«Свои обиды каждый человек…»

 
Свои обиды каждый человек —
Проходит время – и забывает.
А моя печаль – как вечный снег:
Не тает, не тает.
 
 
Не тает она и летом
В полуденный зной, —
И знаю я: печаль-тоску мне эту
Век носить с собой.
 

1966

Она была в Париже

Л. Лужиной

 
Наверно, я погиб: глаза закрою – вижу.
Наверно, я погиб: робею, а потом —
Куда мне до нее – она была в Париже,
И я вчера узнал – не только в нем одном!
 
 
Какие песни пел я ей про Север дальний! —
Я думал: вот чуть-чуть – и будем мы на «ты», —
Но я напрасно пел о полосе нейтральной —
Ей глубоко плевать, какие там цветы.
 
 
Я спел тогда еще – я думал, это ближе —
«Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею был»…
Но что ей до меня – она была в Париже, —
Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил!
 
 
Я бросил свой завод, хоть, в общем, был не вправе, —
Засел за словари на совесть и на страх…
Но что ей оттого – она уже в Варшаве, —
Мы снова говорим на разных языках…
 
 
Приедет – я скажу по-польски: «Прошу пани,
Прими таким, как есть, не буду больше петь…»
Но что ей до меня – она уже в Иране, —
Я понял: мне за ней, конечно, не успеть!
 
 
Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, —
Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..
Кто раньше с нею был, и тот, кто будет после, —
Пусть пробуют они – я лучше пережду!
 

1966

Песня-сказка о нечисти

 
В заповедных и дремучих,
          страшных Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей
          и в проезжих сеет страх:
Воет воем, что твои упокойники,
Если есть там соловьи – то разбойники.
 
 
          Страшно, аж жуть!
 
 
В заколдованных болотах
          там кикиморы живут, —
Защекочут до икоты
          и на дно уволокут.
Будь ты пеший, будь ты конный —
          заграбастают,
А уж лешие – так по лесу и шастают.
 
 
          Страшно, аж жуть!
 
 
А мужик, купец и воин —
          попадал в дремучий лес, —
Кто зачем: кто с перепою,
          а кто сдуру в чащу лез.
По причине пропадали, без причины ли, —
Только всех их и видали – словно сгинули.
 
 
          Страшно, аж жуть!
 
 
Из заморского из лесу
          где и вовсе сущий ад,
Где такие злые бесы —
          чуть друг друга не едят, —
Чтоб творить им совместное зло потом,
Поделиться приехали опытом.
 
 
          Страшно, аж жуть!
 
 
Соловей-разбойник главный
          им устроил буйный пир,
А от них был Змей трехглавый
          и слуга его – Вампир, —
Пили зелье в черепах, ели бульники,
Танцевали на гробах, богохульники!
 
 
          Страшно, аж жуть!
 
 
Змей Горыныч взмыл на дерево,
          ну – раскачивать его:
«Выводи, Разбойник, девок, —
          пусть покажут кой-чего!
Пусть нам лешие попляшут, попоют!
А не то я, матерь вашу, всех сгною!»
 
 
          Страшно, аж жуть!
 
 
Все взревели, как медведи:
          «Натерпелись – сколько лет!
Ведьмы мы али не ведьмы,
          Патриоты али нет?!
Налил бельма, ишь ты, клещ, – отоварился!
А еще на наших женщин позарился!..»
 
 
          Страшно, аж жуть!
 
 
Соловей-разбойник тоже
          был не только лыком шит, —
Гикнул, свистнул, крикнул: «Рожа,
          ты, заморский, паразит!
Убирайся без боя, уматывай
И Вампира с собою прихватывай!»
 
 
          Страшно, аж жуть!
 
 
…А теперь седые люди
          помнят прежние дела:
Билась нечисть грудью в груди
          и друг друга извела, —
Прекратилося навек безобразие —
Ходит в лес человек безбоязненно,
          И не страшно ничуть!
 

1966

Песня о новом времени

 
Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги, —
Значит, скоро и нам – уходить и прощаться без слов.
По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,
Неизвестно к какому концу унося седоков.
 
 
Значит, время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи!
И в погоню за ним мы летим, убегающим, вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,
На скаку не заметив, что рядом – товарищей нет.
 
 
И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
О войне будут детские игры с названьями старыми,
И людей будем долго делить на своих и врагов.
 
 
Но когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
И когда наши кони устанут под нами скакать,
И когда наши девушки сменят шинели на платьица, —
Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!..
 

1966

Песни 1967–1970 годов

«Корабли постоят – и ложатся на курс,

 
Но они возвращаются сквозь непогоду…»
Корабли постоят – и ложатся на курс,
Но они возвращаются сквозь непогоду…
Не пройдет и полгода – и я появлюсь,
Чтобы снова уйти,
              чтобы снова уйти на полгода.
 
 
Возвращаются все, кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все, кроме тех, кто нужней.
Я не верю судьбе,
               я не верю судьбе, а себе – еще меньше.
 
 
И мне хочется верить, что это не так,
Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.
Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в мечтах,
Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.
 
 
Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в делах,
Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.
 

1966

Песенка про йогов

 
Чем славится индийская культура?
Ну, скажем, – Шива – многорук, клыкаст…
Еще артиста знаем – Радж Капура,
И касту йогов – странную из каст.
 
 
Говорят, что раньше йог
          мог
Ни черта не бравши в рот —
          год, —
А теперь они рекорд
          бьют —
Все едят и целый год
          пьют!
 
 
А что же мы? И мы не хуже многих —
Мы тоже можем много выпивать, —
И бродят многочисленные йоги —
Их, правда, очень трудно распознать.
 
