Глава 1

«Верующий слепо не узрит воочию».

Из «Апокрифов»

Средина октября 1923

Величественное здание страхового общества «Россия» немало способствовало украшению Лубянки. Совсем рядом, на Кузнецком мосту, давно переставшем быть мостом, располагалось великое множество небольших книжных лавочек. Совсем недавно здесь можно было встретить и благородную девицу, пришедшую за модным французским романом, и солидного профессора, читающего европейские научные журналы, и, конечно же, полуголодного студента, стремящегося отыскать среди плевел декадентской культуры зёрна социалистических идей. На благодатной почве России зерна взошли, и магазины по большей части пустовали. Новые хозяева торопились заполнить полки снедью и мануфактурой, а бесприютные книгочеи понуро бродили вдоль знакомых витрин, изредка разыскивая на уличных развалах, а чаще – пытаясь недорого продать драгоценные, но мало кому теперь нужные тома.

Особняк страхового общества «Россия» по-прежнему сохранял надменный и величественный облик и царил над округой, казалось, неподвластный переменам. Но так лишь казалось. Кто-то из московских остряков запустил шутку, которую тихо повторяли те самые книгочеи, предварительно оглянувшись, не слышит ли кто чужой: «– Скажите, а что, в этом доме теперь находится Госстрах? – Нет, там находится Госужас».

«Объединенное государственное политическое управление» – гласила надпись у входа.

Молодой чекист в кожаной тужурке и поскрипывающей офицерской портупее поднялся из-за стола. По лестнице спускался председатель ОГПУ. Худое костистое лицо старого революционера выглядело встревоженным. Он едва кивнул на приветствие дежурного, и тот поёжился, словно цепкий холодный взгляд Феликса Эдмундовича Дзержинского распорол кожанку, а под ней – и грудь, чтобы понять, достаточно ли горячо сердце чекиста.

Но не это волновало Дзержинского. Он открыл тяжелую дверь и поспешно вышел из подъезда. По октябрьскому небу, суля долгий противный дождь, медленно тянулись грязно-серые тучи: «Пронесет, или зарядит надолго?»

Он огляделся. У противоположного конца площади стоял автомобиль, на дверце которого, закрашенные черной краской, угадывались очертания двуглавого орла. Феликс Эдмундович быстро зашагал к мотору. Полы его длинной шинели развевались на ветру. Он старался посильнее запахнуться в неё, чтобы сохранить остатки тепла, вынесенного из натопленного кабинета.

– Здравствуйте, дорогой Феликс Эдмундович, – донёсся из автомобиля негромкий голос с заметным кавказским акцентом. – Вы хотели меня видеть?

– Да, Иосиф Виссарионович. Если не возражаете, давайте немного пройдемся.

Собеседник председателя ОГПУ чуть заметно улыбнулся и вышел из машины.

– Что случилось? – спросил Сталин без обиняков.

– Неприятное известие. Сегодня председатель Реввоенсовета товарищ Троцкий отправился на охоту, – Дзержинский сделал паузу, верно подыскивая слова. – Его автомобиль обстреляли.

– Лев Давидович жив? – в голосе секретаря Центрального Комитета Российской Социал-демократической рабочей партии большевиков председателю ОГПУ послышалась надежда. Скрытая надежда на отрицательный ответ.

– Жив. Бандиты тяжело ранили водителя – некоего Александра Поповича, но и сам товарищ Троцкий, и ехавший с ним товарищ Самойлов имели при себе ружья. Они начали отстреливаться. На выстрелы прибыл из Немчиновки эскадрон дислоцированного поблизости кавалерийского полка. Правда, бандитов по горячим следам поймать не удалось – судя по всему, они хорошо знали местность и заранее подготовили себе пути отхода.

– Это очень плохо, Феликс Эдмундович. У нас под самым носом действуют непримиримые, закоренелые враги, а мы об этом узнаем слишком поздно. С таким положением дел нельзя мириться. Вы понимаете, о чём я говорю?

