2

Теперь же мы шли в бар уже со своими гитарами, ибо стационарную гитару сломал кто-то из посетителей, Леди Ди и приключения остались в прошлом. Бармен сбрил усы.

Диалог с Игорем совсем не клеился. Мы вспоминали всякие истории, говорили о фильмах, музыке, но былой эмоциональной вовлеченности в разговор никто из нас не испытывал. Он решил спросить меня о том, как я провел последние несколько месяцев.

– Я же со всеми разосрался. Помнишь Лену? Ну, ту, с Петровско-Разумовской. Я рассказывал. Ну, вот мы же с ней типа стали встречаться. Да и всё хорошо у нас было. Но я как-то раз с Серёгой поругался из-за его Оксаны, и он против меня можно сказать всю группу направил. Ну, вот я в тот день был злой и раздосадованный. Сидим вечером с Леной в маке, и не помню, что она такого сказала, но я жесть как взбесился. Сказал ей что-то типа «ты не человек, а набор ярлыков и стереотипов». Просто она понтавалась как-то странно. Вела себя так, будто она один из персонажей, сыгранных Робертом Дауни Младшим. Но если ему такое поведение к лицу, то ей точно нет. Сейчас я так не считаю, конечно, но тогда я дико разбомбился.

– А сейчас что?

– А сейчас она не хочет со мной разговаривать. И вот с мая эта хрень продолжается.

– Ну, понятно, – он потерял интерес к моему рассказу.

– А мне ж потом так хреново было, что я решил уехать на дачу и пожить там в одиночестве.

– И как? Помогло?

– Да просто всю неделю пробухал и ничего для себя не вынес. Всё ещё хуже стало.

Наконец мы добрались до бара. Поздоровались с барменом, заказали по пиву. Стали пить. Уныние, царившее в баре, можно было резать ножом. Тогда я захотел поиграть на гитаре.

– Ребят, тут начальство камеры поставило. Играть у нас теперь нельзя. Я-то не против, но просто меня потом из-за вас оштрафуют, – пролепетал бармен. Какая липовая отмазка. Зачем врать? Нельзя было сказать, как есть? Не хочешь слушать, так и скажи.

В каком-то полудрёме мы сидели за стойкой в ожидании заката. Иногда в бар кто-то заходил, но за стойкой никто не оставался. Все брали пиво с собой. Я водил пальцем по наружному кольцу пустого бокала и наблюдал за агониями мушек, угодивших в хмельное болото разлитого пива. Иногда тишину прерывали чьи-то короткие реплики, но они не находили поддержки, становясь либо риторическими вопросами, либо брошенными в пустоту фразами.

Когда вся эта тоска надоела даже солнцу, и оно начало скрываться за густым сосредоточением сосен, подсвечивая ярко-желтым светом дым фабричных сигар, мы заплатили за пиво и пошли в сторону двора.

Солнце окончательно уступило небо Луне и звездам, когда мы дошли до района. Вместе с темнотой пришёл холод, покрывший наши тела мурашками. Хотелось согреться. Мы уже собирались расходиться по домам, но я обратил внимание на старую, разбитую лавочку, на которой мы время от времени сидели. Это седалище почему-то всегда притягивало шумные компании молодых людей и считалась поистине культовым местом. Это говорит о большой удачливости, когда застаешь её незанятой. Скамейка обладала каким-то шармом и очень часто становилась местом пересечения чьих-то судеб. Можно было сесть на неё и ждать, когда новые интересные знакомства сами упадут тебе на голову. Можно было идти к ней, как к месту получения новой миссии в компьютерной игре. К тому же тем вечером она была будто специально подсвечена поломанным уличным фонарем, который был прикреплен к почему-то до сих пор деревянному столбу одним лишь проводом. Форменный театр. Он висел, как груша на дереве, и лил холодный направленный свет прямо на лавку. Просто нельзя было не обратить на неё внимания. Мы сели, расчехлили свои инструменты и стали делать музыку. Пальцы и горло стали согреваться, но нутро просто заледенело. Тогда и появился Арам.