 
Очень много может йог
          штук:
Вот один недавно лег
          вдруг,
Третий день уже летит, —
          стыд! —
Ну, а он себе лежит
          спит.
 
 
Я знаю, что у них секретов много, —
Поговорить бы с йогом тет-на-тет, —
Ведь даже яд не действует на йога:
На яды у него иммунитет.
 
 
Под водой не дышит час —
          раз,
Не обидчив на слова —
          два,
Если чует, что старик
          вдруг —
Скажет: «стоп!», и в тот же миг —
          труп!
 
 
Я попросил подвыпившего йога
(Он бритвы, гвозди ел, как колбасу):
«Послушай, друг, откройся мне – ей-бога,
С собой в могилу тайну унесу!»
 
 
Был ответ на мой вопрос
          прост,
Но поссорились мы с ним
          в дым, —
Я бы мог открыть ответ
          тот,
Но йог велел хранить секрет,
          вот…
 

1967

Песня о вещем Олеге

 
Как ныне сбирается вещий Олег
          Щита прибивать на ворота,
Как вдруг подбегает к нему человек —
          И ну шепелявить чего-то.
«Эй, князь, – говорит ни с того ни с сего, —
Ведь примешь ты смерть от коня своего!»
 
 
Но только собрался идти он на вы —
          Отмщать неразумным хазарам,
Как вдруг прибежали седые волхвы,
          К тому же разя перегаром, —
И говорят ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего.
 
 
«Да кто вы такие, откуда взялись?! —
          Дружина взялась за нагайки, —
Напился, старик, – так пойди похмелись,
          И неча рассказывать байки
И говорить ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!»
 
 
Ну, в общем, они не сносили голов, —
          Шутить не могите с князьями! —
И долго дружина топтала волхвов
          Своими гнедыми конями:
Ишь, говорят ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
 
 
А вещий Олег свою линию гнул,
          Да так, что никто и не пикнул, —
Он только однажды волхвов вспомянул,
          И то – саркастически хмыкнул:
Ну надо ж болтать ни с того ни с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
 
 
«А вот он, мой конь – на века опочил, —
          Один только череп остался!..»
Олег преспокойно стопу возложил —
          И тут же на месте скончался:
Злая гадюка кусила его —
И принял он смерть от коня своего.
 
 
…Каждый волхвов покарать норовит, —
          А нет бы – послушаться, правда?
Олег бы послушал – еще один щит
          Прибил бы к вратам Цареграда.
Волхвы-то сказали с того и с сего,
Что примет он смерть от коня своего!
 

1967

Ой, где был я вчера

 
Ой, где был я вчера – не найду, хоть убей!
Только помню, что стены – с обоями,
Помню – Клавка была, и подруга при ей, —
Целовался на кухне с обоими.
 
 
А наутро я встал —
Мне давай сообщать,
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня – генерал!
 
 
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продыхнуть —
Донимал их блатными аккордами.
 
 
А потом кончил пить —
Потому что устал, —
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Взял да выбросил вниз.
 
 
И никто мне не мог даже слова сказать.
Но потом потихоньку оправились, —
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
А потом уже – все позабавились.
 
 
Кто – плевал мне в лицо,
А кто – водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот…
Молодая вдова,
Верность мужу храня, —
Ведь живем однова —
Пожалела меня.
 
 
И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошел на попятную,
«Развяжите, – кричал, – да и дело с концом!»
Развязали, – но вилки попрятали.
 
 
Тут вообще началось —
Не опишешь в словах, —
И откуда взялось
Столько силы в руках! —
Я как раненый зверь
Напоследок чудил:
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.
 
 
Ой, где был я вчера – не найду днем с огнем!
Только помню, что стены – с обоями, —
И осталось лицо – и побои на нем, —
Ну куда теперь выйти с побоями!
 
 
…Если правда оно —
Ну, хотя бы на треть, —
Остается одно:
Только лечь помереть!
Хорошо, что вдова
Все смогла пережить,
Пожалела меня —
И взяла к себе жить.
 

1967

Спасите наши души

 
Уходим под воду
В нейтральной воде.
Мы можем по году
Плевать на погоду, —
А если накроют —
Локаторы взвоют
О нашей беде.
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
          Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше, —
И ужас режет души
          Напополам…
 
 
И рвутся аорты,
Но наверх – не сметь!
Там слева по борту,
Там справа по борту,
Там прямо по ходу —
Мешает проходу
Рогатая смерть!
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
          Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше, —
И ужас режет души
          Напополам…
 
 
Но здесь мы – на воле, —
Ведь это наш мир!
Свихнулись мы, что ли, —
Всплывать в минном поле!
«А ну, без истерик!
Мы врежемся в берег», —
Сказал командир.
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
          Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше, —
И ужас режет души
          Напополам…
 
 
Всплывем на рассвете —
Приказ есть приказ!
Погибнуть во цвете —
Уж лучше при свете!
Наш путь не отмечен…
Нам нечем… Нам нечем!..
Но помните нас!
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
          Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше, —
И ужас режет души
          Напополам…
 
 
Вот вышли наверх мы.
Но выхода нет!
Вот – полный на верфи!
Натянуты нервы.
Конец всем печалям,
Концам и началам —
Мы рвемся к причалам
Заместо торпед!
 
 
Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.
Спасите наши души!
          Спешите к нам!
Услышьте нас на суше —
Наш SOS все глуше, глуше, —
И ужас режет души
Напополам…
Спасите наши души!
Спасите наши души…
 

1967