Контрабандисты

Раньше всё это раскинувшееся кругом полевое сарафанье принадлежало совхозу «Путь Ильича». Потом, когда политическими торнадо стало беспощадно лихорадить советскую державу, всю совхозную движимость и недвижимость растащили местные акулы приватизации. А поля остались опустошёнными и запущенными, как после Мамаева набега. Часть их и вовсе отошла соседней Украине, ставшей наконец самостийной. Раздел этот самый произошёл прямо на наших глазах – мы тогда всей деревней высыпали смотреть. Там ещё казус такой вышел с бабой Мотей, а точнее, с её тёлушкой Зорькой. Было всё так. Со стороны Нижней Бздюхановки появились дюжие хлопцы в камуфляже и принялись растягивать колючую проволоку между нашими смежными деревнями. Повбивали столбики полосатые аккурат поперёк кукурузного поля, а нам, собравшимся поглазеть жителям, объявили, что теперь это есть государственная граница самостийного украинского государства.

А у хромоногой бабки Моти её Зорька паслась как раз с другой стороны поля. Ну, отправили мы мальчонка Митьку, соседа моего Пантелеича сынка, покликать старуху сюда, чтобы тёлочку свою двухлетку вызволила из Хохляндии домой. Пока там бабка шкандыляла, тут события развивались динамично. Уже и новый страж взгромоздился на деревянную вышку, где раньше глуховатый дед Панас с берданкой восседал, охраняя от посягателей кукурузное поле. Старушенция кинулась было под проволоку протискиваться на другую сторону, чтоб коровёнку свою вернуть. А с вышки дозорный стал угрожающе нагайкой размахивать и орать, что сейчас вызовет тревожную группу, и заарестуют нарушителя государственной границы. Бабка Мотя, конечно, испугалась, но больше её беспокоило другое – пока она будет пребывать в застенках чужого узилища, как там без неё хозяйство просуществует? Ведь у неё на иждивении находились два гуся да боров Богдан. Да и тёлочку жалко оставлять каким-то хохлам самостийным. В отчаянии она принялась надрывно звать свою родненькую. Та быстро откликнулась на зов хозяйки и прибежала. И вот, топчутся они по разные стороны возведённой границы и не могут воссоединиться. Прямо душу разрывает смотреть на их горе.

Бабка причитает:

– Ироды! Верните мне мою кровиночку-у…

А с вышки доносится злорадное:

– Всё, бабка, распрощайся со своей животиной. Это есть теперь наш военный трофей.

Старуха в ответ:

– Какой такой трохфей?! Отдайте мою тёлку!

– Сейчас же отойдите, гражданка, от разграничительной межи, – донеслось в ответ из ближнего зарубежья. – В противном случае будет направлена нота протеста вашему правительству и в Парламентскую Ассамблею ООН. Вы затеваете международный конфликт.

– А как же мне забрать мою коро-овку? – плачущим голосом протянула горемычная бабуля, совсем не желая вникать в сложившуюся геополитическую ситуацию.

– Обращайтесь теперь с иском в международный Страсбургский суд. А я вам ничем помочь не могу, я при исполнении. – И дозорный вертухай принялся отгонять тёлку в тыл украинской территории.

Дело принимало крайне нежелательный для тети Моти оборот. Но тут мой друган Толян спустил с поводка своего саблезубого волкодава Рекса, и бдительный дозорный проворно припустил без оглядки к своему высотному убежищу, но пёс все же успел вырвать из его взопревшего зада клок камуфляжной материи. Ну и ещё, покуда погранец возносился по приставной лесенке, животное успело стянуть с его ноги кир-зач. Пострадавший в неравной схватке с лютым хищником со спасительной высоты крыл всяко разно недозволенными словами своего лохматого обидчика. А Рекс в охватившем его охотничьем кураже яростно грыз деревянную стойку вышки, отчаявшись добраться до ускользнувшей жертвы. Мы же с друганом тем временем поспешно пособляли вызволить из вражеского полона бабкину тёлушку: отодрали колючую проволоку от столба и в образовавшуюся брешь провели на свою территорию отбитую у врага Зорьку, и Рекс перетащил трофейный сапог. Мы ликовали! Теперь наша взяла, и с противоположной стороны пострадавший дозорный слёзно молил, козья морда, чтобы мы вернули утраченный им предмет воинской амуниции. На что вдохновлённая победой бабка Мотя резонно заметила:

– А ты, милок, теперь сам подавай в суд на Рекса, чтоб он возвернул твою обувку.

А ночью мы с Толяном, по старой колхозной привычке, собрались обчистить кукурузное поле, ведь домашнюю живность надо же было кормить чем-то. Но теперь мы, патриоты своей отчизны, позарились на иностранную часть поля. Пока ломали кукурузные початки и набивали ими мешки, как раз тут произошло веерное отключение электроэнергии на деревне. А ночь, как назло, случилась тёмная, беззвёздная. Куда идти, в какой стороне Россия? Ни черта не разобрать. Плутали, плутали среди кукурузной чащобы – а выбраться не можем.

– Что будем делать? – заволновался Толян. – Теперь до самого рассвета не подадут электричество в деревню. А утром этот проклятый Карацупенко увидит наши следы.

– Ну и что? И пусть видит! – легкомысленно отозвался я из-под своего мешка.

