– И что, поверили в лабуду? – усомнился я.

– Хрен знает, поверили, не поверили. Тему открыли, остальное – без разницы.

– Понятненько. А, кстати, хочешь, я тебя сейчас удивлю?

– Чем?

– Насчёт портфеля твоего знаменитого.

– А что с ним такое? – насторожился собеседник…

* * *

Шурин знаменитый портфель был куплен в Канаде, в начале восьмидесятых, Григорием Григорьевичем Синицыным, крупным советским математиком, специалистом по конформным отображениям. Во время очередного симпозиума, в подарок сыну на день окончания школы.

Кожаное заморское чудо произвело на моего будущего друга совершенно неизгладимое впечатление. Первое время он не расставался с этим портфелем даже при посещении туалета. В общежитии Шура спал с портфелем под мышкой. На свидания с девушками портфель приходил вместе с Шурой. В течение последующих лет портфель трижды падал в воду вслед за своим хозяином, дважды лишался ручки, а один раз его большой накладной карман подвергся полной перепрошивке. В том смысле, что его, с помощью шила и сапожной иглы, ремонтировал кожевенных дел мастер, а не весёлый раздолбай-сисадмин с набором загрузочных дисков и флэшек. Со временем портфель постарел, поистёрся, однако владелец дорожил им по-прежнему, хотя и перестал таскать с собой постоянно.

– Видишь ли, Шур, в чём заковыка… Я тут совершенно случайно узнал, что таких портфелей, как у тебя, было пошито всего около сотни. Так что вещь это достаточно уникальная.

– Я в этом не сомневался, – отмахнулся с довольным видом приятель.

– Ты не дослушал. Оказывается, в каждом из них есть тайное отде…

Договорить мне не удалось, поскольку именно в это мгновение стоящий на офисном комоде чайник громко щёлкнул, извещая об окончании процесса кипения. Шурик наклонился под стол, выудил оттуда железную баночку с высокогорным цейлонским, потом встал и важно прошествовал к продолжающему булькать прибору. Минуты четыре приятель священнодействовал с заваркой, переливая её из одной ёмкости в другую и бормоча под нос что-то вроде «Сейчас мы тебя поженим. Та-ак, ещё разок. Во-о-от. Теперь хорошо», а затем выставил передо мной огромную кружку с дымящимся, источающим густой аромат напитком. Чуть погодя присовокупив к кружке сахарницу и вазу с печеньем. Свою, таких же солидных размеров посудину Синицын наполнил до самых краев и осторожно понёс её через весь кабинет, к компьютерному столу. Наблюдать за ним оказалось занятием интересным – прольёт или не прольёт этот чаефил хоть каплю? Или всё же доберётся без потерь до стола?

Добрался. Без потерь. Пришлось восхищаться.

– Ну, Шурик, ты прямо артист. Ни капли ведь не пролил.

– А то ж, – ухмыльнулся Синицын, устраиваясь перед монитором и опуская чашу рядом с клавиатурой на самопальную, вырезанную из гофрокартона подкладку. Типа, чтобы столешницу не попортить. – Любой экспериментатор, Андрей, это своего рода псих. Но псих, заметь, аккуратный.

– Хм, и над чем трудится сейчас аккуратный псих? – не мог не поинтересоваться я, помешивая ложечкой индийский… пардон, ланкийский напиток, разгоняя по кругу быстро растворяющиеся крупинки сахара.

– Ну-у, как тебе сказать, чтобы покороче и поточнее… В общем, пытаюсь обнаружить свободные кварки.

– Ого. «Три кварка для мастера Марка»?

– Вот именно, друг мой. Вот и-мен-но…

* * *

Присказка про три кварка прилипла к Шуре давно. По окончании аспирантуры он шесть или семь лет проработал за рубежом, где в совершенстве овладел английским и прочитал в подлиннике «Поминки по Финнегану» Джейми Джойса. Чем зацепила его эта книга, сказать не могу, лично я не смог одолеть даже «Улисса». Но, тем не менее, факт остаётся фактом: Шурик вступил в клуб почитателей Джойса и постоянно принимал участие в разборах словесных ребусов покойного писателя, как по сети, так и вживую. Возможно, именно тогда он и проникся идеей поиска свободных кварков, существование которых никоим образом не противоречило современной теории, но практически на их поиск банально не хватало энергии. Ведь те короткодействующие силы, что удерживали протоны и нейтроны в атомном ядре, являлись на самом деле лишь слабым подобием настоящего «сильного взаимодействия», соединяющего кварки в элементарных частицах.