3

Из второго подъезда вышел худощавый человек, на вид лет тридцати. На нем были серые домашние треники, легкая коричневая футболка с пятнами не то горчицы, не то соплей и рваные кеды, через дырки которых можно было разглядеть белые носки с изображением голубей. Вид у него был слегка потрепанный, уставший, но взгляд был добродушный, какой-то по-детски искренний. В руке он сжимал литровую бутылку пива. Он шел на звук музыки. Подойдя к нам достаточно близко, чтобы разглядеть наши лица, он остановился и проговорил приятным басом:

– А, ребят, простите. Я вас с балкона увидел и подумал, что вот ты, – он указал на меня, – мой старый приятель. Классно играете.

– Да вы садитесь, послушайте, сами поиграйте. Умеете? – спросил я.

– Умею. Пиво хотите? – когда он говорил, кожа на его скулах сильно натягивалась, и можно было разглядеть кости его черепа.

– Давайте, – в два голоса ответили мы.

– Давайте без «давайте». Я ненамного вас старше, чтоб обращаться ко мне на «вы».

– Да дело даже не в возрасте, сколько в разности социального положения, – отвечал я.

– Ох, поверь, я не далеко от вас ушёл по социальной лестнице. Вот вы кто? Школьники? Студенты?

– Второй курс.

– Ну вот. А я даже первого не закончил. В общем, не надо этих формальностей. Всё в порядке. Считай, что мы с вами сверстники.

Мы сыграли песню «Аквариума» «25 к 10». Когда мы её исполняли, глаза Арама стали отражать свет фонаря. Отражающую способность его глаз повысила работа слезных желёз. Проглатывание им слюны было отчетливо слышно, несмотря на то, что помимо его гортани звучало целых две гитары.

– Ты здесь живешь? – спросил я по окончании игры.

– Раньше жил. Только сегодня утром приехал, – ответил он после небольшой паузы. Его голос дрожал.

– Откуда приехал? – вступил в диалог Игорь.

– Из Таиланда.

– Жил там?

– Ага.

– А зачем приехал?

– Мать у меня умерла. Надежда Васильевна. Жила здесь на втором этаже. Похороны вчера были. Опоздал немного.

Меня эта новость поразила. Я знал Надежду Васильевну и знал, что она умерла (про наш город иногда говорят: «На одном конце пёрднут, на другом конце запах учуют»), но я и не думал, что у неё есть сын в Таиланде. Однако факт наличия у неё сына не так сильно меня удивил, как эмоциональное состояние последнего. Его улыбчивая тоскливость никак не отражала его горе. Максимум, что могло у него случиться, как я тогда думал, – это усталость после работы, ссора с женой, но никак не потеря самого близкого человека. Я не знал, как отреагировать на его откровение, поэтому просто опустил голову и чуть пошаркал ногой по песку. Игорь в точности воспроизвел мои действия.

– А давно в Таиланде живешь? Я тебя никогда раньше не видел.

– Я уехал, когда ты ещё не родился, ну или был совсем маленьким.

Я пытался посчитать, сколько ему лет.

– То есть тебе уже за тридцать?

– Тридцать четыре.

– И во сколько ты уехал, получается?

– В девятнадцать.

– Мне сейчас девятнадцать.

– Да и мне тоже, хоть в паспорте и другая цифра. А ну-ка дай мне гитару.

Я молча протянул ему свою «Ямаху».

Талантище! Других слов подобрать невозможно. Безусловно ему не хватало механических умений в игре, но как честно звучали песни в его исполнении. Как это было чисто и красиво. И в контексте озвученной им новости музыка звучала ещё более проникновенно. Игорь завороженно слушал его исполнение, не пытаясь дополнить партии Арама каким-нибудь соло. Он звучал самодостаточно.

– Ты просто талантище! – похвалил его Игорь.

– Ой досадно, когда годы кропотливого труда называют талантом.

– Да нет же! В тебе определенно что-то есть. Без харизмы и тонкого чувства музыки такого не выдать, – вступил я.

– Ой спасибо, парни. А вы здесь часто собираетесь?

– Да вот только первый раз за лето сюда с гитарами пришли. Давно не были.

