Повара режут пельмень и подают к столу.

Наташа. Как красиво! Что это, Марк?

Марк. Русский пельмень.

Наташа. А с чем?

Марк. С нашим общим знакомым.

Наташа (непонимающе). С каким еще знакомым?

Марк (поварам). Вы свободны.

Шеф-повар. Марк Сергеевич, когда прикажете подавать десерт?

Марк. Я позвоню.

Повара выходят.

Марк (наливает Наташе и себе водки). Под пельмени лучше всего пить что?

Наташа. Водку, конечно… но погоди, я не поняла насчет общего знакомого.

Марк. Попробуй, тогда поймешь. Давай выпьем.

Наташа. Марк, ну скажи сначала.

Марк. Угадай.

Поднимает рюмку.

За твои прелестные губки, которыми ты не говоришь ни по-русски, ни по-английски. Чтоб они цвели, как майская роза, чтоб они были всегда свежими, как устрицы из Лозанны, и… и… чистыми, как помыслы младенца.

Наташа. Хулиган.

Чокаются, пьют.

Наташа (вздрагивает). Ой! Знаешь, каждый раз после водки я… это, просто умираю!

Марк. Почему?

Наташа. Даже не знаю почему! Адский напиток!

Марк. Тебе не нравится водка “Абсолют”?

Наташа. Ты же знаешь – водка не мой напиток.

Марк. Дорогая, но шампанское к пельменям – все равно что ликер к устрицам.

Наташа. С тобой невозможно спорить.

Марк. Ты не спорь, солнышко, а ешь.

Наташа (пробует). Ммм… Что-то необычное… с чем этот пельмень?

Марк. Я тебе говорю – попробуй получше и сразу угадаешь.

Наташа (ест). Там внутри не фарш, а куски какого-то зверя. Правильно?

Марк. Молодец! Остается только угадать, какого зверя. Давай по второй.

Наливает водки.

Наташа. Теленок?

Марк. Ну, солнышко, я не настолько банален, чтобы кормить мою любовницу телятиной.

Поднимает рюмку.

Твое здоровье, дорогая.

Чокаются, пьют.

Наташа (после выпитой рюмки машет ладонью перед ртом). Ооооо! Какая все-таки это гадость – водка! Какой мудак ее изобрел?

Марк. Не могу ответить точно. Но уверен, что он был достойным человеком.

Наташа. Я б его повесила… или нет, закатала бы в бочку с водкой и бросила в море!

Марк. Какая ты у меня кровожадная.

Наташа. Ну правда ведь каждому дураку понятно, что лучше и красивей шампанского в мире нет ничего!

Марк. Ладно, Бог с тобой, пей свое шампанское.

Наливает ей шампанского. Чокаются, пьют, едят.

Наташа. Да, сейчас я чувствую, что это не теленок.

Марк. А кто?

Наташа. Косуля?

Марк. Нет.

Наташа. Кабан?

Марк. Нет.

Наташа. Олень? Лось?

Марк. Не олень и не лось.

Наташа. Марк, ну кончай придуриваться, скажи: кто это?

Марк. Я могу лишь тебе подсказать – это наш общий знакомый.

Наташа. Собака?

Марк. Нет.

Наташа. О боже! Это мой жеребец?! Гурам?! Я тебя убью!

Марк. Успокойся, твой жеребец спокойно жует свой овес на конюшне.

Наташа. О Боже мой…

Вздыхает.

Ты хочешь меня угробить сегодня. Не буду я ничего отгадывать! Сам скажешь. Дай закурить.

Марк. Кури на здоровье.

Дает ей закурить.

Наташа (встает, идет по залу). А здесь уютно. И часто ты водишь сюда своих любовниц?

Марк. У меня нет любовниц. У меня есть жена и есть ты.

Наташа. Все новые русские так говорят!

Марк (встает, подходит к ней, берет ее за запястья). Я – не все.

Наташа (с улыбкой). Правда?

Марк. Я не все. Запомни это, Наташа. Я единственный.

Наташа. Мне больно.

Марк. Я очень прошу тебя – запомни.

Наташа. Ну больно же… отпусти!

