Ещё более неприятные, но скрытые глубинные процессы шли в сознании советских людей.

Если в шестидесятые годы подавляющее большинство советских людей гордились, что живут в Советском Союзе и верили в счастливое будущее страны, то с каждым годом правления больного Брежнева и его инвалидной команды, оптимизма становилось все меньше.

Постепенно люди стали разочаровываться в собственной стране. Они сначала тихо подсмеивались, а потом стали зло смеяться над идеологией, экономикой и политикой. Вместо гордого названия Советский Союз появилась его уничижительная форма Совок.

Запустился процесс идеологического растления народа. Пышным цветом расцветали цинизм, мещанство, хамство и частнособственнические инстинкты.

В верхних слоях молодежи появились мажоры, детки больших начальников, которые считали себя новой аристократией. Они поступали по блату в престижные учебные заведения и вызывающе плевали сверху вниз на простых советских граждан. Как же это отличалось от времен Сталина, когда дети вождей первыми стремились послужить Родине военными летчиками или инженерами.

Среди другой молодежи, прежде всего сыновей рабочих и крестьян, расцвело гопничество, когда шайки пацанов нападали на своих сверстников и могли покалечить просто так забавы ради.

Все эти процессы зашли настолько далеко, что страна просто нуждалась во встряске и сильной руке. Но больной Брежнев физически не мог ничем помочь.

Страна еще по инерции двигалась вперед, как корабль, которому когда-то был задан правильный курс. Но за штурвалом корабля уже никого не было, и любая буря или нештатная ситуация могла посадить его на мель или привести к гибели.

Еще одним побочным эффектом болезни Брежнева стало его слишком доброе отношение к коллективному Западу и военному блоку НАТО.

Он полюбил постоянно подписывать с ними всевозможные мирные договора. Так, например, в августе 1975 года были подписаны Хельсинские соглашения, которые установили нерушимость границ в Европе на все времена. Тогда подписание этих соглашений было объявлено величайшей победой Брежнева и его дипломатии. Только где сейчас те границы?!

Брежнев, который и до своей болезни был очень добрым человеком, превратился в эдакого Кота Леопольда.

– Ребята, давайте жить дружно! – стало основным лейтмотивом его песни.

Поразмыслив над брежневской песенкой, США и Западная Европа стали смотреть на него, как на полусумасшедшего дурачка. Они подписывали с ним какие-то бумажки, но не обращали на них никакого внимания, продолжая делать свое «черное» дело: готовить планы об расчленении СССР, умножать свою «пятую колонну» внутри нашей страны, продвигать своих агентов влияния на самые высокие посты в руководстве Советского Союза, растлевать советских людей с помощью радио «Свобода» и т.д.

Когда другие руководители пытались образумить Брежнева и донести до него, что его слишком доброе отношение к Западу чревато большими неприятностями, он только обижался.

– Я очень люблю встречаться с американскими президентами и целоваться с ними! – старчески бухтел генсек. – Почему вы хотите запретить мне это?!

Когда ему докладывали о кознях Запада в отношении СССР, он закрывал уши. Даже обычно покорный министр иностранных дел Андрей Громыко однажды не выдержал и попробовал повлиять на внешнюю политику страны.

– Леонид Ильич, тебе не кажется, что целоваться с товарищами из слаборазвитых африканских стран гораздо приятней, чем с политиками из капиталистического мира? – хитро заметил он.

– Целоваться с неграми очень приятно! – моментально оживился Брежнев. – Но целоваться с политиками из США или Великобритании тоже очень интересно. Потом это совершенно разные вещи. Негры целуются очень сильно, так, что губы потом болят и зубы сводит, а англичане или французы целуются нежно по касательной, оставляя после себя приятное послевкусие во рту. Короче, моя цель, чтобы наша внешняя политика была как можно более разнообразной и многосторонней!

– Да, но…

– Или ты, Андрюша, хочешь, чтобы я вообще спать перестал?

– Спать? – не понял Громыко.

– После хорошего поцелуя я иногда могу уснуть почти без снотворного! А ты, видимо, хочешь, чтобы я не слезал с таблеток и, в конце концов, окочурился?!

– Что ты? Что ты? – испуганно несколько раз повторил Громыко и больше никогда к этому вопросу не возвращался.