– Жизнь – череда удивительных совпадений и совокупность переплетений судеб, – потянуло нового знакомого на размышления. – Перед первым курсом однажды поехал в Крым. Был, считай, без денег. На спине рюкзак и палатка. С горем пополам добрался до какого-то дикого пляжа возле Ялты. Стал разбивать палатку. Смотрю: чувак какой-то то же самое делает. Ну, я подошёл к нему, говорю, мол, давай рядом разобьем лагери, чтоб несколько костров не разводить. Да и веселее вместе. Ну, он согласился. И вот потемнело, стали разговаривать. Он из Питера, оказалось. Ну, я ему и говорю, что жил когда-то там. Он спросил, на какой станции. Я ответил. Он такой: «О! А что за улица?». Я ответил. Потом спросил про дом и про квартиру. Глаза у него были по пять рублей. Он только что с той квартиры приехал.

– Да ладно? Это как так?

– Ну, я одно время играл с одной группой. Мы там репетировали. А сейчас ребята продвинулись, и тот чувак теперь их личный водитель.

Я как-то лукаво ухмыльнулся и недоверчиво уставился ему в лицо, но не заметил в его глазах ни тени иронии.

– Тебя, кстати, как звать?

– Арам. А вас?

Мы представились и только тогда пожали руку Араму.

Тем временем к нам подошли Саша с Ромой. Они, братья-близнецы, лет на пять младше Арама. Саня – мой спасательный круг. Когда мне совсем не с кем было общаться, он одним своим существом заменял мне всех людей, которые что-то значили для меня. Он был для меня и другом, и мудрым взрослым наставником, и предметом для шуток. Другое дело, что его мозг работает, как губка, которая может впитать не только полезную влагу, но и всякую грязь. Он безусловно обладает глубоким пониманием жизни, но помои, которыми он набил свою голову явно туманят его рассудок. Реальность для него существует в тесном симбиозе с вымыслом. Он на полном серьезе может употреблять в речи такие слова, как «энергетика», «дух», «бог» и другие. Но отдельное место в его голове занимает полка с фентези. Благо, понять, что эльфов и орков не существует, у него ума хватает. Видимо, поэтому фентези и занимает отдельную полку. От постоянного конфликта вымысла и реальности в его голове, поверхность последней лишилась волос, поэтому Александра можно легко различить в толпе по характерному блеску, производимому его макушкой. Приходится подвергать его речи серьезной фильтрации, а особенно его советы. Слушать истории его любви, безусловно, интересно и приятно, но эту деятельность можно сравнить со слушанием истории о счастье жителей Бреста, которое они испытывали двадцатого июня сорок первого года. Девушки не сильно любят мягкотелых мужчин с наивным взглядом на жизнь, наверное, поэтому он до сих пор и живёт с мамой и двумя собаками, которые своими фенотипами больше напоминают гиен. Другое дело – его брат.

Рома – это человек с острым чувством юмора. Его от брата отделяет целая пропасть. Он понимает жизнь настолько хорошо, что перестал относится к ней серьезно. В его теле понятие «ирония» нашло материальное воплощение. У девушек он пользуется большой популярностью. Я люблю, когда мы гуляем втроем: я, он и Саня, – ибо когда последний начинает нести очередной бред, есть человек поблизости, который помогает мне противостоять этому потоку невежества. Живёт он у бабушки, но, думаю, это дело времени.

– Здорово, – Рома похлопал меня по плечу.

– О, Ромас. Это Игорян, мой кореш, а это Арам. С Саньком в одном падике живёт.

– Арам? – удивились братья.

– Рома и… Саша? С четвертого этажа, да? – спросил Арам.

– Да-а-а, – парни пребывали в легком шоке, – ты когда приехал? С матерью успел увидеться? – продолжил Саша после небольшой паузы. Рома ткнул его локтем в бок.

– Да ничего. Не успел я ничего. Вот сегодня только с её надгробной плитой увиделся.

– Что теперь делать будешь? Обратно поедешь?

– Ой, не думаю. У меня проблемы с документами. Вряд ли меня обратно пустят. Останусь здесь. Буду жить с отцом. Он меня на «Самсунг» устроит.

– Ну вы держитесь. Сочувствую вашему горю.