Марк отпускает ее.

Наташа. Иногда мне кажется, что ты сумасшедший.

Марк. Давай еще выпьем. С тобой всегда как-то удивительно хорошо пьется.

Наташа. А еще что со мной хорошо делается?

Марк (наливает ей шампанского, себе водки). Ну, об остальном я вообще молчу.

Чокаются.

Марк (после долгой паузы). Я люблю тебя, Наташа.

Они целуются.

Наташа. Ты действительно очень странный.

Марк. Почему ты не носишь мое платье?

Наташа. Как не ношу? А позавчера?

Марк. Надевай его каждый раз. Каждый раз.

Наташа. Ну… милый… если я буду его надевать каждый раз, я быстро надоем тебе.

Марк. Ты никогда не надоешь мне.

Наташа. Знаешь… это глупо, но с тобой себя чувствую как девочка.

Марк. Это хорошо.

Наташа. Не знаю, хорошо это или плохо. Но у меня раньше такого не было. Ни с кем.

Марк. У меня тоже не было ни с кем, как с тобой.

Наташа. За что выпьем?

Марк. Чтоб всегда быть вместе.

Наташа. Давай.

Пьют.

Наташа (возвращается к столу, ест стоя). Марк, ну не будь врединой, скажи, с чем этот пельмень?

Марк. С твоим отцом.

Наташа. Правда?

Марк. Правда.

Наташа. Не верю. Перекрестись.

Марк крестится. Наташа смотрит на него, бросает тарелку на пол и с визгом кидается Марку на шею.

Наташа (восторженно, смеясь). Марк! Марк! Ой, Марк!

Марк. Вот тебе и Марк!

Наташа. Ой, я не верю! Все-таки ты врешь! Скажи, что врешь!

Марк. Ну что мне – второй раз креститься?

Наташа. Врешь, врешь, врешь!

Марк освобождается от ее объятий, подходит к пельменю, берет большой нож, примеривается и отрезает угол от пельменя; снимает тесто, под которым оказывается голова человека. Марк поднимает голову серебряной лопаткой и ставит на пельмень. Наташа подходит и смотрит на голову.

Марк. Ах да. Он же очки носил.

Вынимает из кармана стильные очки в золотой оправе и надевает на переносицу мертвеца.

Вот. Золотых у твоего отца не было, но это непринципиально.

Наташа. Теперь верю. Это папаша. Марк! Блядь! Как ты любишь сюрпризы!

Марк. Моя слабость.

Наташа. Погоди… ой… я же съела уже два куска!

Марк. Что, тебе плохо?

Наташа. Не пойму…

Марк. Тошнит?

Наташа. Вроде… нет.

Марк. Ну и слава Богу. Давай еще закусим.

Наташа. Подожди…

Икает.

Ой, блядь!

Смеется.

Марк, я с ума сойду с тобой!

Марк. Не сойдешь. Ты сильная.

Наташа. Тебя надо изолировать от общества!

Марк. Только вместе с тобой, солнышко.

Целует ее.

Наташа. Ой, это полный пиздец!

Смотрит на голову.

Папаша!

Смеется.

Папаша, блядь! Третьего дня со мной по телефону говорил: “Наташка, привези мне картошки. И молочка”.

Марк (целует ей руки). А ты что, рыбка?

Наташа. А я Любке перезвонила, говорю: Любаня, ты младшая сестра, у тебя ноги постройнее, грудь потверже, так что дуй на рынок папе за картошкой.

Марк. А она?

Наташа. Отвезла. Налей мне шампанского.

Марк наливает шампанского.

Марк. Силь ву пле, мадам!

Наташа (смеется). Наташка, привези картошки! Не могу! Привези молочка!

Расплескивая шампанское, садится на пол.

Марк, я обоссусь от смеха! Картошки! Ха-ха-ха! Я умираю! Ха-ха-ха! Молочка! Ха-ха-ха!

Ложится на пол.

Марк (садится рядом с ней). Тебе смешинка в рот попала.

Наташа. Марк! Ну это же пиздец! Марк!

Марк. Смотри, воздухом подавишься.

Наташа. Марк! Марк! Ха-ха-ха!