Однако мой друг был не просто талантлив – он был изобретателен и упорен. Раз задача не решается в лоб, значит, надо искать обходные пути. И потому «здрасьте, пожалуйста»: доктор наук и лауреат Александр Григорьевич Синицын с удовольствием излагает бывшему коллеге и несостоявшемуся учёному Андрею Николаевичу Фомину основные тезисы своих изысканий. Прихлёбывая чай, размахивая ложкой подобно дирижёру-любителю, рисуя в воздухе сказочные картины квантовой хромодинамики:

– Если ты помнишь, Андрей, кварковая модель строения адронов в настоящий момент предполагает наличие шести типов фундаментальных частиц, отличающихся определёнными квантовыми числами. То бишь, барионным и электрическим зарядами, спином, изотопическим спином, а также странностью, очарованием, красотой и истинностью. Каждое такое число – это так называемый «аромат», присущий каждому типу и отличающий его от соседа. Помимо этого, согласно зарядовому сопряжению, существуют также и антикварки. Пары кварк-антикварк образуют короткоживущие мезоны, а кварковые тройки – гораздо более устойчивые барионы. Что это такое, думаю, тебе объяснять не нужно.

С последним утверждением я был не вполне согласен, но кое-что все-таки помнил и, зная, что каждый лектор обожает вовремя заданные вопросы, попытался заполнить «случайно» образовавшуюся паузу:

– А как же тогда быть с принципом запрета Паули? Ведь три одинаковых кварка не могут находиться вместе в одном состоянии?

– Правильно. Но кто сказал, что кварки с одинаковым квантовым числом одинаковы? Цвет – вот что держит их привязанными друг к другу. Три цвета, три отличия, которые связывают воедино всё во Вселенной и одновременно являются настоящим проклятием для тех кварков, что хотят получить свою маленькую, но очень фундаментальную свободу.

Шурик на секунду прервался, чтобы перевести дух, и у меня опять получилось вклиниться в монолог:

– Ну да, эффект антиэкранирования вроде бы не предполагает видимого распада адронов на свободные кварки.

– Ты абсолютно прав. Асимптотическая свобода, нелинейное глюонное поле, этот «светящийся свет» моментально подбирает любому освободившемуся кварку антисобрата или парочку разноцветников, и чем дальше частицы друг от друга, тем сильнее их взаимное притяжение. При тех энергиях, что доступны здесь на Земле, мы можем лишь наблюдать итоги встреч и расставаний самых «ароматных» частиц во Вселенной. Однако их самих – увы, это нам пока не доступно.

– Но как же ты тогда собираешься их обнаружить?

– О, вот тут начинается самое интересное. В момент так называемого «большого взрыва» все фундаментальные частицы имели совершенно безумные, немыслимые скорости-энергии. По мере расширения и остывания нашей Вселенной сильно замедлившиеся кварки уже могли соединяться и образовывать пары-мезоны и троицы-барионы. Те мезоны конечно уже распались, а вот многие барионы до сих пор составляют бо́льшую часть природного вещества. Загвоздка же состоит в том, что по принятой сегодня теории не все кварки смогли найти себе достойную пару или двух подходящих собутыльников, поэтому они вынуждены вечно скитаться по пространству и времени. Причём, по самым скромным оценкам, их концентрация во Вселенной ничуть не уступает таковой, скажем, у золота или, например, платины.

Шура задумался, а затем решительно махнул рукой в опасной близости от своей чашки:

– Чёрт возьми, но почему же их до сих пор так никто и не обнаружил!? Ведь частица с дробным электрическим зарядом не может остаться не замеченной! Да и вероятность встречи двух или нескольких реликтовых кварков тоже не такая, блин, маленькая величина.

– Действительно. Странно, что их до сих пор не нашли.

– Странно, говоришь? Хм, по этому поводу, мой дорогой Андрей Николаевич, я тебе вот что скажу. Мы не можем их обнаружить по одной простой причине: свободные кварки вовсе не являются абсолютно свободными. Их обязательно должна окружать некая грань, некая область сингулярности, за которую не может проникнуть ни одна глюонная пара. А какие области сингулярности существуют в нашем мире? – мой друг артистично изобразил руками сжимающийся шар и вопросительно посмотрел на меня.

Подвести его было бы непростительно:

– Неужели… чёрные дыры?

– В самую точку. Только конечно не те чёрные астрообъекты, о которых пишут фантасты, а «кажущиеся черные дыры» – области времени и пространства, которые поглощают любое излучение, но не скрывают навечно информацию о поглощённой массе. Поверь, Андрей, вакуум может спонтанно создавать такие чудеса, какие мы даже представить не можем. А наличие свободного кварка легко определяется за счет излучения одного из элементов в паре кварк-антикварк, ну или одного из двуцветных глюонов. Поскольку второй элемент при определённых условиях имеет возможность проникнуть за горизонт событий сингулярной области и как бы исчезнуть для наблюдателя. И вот здесь я как раз и пытаюсь удовлетворить своё любопытство, создавая эти самые условия и становясь таким наблюдателем.

– А любопытство ты, понятное дело, удовлетворяешь за счёт государства? Как все истинные ученые?

Шурик скромно промолчал и с достоинством сложил на груди руки.

