Краска бросилась в лицо Гизельберту, граф Вальперт также нехорошо переменился в лице, но император вовремя прогнал готовившуюся разразиться грозу.

– Друзья мои, придержите ваши острые языки и забудьте старые счёты между собой. У наших ворот сейчас стоит слишком сильный враг, чтобы мы, на радость ему, ослабляли друг друга распрями.

И, обратившись к Вальперту, император попросил того продолжить.

– Славный замок Мантуя окружён войсками Рудольфа. Город остаётся верным императору, но сообщение с ним прервано. – В голосе Вальперта, помимо воли, промелькнула тень злорадства. Напрасно и не вовремя съехидничал Мило.

Очередной сильный удар по позициям Беренгария. Император сокрушённо покачал головой.

– Властелин Венеции, славный дож Орсо²⁹, по слухам, принял Рудольфа в качестве правителя земель италийских.

– Как? Ему-то что за выгода? – воскликнул Беренгарий. Вот этого он точно не ожидал, кольцо врагов вокруг него, таким образом, почти сомкнулось.

– Мне об этом неизвестно, государь. Могу сказать только, что великий город Милан, поклявшись вам в преданности, моими устами эту клятву подтверждает и готов стоять до последнего воина.

Беренгарий снова кивнул головой, на этот раз демонстрируя грустную благодарность. С печальным видом он повернулся к своим советникам:

– Что можем мы противопоставить сему?

– Его высокопреподобие архиепископ Фламберт надеется, что верность Милана не останется незамеченной венценосным помазанником Рима, – продолжал Вальперт, особо выделяя голосом слова о верности и о незамеченности. Беренгарий вернул свой взгляд к нему.

– Да, нам отрадно слышать это, в то время как большинство трусливо отвернулось от нас.

– Его преподобие готов продолжать защищать город, – настойчиво, как неразумному младенцу, повторил Вальперт. На сей раз акцент был сделан на слове «продолжать».

– Очевидно, его преподобие намерен поставить вашему высочеству какие-то условия для сохранения своей верности, – раньше Беренгария сообразил граф Мило.

Беренгарий встрепенулся.

– Это в самом деле так? – возвысив голос, спросил он Вальперта. Под усами графа Гизельберта промелькнула усмешка.

– Для защиты города епископу требуются немалые средства на вооружение и на пропитание воинов и простых жителей, терпящих все горести осады. А также на сдерживание наиболее ретивых врагов его. Между тем епископ стеснён в своих средствах, ибо вы, цезарь, наложили на него определённые обязательства.

– И? – спросил Беренгарий.

– И ради сохранения преданности тебе, цезарь, верный епископ Фламберт просит простить ему этот долг, – ответил за Вальперта Мило.

– Да, государь, – подтвердил Вальперт, гордо подняв голову в ожидании высочайшего шторма.

Шторма не последовало. Ответом было долгое молчание императора, погрузившегося в невесёлые размышления.

– Пока Милан верен вам, ваше высочество, король Рудольф, атакуя вас, не может быть спокоен за свой тыл, – прервал тишину отец Ардинг. Присутствующие согласно кивнули головами.

– Власть короля Рудольфа не признаётся маркизами Тосканы и Сполето, – заметил Вальперт.

– Король Прованса Людовик и его главный советник граф Гуго Арльский не приветствуют успехи короля Рудольфа. Маркиз Ивреи Адальберт, под влиянием своей жены Ирменгарды, прекратил помощь королю Рудольфу, – граф Вальперт, очевидно, перешёл на позитивную волну, возможно испугавшись, что загнанный в угол император решит пожертвовать Миланом ради сохранения сил вокруг своей главной и последней цитадели и провалит, таким образом, посольскую миссию графа.

– Вы ждёте от меня скорого ответа, граф? – спросил, наконец очнувшись, Беренгарий.

– Нет, великий цезарь. Ни я, ни его преподобие Фламберт не торопят вас с ответом.

И, выдержав паузу, добавил:

– Тем более что вашему высочеству в этом году не стоит ожидать прихода короля Рудольфа на веронские земли.

Беренгарий вскинул голову.

– Откуда такая уверенность, граф?

– Потому что король Рудольф в настоящее время направляется в земли франков, и он оставил свой двор в Италии на попечение графов Гариарда и Бонифация, обеспечивших успех его оружию при Фьоренцуоле. В Цюрих за пополнением своих сил отбыл и герцог Бурхард.

Услышанное ошеломило Беренгария и его советников.

– Что заставило короля уйти?

– Весть о гибели в битве при Суассоне Роберта³⁰, короля западных франков. До вас, верно, уже доходили слухи, что прошлым летом Роберт принял корону из рук местной знати после страшного оскорбления, которое нанёс ему простоватый король Карл. На одном из пиров монарх посадил с ним наравне своего канцлера, низкородного и подлого Агано. Местные дуксы и графы с тех пор не хотят видеть своим сюзереном Карла, королевский трон после смерти Роберта свободен, и Рудольф, по всей видимости, к бургундской и итальянским коронам возжелал присоединить ещё и франкскую.

– У короля Рудольфа хороший аппетит, – граф Гизельберт с улыбкой прокомментировал слова своего тестя.

– Королю Рудольфу определённо придаёт смелости Священное копье, которое ему так опрометчиво подарил граф Сансон, – продолжал говорить Вальперт.