Марк. Рыбка, ты простудишься.

Наташа. Ха-ха-ха!

Марк. Наташенька, побереги себя.

Наташа. Ой, дай мне руку. Ха-ха-ха!

Марк помогает Наташе встать.

Наташа (берет со стола салфетку, прикладывает к глазам). У меня уже тушь потекла. Досмеялась… Ха-ха-ха!

Марк. Ты так классно смеешься.

Наташа. А плачу?

Марк. Тоже классно.

Наташа (успокоившись, смотрит на голову отца). Да. Сказали бы мне, школьнице, что я съем своего папу.

Марк (трогает ее ноги). Жаль, что я не знал тебя школьницей. Очень жаль.

Наташа. Я бы тебе точно не понравилась. Я была такой серой мышкой. Вообще все мое детство какого-то серого цвета. Как северное небо зимой.

Марк. Ты жила на севере?

Наташа. Да. В военном городке. С папашей прапорщиком.

Марк. А мать?

Наташа. Умерла, когда мне было три года. От почечной недостаточности. Так что меня воспитывали папа и Родина.

Встает.

Серое, серое. Все серое. Папаша перегородил комнату платяным шкафом, и я спала за этим шкафом. А он водил к себе баб. Жен летчиков их полка. Летчики уходили в ночные полеты, а жены еблись с моим папашей. Я этого не понимала сначала.

Марк. Что?

Наташа. Ну, мой папаша был довольно невзрачным мужиком. А бабы его любили. Симпатичные бабы. Жены классных летчиков, которые летали как боги. А мой папа заведовал в полку постельным бельем. И менял этих жен летчиков, как наволочки. Странно. А потом мне все объяснила одна девчонка, дочка летчика. Оказывается, когда летчик на современном истребителе набирает высоту, у него сразу встает хуй от перепада давления. А если он резко преодолеет звуковой барьер – может сразу кончить.

Марк. Первый раз слышу.

Наташа. Да, да. Ее мать каждый раз спрашивала отца после полета: ну что, опять с небом Родины трахался? Стирать трусы?

Марк. Класс!

Наташа. То есть у жен летчиков была серьезная проблема. Их мужья трахались с небом, а своих жен не удовлетворяли. И жены бегали к прапорщикам, бензозаправщикам, техникам. Мой папа умел ебаться. А я за шкафом лежала и слушала.

Марк. Ты ласкала себя?

Наташа. Нет. Я ковыряла шкаф ногтем. Узоры на дереве. До сих пор помню эти узоры. Один был похож на розу. Другой – на велосипед. А третий – на дерущихся водолазов.

Марк. А я любил дрочить. Представлю себе больницу. Будто девочек кладут на операционный стол и осматривают. А они плачут. Меня мать однажды застукала в ванной. Потом взяла тюбик резинового клея, выдавила мне в штаны, вытолкала меня на улицу и сказала: “Иди, Марк, и хорошо подумай о своем будущем”.

Наташа. И ты подумал?

Марк. Подумал, но дрочить не перестал.

Наташа (смеется). С тобой не соскучишься!

Марк. Я рад, что тебе весело. Но выпить все-таки хочется.

Наташа. Давай, давай выпьем. У меня тост есть.

Марк снова наливает ей шампанского.

Наташа. Давай за тебя.

Марк. Почему за меня? Нет, рыбка, давай за тебя.

Наташа. За меня уже пили. За тебя. За твою… за твой…

Марк. Хуй?

Наташа. Юмор!

Марк. Спасибо, милая. Я очень тронут.

Чокаются, пьют.

Марк. Пока еще горячее, давай еще по кусочку.

Наташа. Давай.

Марк. Кстати, ты же не попробовала соус. Знаешь, как он называется? “Бетельгейзе”.

Наташа. Это что?

Марк. Самая большая звезда во Вселенной. Ее диаметр больше орбиты Марса. Представляешь?

Наташа. Не очень.

Марк. Главное – это очень вкусно.

Кладет ей кусок, поливает соусом.

Наташа (пробует). Вкусно.

Марк. Еще бы!

Наташа. Не знаю, может, я не права, но мне кажется, что…

Марк. Что, милая?