Я фыркнул и покачал головой:

– Да, серьёзно тут всё у тебя, не по-детски. Так, значит, у этой твоей установки с первого этажа главная задача состоит в том, чтобы формировать внутри себя некие «чёрные дыры»?

– Ну, не совсем так, – погрустнел остепенённый лауреат. – В принципе, это три обычных линейных ускорителя, синхронизированные особым образом. Сам понимаешь, размер имеет значение, и для настоящего эксперимента надо бы что-то типа «большого адронного коллайдера». Я, кстати, недавно обсуждал свой вопрос с ребятами в ЦЕРНе⁹, но там планы на годы вперёд, и мы по важности где-то в самом конце списка. А та бандура внизу… так, больше для оправдания затрат. Чтобы отработать методику, мне хватит и этой модели, – Шура указал на лабораторный стол. – Она, между прочим, действующая. Сейчас я тебе всё покажу.

Пригладив свои растрёпанные волосы, он достал из кармана флэшку, вставил её в компьютер и произвёл какие-то манипуляции с клавиатурой и мышью. Модель отозвалась негромким гудением. Глядя на мигающий красным светодиод, я слегка отодвинулся от стола.

– Слушай, а это вообще безопасно?

– Абсолютно. Вот смотри, там трансформатор, мощность у него небольшая. Насос, разгонные трубки, электромагниты, на фланце обыкновенная пузырьковая камера. Студенты мне эту хреновину собирали, ничего сложного. На слабом токе разгоняем газовую смесь и… Раз! – в попытке наглядно продемонстрировать, что и как, Шурик взмахнул рукой, задев рукавом свою чашку-миску.

Чашка перевернулась, горячий чай выплеснулся на клавиатуру…

* * *

Всё, что произошло дальше, запечатлелось в мозгу, как кадры замедленной киносъёмки:

…растерянный Шурик приподнимается со стула…

…ошмётки трансформаторных пластин пролетают над моей головой…

…дым от электрического щитка облачком поднимается к потолку…

…призрачный конус бледно-фиолетового сияния с вершиной на торце установки…

…расширяется в мою сторону…

…охватывает голову…

…в глазах вспыхивает яркая, почти нестерпимая радуга…

…сознание пытается удержать обрывок какой-то мысли…

…Мать! Мать! М…

* * *

– Докладывай, капитан. Только коротко и по существу.

– Есть, товарищ полковник. Разре…

– Без вводных.

– Понял… Итак, время события установлено с точностью до секунды. Внезапный скачок напряжения в электросети Института произошёл в 13:58:44. Запись в журнале имеется. Основные элементы защиты сработали штатно. Вся сеть переведена в автономный режим, реакторы не пострадали. В двух корпусах выведены из строя кабельные вводы, работы по их восстановлению ведутся, причины выясняются. Кроме того, служба радиационного контроля зафиксировала кратковременный и достаточно мощный импульс жёсткого электромагнитного излучения. К сожалению, или, хм, к счастью, он был настолько кратким, что по совокупности на радиационную обстановку не повлиял.

– А почему к сожалению?

– Источник обнаружить не удалось. Время формирования импульса совпало с моментом скачка напряжения. А вот до он произошёл или после, выяснить не смогли.

– Диверсия? Или попытка теракта?

– Такие версии пока не рассматриваются.

– Хорошо… Что с пострадавшими?

– Пострадал один человек, некий Фомин Андрей Николаевич, 47 лет. Вошёл на территорию института в 11:07 по приглашению компании «СтройКИТинвест». В момент происшествия находился в кабинете заведующего лабораторией №34 Синицына Александра Григорьевича. Во время опроса завлаб пребывал в шоковом состоянии, но все необходимые пояснения дал. В кабинете у него была установлена действующая модель экспериментального технического устройства СФН-12б. Скорее всего, в момент перегрузки автоматы в щитке не сработали как надо, ну и… В общем, модель полностью уничтожена. Характер разрушений частично взрывной, частично по механическим причинам, частично по причине пожара.

– Хм, а этот, как его… Фомин. Он как? Живой?

– Никаких ран или иных следов физического воздействия медики не обнаружили, однако пострадавший находился в бессознательном состоянии и его на «скорой» перевезли в Склифосовского.

– А что он делал в кабинете заведующего лабораторией?

– Пострадавший является Главным инженером строительной компании «Макстрой», выигравшей тендер на производство работ в здании лаборатории. К тому же, они с завлабом оказались… э-э… старыми знакомыми и, видимо, решили пообщаться… в неформальной, так сказать, обстановке.

– М-да. Проблема. Ну что ж. Будем проверять. И завлаба, и компанию эту строительную.

– В полном объёме?

– В том, что касается нашей епархии. И, кстати… Посторонним про импульс говорить запрещаю. Всех владеющих информацией – предупредить о неразглашении, под роспись. Паника нам не нужна. Тебе все понятно?

– Так точно. Разрешите идти?

– Иди.

– Есть.