– Возможно, – согласился император. Ему стало известно, что во время битвы при Фьоренцуоле Рудольф горячо молился этой реликвии, святая сила которой с лёгкостью возобладала над земной мощью его двухтысячного войска. Император потом долго жалел, что не провёл в таких же горячих молитвах тот день, а суетно метался по полю и отталкивал от себя милость Небес, сражаясь как простой воин и наивно пытаясь силой своего грешного меча добыть себе победу. Потеряв своё войско, Беренгарий считал, что, ко всему прочему, он в тот день потерпел поражение от бургундского короля ещё и на поле благочестия, и трудно сказать, какой именно проигрыш сейчас более всего терзал его душу.

Он пообещал не тянуть с ответом, а пока предложил гостям воспользоваться своим приветливым домом. Гости удалились, но Беренгарий не спешил отпускать от себя своих верных советников.

– Хвала Творцу, он не покинул нас и даровал нам время для того, чтобы собрать новые силы против Рудольфа, – начал он, и его советники с удовлетворением отметили, что лицо их монарха вновь излучает энергию и уверенность в собственных силах.

– Да, но за эти полгода, отпущенные нам, изменится не много. Города и замки Лангобардии заняты бургундцами и нашими предателями, которые из страха перед наказанием будут держаться за свои города едва ли не сильнее бургундцев.

– Прощение, да ещё и подкреплённое дарами, может склонить их сердца на нашу сторону, – заметил Ардинг.

– Да, вот только где взять средства на эти дары? Где взять средства на новое наше войско, да и на кого нам рассчитывать? Можно только пожалеть, что в своё время мы оттолкнули от себя Альбериха Сполетского, – воскликнул Мило.

Беренгарий смутился. В своё время он, ради дружбы с понтификом, сознательно оставил без внимания мольбы Альбериха, обиженного папой Иоанном при дележе трофеев в Гарильяно. Тогда он также принимал непростое, но, как ему казалось, самое верное решение, выбирая из двух зол меньшее.

– Давайте оставим привычку искать себе помощь на юге, – ответил Беренгарий. – Все итальянские бароны слишком ненадёжны, слишком коротко их слово, чтобы мы могли доверяться им. Подарки ими забываются мгновенно, зато обиды свои они помнят вечно. Вот и сегодняшние гости тому пример. Давно ли граф Гизельберт замышлял против нас?

– А потом бегал перед нами в чём мать родила, – добавил Мило, и все трое дружно рассмеялись, слегка подняв себе настроение.

– Или этот бургундец Вальперт, позавчера служивший Гуго Арльскому, вчера Рудольфу, а сегодня уже являющийся к нам послом епископа Фламберта, – поддержал тему Ардинг.

– И сам этот не к ночи упомянутый Фламберт далеко не образец преданности, да и разве он может таковым быть, будучи рождённым от чресел человека, за которым тянется шлейф самой наигнуснейшей измены, – язвительно заметил Мило. Беренгарий вновь помрачнел, вспомнив слова епископа Гвидолина.

– Не будем распускать пустые слухи, мой верный Мило. Но в целом все ваши доводы, друзья мои, абсолютно верны. Вы сами сейчас до конца убедили меня в том, что я давно подозревал, но с чем никак не желал в душе своей соглашаться.

– С кем же вы намерены тогда вступать в союз? – поинтересовался Мило.

– Есть! Есть силы, уже не раз помогавшие нам и выполнявшие все наши договорённости до последней запятой. Они заставят всю эту подлую свору дрожать от ужаса, представ перед ними всадниками Апокалипсиса!

– Ваше высочество! Неужели вы снова собираетесь просить помощи язычников? – в ужасе воскликнули дуэтом Ардинг и Мило.

– Помилуй, Господи! Единожды открыв ящик Пандоры³¹, вы снова и снова заглядываете туда, забывая, что просите помощи безбожных венгров против пусть и заблудших, но слуг Христовых!

– Вот именно! Ответьте, святой отец, – обратился Беренгарий к Ардингу, и лицо императора было красным от гнева, словно он уже повелевал своими страшными всадниками, – кто из двоих более согрешил перед Господом? Тот, кто отродясь не слышал слова Его, будучи родом из племён, никогда не слыхавших о Нём, и проживая в местах, где никогда не ступала нога слуг Церкви Его, но зато твёрдо держащий своё собственное слово, однажды слетевшее с уст? Или же тот, кто с рождения воспитывался и родителями, и священниками истинам Его писания, Его любви, Его заповедям, вкушал плоть и кровь Его, но все эти священные дары при жизни своей попрал, забыл, обменял на соблазны и искушения? Ответьте, кто ближе из них Господу?

– В ваших словах, несомненно, заключена драгоценная мудрость, государь. Я сожалею только о бедах, чинимых этими язычниками во время своего присутствия на христианских землях и не связанных с военным противостоянием сопернику вашему. Обуздать венгерские орды невозможно, последствия их вторжения непредсказуемы.

– Мы совершили немало совместных действий с венгерским дьюлой Бурсаком, и венгры всегда отменно повиновались договорённостям между нами. Моё слово было крепко, и этот дьюла твёрдо управлял своими людьми.

– Для этого также потребуются немалые средства, цезарь, – вздохнув, ответил Ардинг.

– Вы правы, вы тысячу раз правы, и потому я оставляю просьбу епископа Фламберта без удовлетворения. Мало того, я потребую от него уплаты долга как можно скорее. Тогда и поглядим, насколько велика его преданность мне.

– Вы подаёте знак Иуде, отказывая тому в поцелуе своём, – важно заметил Мило, на дух не переносивший своего сводного родственника.

– Христос поцеловал Иуду, но это не помешало тому предать учителя своего и открыть душу свою Искусителю. Того, в ком сидит Враг рода человеческого, не задобрить ни поцелуями, ни славой, ни деньгами. Пусть Фламберт пройдёт это испытание с честью, и я воздам ему сторицей, когда расправлюсь с врагами своими.