Наташа. Ты не обидишься?

Марк. Я не обижусь, даже если ты убьешь меня.

Наташа. Ну… мне кажется, что мой отец вкуснее твоей матери.

Марк. Возможно. Во-первых, он моложе на три года. Во-вторых, моя мать страдала ревматизмом. А в-третьих…

Наташа. А в-третьих, я люблю тебя.

Марк. Я обожаю тебя, рыбка.

Целуются, не переставая жевать.

Наташа. Тебе грудинка попалась?

Марк. По-моему, это плечо.

Наташа. А у меня… даже не знаю, что это за часть.

Показывает.

Что это?

Марк. Трудно сказать, милая. Наверно, шея.

Наташа. Наверно. Вот позвонки… а может, спина… ммм… а с соусом правда вкуснее.

Марк. Естественно.

Едят молча.

Наташа. Странно все-таки.

Марк. Что, милая?

Наташа. Отец мой был таким говном, а мясо вкусное.

Марк. Так часто бывает… Кстати, милая, чтоб не забыть. Звонил Петя, приглашал на уикенд к ним. Я ему пока не ответил.

Наташа. Да ну… не хочу я к ним. У него жена трещит, как пулемет.

Марк. Мне Петя нравится. Умный парень. Веселый.

Наташа. Он-то умный, а жена глупа, как пробка. Да ну их.

Марк. Поехали тогда к Хохловым на дачу.

Наташа. Опять кокаин нюхать?

Марк. Тебе не понравилось разве?

Наташа. Нос заложило, как при гайморите. И трахаться хочется.

Марк. Это плохо, по-твоему?

Наташа. Хорошо. Но я и без кокаина хочу трахаться.

Марк. Я знаю, киса.

Наташа. И потом… этот Хохлов… странный парень.

Марк. Почему странный?

Наташа. Зачем ему японский сад вокруг русской дачи?

Марк. Это успокаивает.

Наташа. Он что – японец? У него морда вполне русская. Чего ему успокаиваться.

Марк. На него было покушение.

Наташа. Ну и что? На кого из новых русских не было покушений? На тебя же тоже было, но ты не заводишь японского сада!

Марк. На меня было два покушения. А на Хохлова – только одно. Это большая разница.

Наташа. Почему?

Марк. Страшно становится после первого. Люди удваивают охрану, садятся на кокаин. Заводят японский сад. Часто ходят в церковь. А после второго покушения страх пропадает. Совсем.

Наташа. А после третьего?

Марк (смеется). Я таких не встречал!

Наташа. Марк, хорошо, что тебе не нужен японский сад. И ты ничего не боишься.

Марк. Как говорил один мой друг, в русском бизнесе есть два пути: либо ты боишься, либо ты работаешь. Правда, сам он уже полгода лежит на Крестовском кладбище.

Наташа. Он боялся?

Марк. Нет. Он работал.

Наташа (вздыхает). Ну вот… опять мы про кладбище заговорили.

Хлопает в ладоши.

На хуй! На хуй! На хуй!

Смеется.

Ой, слушай, я же тебе забыла рассказать! Я видела сегодня классную сцену! Дико классную! Я сегодня была в парикмахерской.

Марк (целует ее). Я это заметил.

Наташа. Подожди… вот, и пока меня Танечка стригла, я смотрела в окно. У них оно такое большое, улица видна, как в кино. А на улице какой-то кретин на синем мерседесе въехал в грузовик. Или, может, грузовик в него въехал, я не знаю. Грузовику ничего, а мерседес слегка помяло, ну и лобовое стекло разбилось. Грузовик уехал, кретина увезла куда-то милиция, а мерседес остался стоять на улице. И вот здесь-то и началось кино! Откуда-то прямо из-под земли появились люди, которые стали раздевать мереседес. Они делали это быстро и профессионально. Их было несколько групп, каждая со своей специализацией: одни снимали колеса, другие вынимали мотор, третьи чистили салон, и знаешь, что мне это напомнило? Я смотрела фильм про Африку, как львы охотятся на зебр. И вот они завалят зебру, выедят в ней лучшие куски и уйдут. А потом приходят гиены, съедают потроха, потом сразу налетают грифы, потом приползают муравьи… В общем, когда я вышла из парикмахерской, на улице лежал только кузов мерседеса. Как синий череп. И пошел снег. И было так красиво. Этот пустой синий череп под снегом был такой… такой…

Вздыхает.

