чая, а кипяток «не идет». Видимо, необходимы жиры, углеводы и белки…

От воспаления легких умер писатель Семенов – автор «Натальи Тарповой» и ряда пьес.

Устраиваю группу в новом помещении. Сегодня некие типы взломали нашу дверь, утащили печку, весь запас папирос, перешвыряли все рукописи. Не понимаю, откуда эти звериные инстинкты? Виновных обнаружили, составили акт. Все вещи водворили на место…

По Ладожской трассе идут грузы. В госпиталь пришли две трехтонки с продовольствием.

Работающие на производстве боевого снабжения получают триста пятьдесят граммов хлеба плюс семьдесят граммов хлеба и два раза в день горячую еду. (Нам нужен боезапас.)

Из типографий работают только типография Ленинградского фронта и газетный цех типографии имени Володарского.

«Правда» просит дать очерк (к Ленинскому номеру) о Ленинграде. Дам.

Усталость…

18 января 1942 года.

(211-й день войны.)

Отдохнул, выспался.

На Западном фронте захвачены две железнодорожные станции, кажется на Ржевском направлении. Наступление идет замедленно; условия трудные, и весна будет, безусловно, трудная.

Сегодня мягкая погода. На улицах как будто оживление. У книжного киоска толпа. Берут книги. В ряде мест с витрин отдирают доски защитных прикрытий, «чтобы было тепло».

С памятника «Медный всадник» тоже сдирают доски с наружной эллипсовидной обшивки. «Ему не холодно, а нам будет потеплей…»

У районных врачей очереди за бюллетенями. Неотложная помощь редко является из-за отсутствия транспорта.

Сегодня в нашем флотском хлебе – целлюлоза!..

С. К. входит в ритм нашей жизни. Подголадывает, но бодра.

Вечером пошел в «Правду». Не был в Ленинградском отделении месяца два. Привычная тьма, пятна голубых фар, темные силуэты на улицах, молчание… В переулке, у отделения «Правды», забор. Пробую найти калитку, кто-то кричит… Объяснили, что тут лежит неразорвавшаяся двестипятидесятикилограммовая бомба. Отделение «Правды» переехало в подвал, рядом с машинным отделением. Это – бомбоубежище. Сыро, температура плюс 8–9 градусов. Но по современным нормам кажется, что уютно: горит свет, стоят столы, работают телефоны и радио. Лежат свежие номера «Правды», «Красной звезды» (от 17 января). Рабочие из машинного отделения обступили меня, спрашивают: «Когда прорвут блокаду?» Отвечаю: «Надо подождать, упорно действовать». (Я в быстрые прогнозы уже не верю.) Товарищ Воронов^[23], исхудавший, несколько глуховатый, сидит у печки и подбрасывает в нее бумагу – типографские отходы.

– Всеволод Витальевич, как вы оцениваете положение Ленинграда?

– С точки зрения общего хода войны Ленинград выполнил свою задачу. Он устоял, остановил двадцать – двадцать пять немецких дивизий, размолол до трехсот тысяч немцев, обеспечил эвакуацию ценного оборудования и кадров. Сохранен Балтийский флот, Кронштадт – сохранена огромная мощь города-крепости. Силы на прямой контрудар у истощенных войск самого Ленинграда недостаточно. Решение, мне кажется, должно прийти от армий Северо-Западного фронта: фланговых ударов и перехвата немецких коммуникаций. В свою очередь, и эти операции имеют подчиненный характер. Главный удар наносится Западным фронтом; его успех выводит нас за Смоленск, на Витебск – Двинск, выручает Ленинград. Немцы это ясно видят, их тревожат именно правый фланг и их тылы. Я твердо верю, что совместные усилия, стойкость Западного фронта, Ленинграда и Северо-Западного фронта дадут успех. Да, еще умрет в городе некое количество людей. Жертвы неизбежны. На обстановку надо смотреть не с «городской» точки зрения, а с всесоюзной и мировой.

Ладожская ветка железной дороги передана военным частям. Поток грузов с 300 тонн увеличился до 1800–2000 тонн.

Старожилы говорят, что голодные 1918–1920 годы были «детскими игрушками» в сравнении с этой осадой Ленинграда.

Читаю очерки и корреспонденции в номерах «Красной звезды» от 15, 16, 17 января. Весьма интересно. Дается картина наступления Западного фронта; преследование немцев! В отдельных случаях в окружение попадают группы по пять немецких дивизий (район Можайска). Наши настойчиво продвигаются вперед. Не давать немцам оторваться, переформироваться и т. д. Гнать, сбивать их!

«Зимой 1942 года мы должны обескровить врага, разгромить все его старые и свежие полки и дивизии, положив этим основу нашей полной победы…» (Передовая «Красной звезды» от 15 января 1942 г.)

Меня радуют уверенные приемы наших войск. Драться умеют первоклассно!

К весне, несомненно, надо ждать новых технических средств – «новинок» германской армии. Уже есть сведения о «Мессершмитте-210», о новых бомбардировщиках. Но будут новинки и у нас!

Смещения, чистка и тому подобные меры среди генералитета Германии приняли широчайшие масштабы. Вся офицерская каста, вся головка офицерского корпуса – под ударом Гитлера. Геббельс в газете «Das Reich»^[24] пишет: «Война с СССР в данный момент вопрос жизни или гибели».

Было бы полезно весной нанести одновременно объединенными силами СССР, Англии и США удар по Германии, поднимая и все патриотические повстанческие силы Европы. Но, может быть, англичане и американцы предпочтут выжидать, посылая нам комплименты, «некоторую» часть снабжения и рассуждая о 1943 годе. Присланное ими медицинское оборудование, как говорят, не отвечает нашим потребностям.

Всю ночь до 7 часов 30 минут утра работал над очерком «Люди города Ленина». Писал с настроением, хотя мешали газетные требования и объем статьи.

19 января 1942 года.

(212-й день войны.)

По просьбе начальника Политуправления пишу приветствие трем гвардейским полкам морских летчиков. Там у меня много друзей – это полки истребителей, где я бывал еще в Таллине.

…Два наших корпуса идут на Сольцы – Псков. Немцы под Ленинградом должны быть отрезаны, окружены. Пора уже делать советские «Канны»!..

Был в Военном совете КБФ.

ВВС оборудуют аэродромы на островах Финского залива. Надо готовиться к весенним операциям.

Рассказали об обстановке:

Север. Стабильно. Через Мурманск, по новой железнодорожной ветке, идут грузы из Англии и США. В Финляндии сильнейший упадок, тяга к миру, на фронте редкая стрельба, пассивность противника. В финской прессе статьи о необходимости мира.

На Ленинградском фронте.