– А то! Я видел, как вечером, когда менялся на вышке караул, они привели здоровенного бультерьера с собой. Как пустят его по следу – хана нам.

– Что теперь? – не на шутку встревожился я.

– Надо резиновое что-нибудь на ноги одеть, тогда собака след не возьмет, и мы сможем отсидеться в кукурузе, а на рассвете при первой возможности, когда страж удалится подальше, проскочим со своей контрабандой к нашим, – рассудительно объяснил мой подельник. – Видишь, я вот как раз калоши резиновые надел.

– Что же ты, бесов сын, о себе позаботился, а мне ничего не сказал?

– Да чего теперь сопли распускать. Я ведь не специально это сделал. Просто я человек женатый и не гнушаюсь ходить в калошах, так и ношу их всегда, мне форсить не перед кем, да оно и удобней так в нашей сельской местности. А ты холостой, у тебя всё девки на уме, вот ты в городских штиблетах и пижонишь.

– Нет, живьём я им не сдамся! – выдохнул я с решительностью героя-панфиловца, доставшего последнюю гранату.

– Ну, может быть, хоть что-нибудь резиновое у тебя найдётся, чтоб обмотать подошвы? – проникся сердечным сочувствием ко мне коллега-контрабандист.

Я с надеждой порылся в карманах, нащупал в одном из них зашелестевший пакетик.

– Фу ты, господи! Из резинового вот только презерватив, дак это ж на одну ногу.

– Ну, ничего! Будешь за мной скакать на одной ножке, – успокоил товарищ.

Вот так всю ночь мы и заметали следы: впереди Толян в калошах продирался сквозь кукурузные кущи, а я, как тушканчик, скакал за ним следом. А что? Хорошо мы придумали! Вы никогда не участвовали в игре «Бег в мешках»? Вот так и я втиснул обе ноги в презерватив и проскакал всю ночь. На всю жизнь навык приобрёл, теперь могу в чемпионском забеге принимать участие. Немного неудобно было, зато собака наш след не взяла. А к вечеру следующего дня мы всё же выбрались в пределы своего отечества.

…Вот так и впали пограничные деревни Верхняя и Нижняя Бздюхановки в состояние повышенной готовности, и на почве этой расцвела вовсю контрабанда в среде местных обитателей.

Рецидив

Случай этот произошел во время празднования Международного дня солидарности трудящихся – 1 мая. А в советские времена праздник этот весенний отмечали массово, трудовыми коллективами: сначала проводились всеобщие демонстрации, а затем, на следующий день, работники предприятий вместе со своими семьями выезжали на маёвки, то бишь на природу. А там уже все предавались кто к чему предрасположен: дети играли, женщины сплетничали, мужики пропускали по чарочке-другой, старики вспоминали былое.

И вот, расположилась наша дружная компания на большущей живописной поляне в предгорьях кавказских. Расстелили прямо на траве скатерть, разложили на ней яства разные и напитки, сами расселись вокруг с жёнами, детьми и стариками – потребляем с завидным аппетитом на вольной природе принесённые с собой продукты. Весело этак застолье проходит, с шутками да прибаутками.

Тут ветеран один, убелённый сединами старик, стал историю вспоминать из собственного прошлого. И случилось всё именно на этой самой поляне в давние времена Гражданской войны.

– Дело было году в 1918-ом, – старческим дребезжащим голосом начал он. – Неразбериха в стране была полная, власть менялась что тебе мартовская погода – по три раза на день. Наш красный партизанский отряд расположился вон в том леске. А на господствующей над этой местностью высотке находилось тщательно замаскированное пулемётное гнездо. Время тревожное, нельзя выдавать себя неосторожным движением: деникинцы рядом, кругом банды «зелёных» и прочей сволочи шастают. Власть наша советская ещё не укрепилась достаточно, государственные устои расшатывались со всех сторон. В общем, затаились мы в вырытых окопах и сидим тихо, как мыши. Вдруг разведка доносит о приближении вооруженного конного отряда, предположительно «зелёных», к нашим позициям. Командир подал команду: «Приготовиться к бою!» Вскоре на этой поляне появилась конная сотня. Противник беспечно двигался прямо на наши позиции. Ну, мы и влу-пили! Подпустили поближе и дали залп… Потом ещё… В общем, завязалась перестрелка. Решающую роль сыграл наш пулемёт, удачно установленный на стратегически важной высотке, он густо выкашивал ряды прорывающегося противника.

– И столько мы здесь положили бандитов! – удовлетворённо завершил свой рассказ ветеран. – Меня потом за этот бой именным оружием наградили, ведь пулемётчиком тем был я…

Присутствующие уважительно посмотрели на рассказчика: надо же! Столь героическая личность среди нас.

Но тут случилось совсем непредвиденное. Другой, так же убелённый сединами хромоногий старец вдруг нервно подскочил на одной ноге и со всего маху своим сучковатым костылём огрел по голове героя-партизана. Тот, со стоном обхватив голову, повалился на бок. Очевидцы инцидента, ничего не понимая, принялись разнимать и успокаивать разбушевавшихся стариков.

Хромой ветеран не унимался:

– Я из-за этого проклятого пулемётчика на всю жизнь инвалидом остался! Нога в колене не сгибается. До самой темноты меня, раненного, гад, продержал – мордой в грязь, да в осенней промозглости. Я тогда ещё и тяжёлую пневмонию подхватил…

Магнитофон