Дзержинский молча кивнул. Конечно. Ему, поставленному большевистской партией у рукояти карающего меча революции, лучше чем кому иному было понятно, какой вред молодой республике способно нанести криминальное отребье и замаскировавшиеся контрреволюционеры. Но самыми опасными были вчерашние товарищи, которые, распробовав вкус абсолютной власти в дни гражданской войны, теперь готовы были обратить завоевания революции в подножье собственного трона.

– Сейчас, в преддверии шестой годовщины нашей великой Революции, когда здоровье Ильича подорвано жестокой раной, смерть председателя Реввоенсовета была бы плевком в лицо всей партии большевиков, всему государству рабочих и крестьян. Основателя Красной Армии и кузнеца ее ратной славы вот так вот запросто убивают какие-то подонки прямо за столичной околицей!

– Всё это так, Иосиф Виссарионович…

– Но, с другой стороны, – продолжал Сталин, поглаживая темные с рыжиной усы, – настораживают определенные детали. Посмотрите, кто находился рядом с товарищем Троцким в момент нападения? Какой-то попович…

– Но это фамилия.

– Фамилии тоже с неба не падают, Феликс Эдмундович. С кем отправился на охоту наш уважаемый наркомвоенмор^[3]? Кто такой этот товарищ Самойлов? Он что – большевик? Может быть, он сидел с нами по царским тюрьмам? Гнил на каторге? Нет! Он бывший царский генерал, приятель Деникина и Корнилова. А если бы пули заговорщиков достигли цели? Нам что же, говорить мировому пролетариату, что председатель Революционного военного совета убит во время охоты вместе с царским генералом?

– Что же вы предлагаете, Иосиф Виссарионович?

– Феликс, дыма без огня не бывает. Конечно, следует отыскать и достойно покарать врагов революции, покусившихся на жизнь нашего уважаемого товарища Троцкого. Но прежде всего необходимо разобраться: что такое была эта перестрелка? Настоящее преступление или только инсценировка?

– Коба, ты полагаешь, что Троцкий, предвидя смерть… – председатель ОГПУ замялся, – Ленина, пытается таким образом подчеркнуть свою значимость?

Сталин опять едва заметно усмехнулся:

– Я не хочу подозревать в такой низости председателя Реввоенсовета. Но обратимся к фактам. Бандиты точно знали, когда и где проедет автомобиль наркомвоенмора. Грамотно разместили засаду. Открыли огонь, но попали только в шофера. С другой стороны, опытных боевиков так легко удалось отогнать выстрелами из пары двустволок. При этом, заметь, тоже не причинив вреда.

– Но прибыл эскадрон…

– Это тоже очень подозрительно. Не слишком ли быстро прибыл? Не ожидал ли он заранее приказа. Почему бойцы сразу не отсекли нападавшим путь к отступлению? Почему дали уйти?

Следует проверить, не причастен ли к делу бывший генерал Самойлов… – Сталин задумался, – а возможно, и другие бывшие офицеры, которые теперь скрывают это?

Не имеем ли мы дело с большим и разветвленным заговором?

Дзержинский молча кивнул. Он понял, к чему клонит собеседник.

– Еще какие-то новости? – спросил Сталин.

– Да. Речь идет об исследованиях профессора Дехтерева…

Начало мая 20ХХ

На темной глади монитора всплыло улыбающееся лицо виртуальной красавицы:

– Милорд, к вам Кристиан де Ла Доннель. Утверждает, что вы его вызывали.

– Пусть войдет, – откладывая в сторону посверкивающий золотым пером «паркер», ответил Джордж Баренс.

Дверь приоткрылась, и в нее быстрым шагом уверенного в себе человека вошел мужчина, внешность которого довольно плохо сочеталась со строгим твидовым костюмом. Куда больше гостю пошла бы обтягивающая мощный торс кольчуга, а двуручная секира довершила бы образ сурового викинга, потомком которых, собственно говоря, и был виконт Кристиан де Ла Доннель.

– Присаживайся, Крис, – Джордж Баренс указал на кресло.

– Насколько я понимаю, речь идет о командировке? – ответив на приветствие, поинтересовался Кристиан.

– Верно.

– Судя по тому, что меня отозвали из кадрового резерва, намечается что-то серьезное.