Все-таки как хорошо, что в России иногда встречается что-то по-настоящему красивое.

Марк. Да.

Молчит.

И все-таки, киса, куда мы поедем на уикенд? К Пете ты не хочешь?

Наташа. Не хочу.

Марк. Значит, к Хохловым ты тоже не хочешь? Куда же мы поедем?

Наташа. Поехали в Вороново.

Марк. В этот бардак? Неужели тебе понравилось?

Наташа. Там лес хороший. Я на лыжах каталась.

Марк. Рыбка, но там куча народа, и все какое-то быдло…

Наташа. Мне плевать на народ.

Марк (с улыбкой). Правда?

Наташа (с улыбкой). Ага.

Марк. Ну, тогда поедем в Вороново. Сауна там ничего.

Наташа. И бассейн. Хотя бассейн… знаешь… там, когда входишь, дно такое скользкое и холодное… так ногам холодно и сразу это… хочется…

Марк (настороженно). Что, милая?

Наташа. Хочется, чтобы… это… чтобы…

Замирает.

Марк. Что, милая? Что?

Наташа (внимательно смотрит на него). Ты кто?

Марк (сильно бледнея и теряясь). Я… милая… я Марк…

Наташа. Кто?

Марк (дрожащим голосом). Марк… Марк… милая… Марк…

Наташа (встает со своего места). Какой Марк?

Марк (тоже встает). Милая… милая…

Наташа. Какой Марк?

Марк. Милая… не надо… Наташенька…

Наташа. Какой Марк?

Марк. Наташенька… я скажу… я все скажу… не надо…

Наташа (кричит). Какой Марк?

Марк (опускается на колени). Милая, не надо! Я скажу! Я скажу!

Наташа. Ты хочешь, чтоб в тебе мыши завелись?

Марк (дико кричит). Нет! Нет! Неееет!

Наташа. Какой Марк? Какой Марк?

Марк. Марк Сушеный!

Наташа. Где висит Марк Сушеный?

Марк. В чулане!

Наташа. Сколько лет висит Марк Сушеный?

Марк. 32 года и 6 месяцев!

Наташа. Кто повесил Марка Сушеного?

Марк. Плохие мальчики!

Наташа. Чего боится Марк Сушеный!

Марк. Мышей!

Наташа. Как бегут мыши?

Марк. Слева направо!

Наташа. Как качается Марк Сушеный?

Марк. Справа налево!

Наташа. Куда рвутся мыши?

Марк. Марку в ягодицы!

Наташа. Кто поможет Марку Сушеному?

Марк. Святая Преподобная Великомученица Варвара!

Наташа. Как она поможет ему?

Марк. Отгонит мышей, намочит ягодицы!

Наташа. Как попросит ее Марк?

Марк (делая странные движения). Помоги мне, Великомученица Варвара, во имя Господа нашего!

Наташа поднимает платье, приспускает трусы, Марк приспускает брюки и, причитая молитвы, ложится на пол, ягодицами вверх.

Наташа (как бы отпугивая гениталиями невидимых мышей). Изыдите вон, окаянные! Изыдите вон, окаянные! Изыдите вон, окаянные!

Затем Наташа мочится на ягодицы Марка.

Марк. Аминь!

Марк, всхлипывая, ползет к двери. Наташа подтягивает трусы, опускает платье.

Наташа. Марк, я сомневаюсь, что у них есть душ.

Марк, не обращая на нее внимания, выползает за дверь.

Наташа (кричит ему вслед). Скажи, пусть десерт подают!

Она берет со стола бутылку коньяка, отпивает из горлышка, обливается; смеется, вытирает ладонью коньяк с груди, нюхает ладонь, задумывается, потом смотрит на голову отца; подходит к голове, льет на нее коньяк из бутылки, затем подносит свечу; голова загорается.