– Возможно.

Виконт бросил заинтересованный взгляд на старого знакомого. Лорд Джордж Баренс, общеизвестно, был одним из корифеев агентурной работы Института Экспериментальной Истории и признанным светилом отдела разработки.

– Возможно? – переспросил Крис.

– Именно так. О том, насколько все серьезно, вам как раз и предстоит узнать.

– Далеко отправляться?

– Нет, совсем рядом. Сопредел – рукой подать. Первая четверть двадцатого века.

– Действительно, неподалеку. Но… – де Ла Доннель пожал широкими плечами, – я же работал в отделе Средних веков.

– Мне это известно, – постукивая по столешнице оперением «паркеровской» стрелы, подтвердил Баренс. – Но из агентуры Института вы лучше других вписываетесь в оперативную легенду. Необходим человек скандинавской наружности с располагающим, добродушным лицом и чуть наивным взглядом.

– Разве у меня наивный взгляд?

Лорд Джордж улыбнулся, пропуская вопрос мимо ушей:

– Говорят, последние два года вы занялись медициной?

– Не совсем. Знаете, травы, акупунктура…

– Да-да, это как раз то, что нужно.

– Для чего нужно?

– Для кого. Для сотрудника Красного Креста. Вы направитесь в Россию. Сейчас нас очень интересуют два момента. Момент первый. На сегодняшний день в Москве образовалась развилка, грозящая коренным образом изменить ход истории.

– Впрочем, как всегда, – ухмыльнулся виконт.

– Не перебивайте, Крис. В базовой реальности, как вам должно быть известно, председатель Реввоенсовета Троцкий в октябре двадцать третьего года поехал на охоту, где сильно промок, промерз и тяжело заболел. У него поднялась криптогенная температура, сбить которую врачам не удавалось несколько месяцев, поэтому второго человека в государстве большевиков отправили на отдых к теплому морю. Далее, в результате интриги он не был своевременно извещен о смерти Ленина, не прибыл на его похороны, что позволило его непримиримому сопернику, Иосифу Сталину захватить власть в Советском Союзе. Так вот, в этой реальности Лев Троцкий жив, здоров и даже не думал болеть. Он произнес очень впечатляющую речь на похоронах вождя революции и воспринимается как его естественный наследник.

Брови над яркими синими глазами Кристиана удивленно приподнялись.

– Я еще не договорил, – видя реакцию оперативника, продолжил Баренс. – Конечно, такой поворот событий и сам по себе достоин пристального внимания Института. Паукам в банке сейчас предстоит вцепиться друг в друга. Но данный факт – всего лишь полбеды. Вот, полюбопытствуйте, – Лорд Баренс открыл папку скоросшивателя и протянул виконту несколько газетных листов. – Это выпуски «Ленинградской правды» и «Красной газеты». Читайте там, где отчеркнуто.

– «Как утверждает профессор Д., – начал Крис, – шарлатанские фокусы доморощенного мага Эусэвиуса с чтением и передачей мысли на расстояние – не более чем незамысловатый обман публики. В то время, как настоящая пролетарская наука ведет опыты в этом направлении, и уже вплотную приблизилась к передаче на расстояние если не мыслей, то человеческих эмоций. Причем, здесь научное чудо не ограничено цирковой ареной, и дальность объекта не имеет значения для феномена транспроекции, который скоро покорится советским ученым».

– Это январь двадцать четвертого года. Дальше – май. Читайте, читайте.

– «Необычайный опыт был проведён во время первомайской демонстрации трудящихся в Ленинграде на проспекте имени Двадцать пятого октября. На один из движущихся помостов был установлен специальный передающий электрический прибор, вокруг которого размещались собранные для такого случая бывшие царские вельможи, попы и прочие буржуазные элементы. По сигналу, пущенному из московской лаборатории, прибор начал работать, источая Х-волны, приведшие всех этих приспешников мировой буржуазии в столь радостное возбуждение, что они веселились и неподдельно радовались первомайскому празднику, дорогому для каждого пролетария, будто и сами были сынами трудового народа…» Галиматья какая-то, – закончил виконт.