– Борьба за мир во всем мире основа всей нашей геополитики! – всегда стоял на своем Брежнев, не обращая внимание ни на какие логические доводы.

В результате получилось, что болезнь Брежнева привела к кризису, как внутреннюю, так и внешнею политику СССР.

Чем же и почему он болел?

В детстве и молодости Брежнев был очень крепким и здоровым человеком. Но напряжение первых пятилеток, Великая Отечественная война и тяжелые послевоенные годы, когда Брежнев руководил работами по восстановлению Запорожской и Днепропетровской областей, подточили силы могучего организма. Леонид Ильич отдал всего себя работе, часто не спал неделями и, конечно, все это не могло не отразиться на его здоровье.

Главной проблемой Брежнева было, что он «сбил» себе сон и уснуть теперь мог только с помощью снотворного.

В 1952 году Брежнев пережил первый инфаркт (это случилось на фоне перевода из спокойной Молдавии в бурлящую политическими страстями Москву).

Второй инфаркт случился в июне 1957 года прямо во время попытки снятия Хрущева (Брежнев очень переживал за своего патрона и даже сбежал с больничной койки, чтобы поддержать его).

В 1972-1973 годах в узком кругу самых высоких руководителей СССР стали ходить разговоры, что Брежнев сдает. Если в пятидесятые и шестидесятые годы он подсел на снотворное, то теперь его уже не удовлетворяли обычные таблетки, и он перешел к сильнодействующим транквилизаторам, которые в среде наркоманов именуются «колеса».

Доставал он их самыми разными путями.

Главным поставщиком «колес» являлась кремлевская медсестра Коровякова. Правда, осведомленные люди уверены, что она была только ширмой, за которой скрывался глава кремлевской медицины академик Чазов.

Дело в том, что Чазов предполагал, что Брежнев рано или поздно загнется, а он может оказаться за решеткой. Поэтому на людях он постоянно возмущался, что кто-то пичкает Брежнева таблетками, а действовал тайно и чужими руками.

Однако даже у Чазова не было столько снотворного, сколько хотел Брежнев. Кремлевский медик старался, как мог, добывал даже не прошедшие испытания новинки советской фармакологии, но генсеку все было мало.

Брежнев, как масштабно мыслящий государственный человек, решил организовать несколько альтернативных каналов поставок.

По его просьбе таблетки стали доставлять некоторые члены Политбюро (особенно старался Андропов), другие руководители СССР и дружественных социалистических стран.

Но и этого мало!

Брежнев перешел к раскрутке на предмет «колес» посетителей своего кремлевского кабинета. Особенно он любил поговорить на эту тему с дипломатами, разведчиками или командированными в страны Запада чиновниками.

Разговор с командированным Брежнев начинал издалека, расспрашивал о его проблемах, терпеливо выслушивал жалобы на жизнь, обещал помочь и, наконец, переходил к главному.

– Последние несколько дней что-то не могу уснуть! – жаловался он. – И как назло, у нас в Кремле закончилось снотворное. Что делать? Ума не приложу! Может быть, вы мне из-за границы привезете? Я тут набросал списочек!

Брежнев передавал толстую тетрадь всю исписанную мелким убористым почерком. Командировочный был вынужден согласиться. Впоследствии некоторые из них все-таки попадались на таможне за провоз наркотиков, но большинство осуществляло свою миссию успешно.

Удивительно, но при таком образе жизни наш герой продолжал довольно сносно управлять страной вплоть до середины семидесятых годов.

Только бесконечно так продолжаться не могло.

Первый звоночек прозвенел летом 1974 года, когда Брежнева обнаружили на даче в астеническом состоянии.

Уже не звоночек, а целый гром раздался в декабре того же 1974 года во Владивостоке. Брежнев, нацеловавшись вдоволь с американским президентом Фордом, проводил его и отключился прямо в аэропорту.

Тем не менее, когда на следующей день его откачали, он отправился целоваться в Монголию (больно уж хотел попробовать и это удовольствие).

После монгольских поцелуев его привезли в Москву уже в критическом состоянии.

С этого момента на протяжении 1975-1982 годов (около восьми лет) Брежнев почти все время болел. Краткие периоды ремиссии сменялись долгими месяцами больницы и послебольничного отдыха.

Несмотря на критическое состояние здоровья, Брежнев нисколько не изменил своего образа жизни и продолжал употреблять «колеса» горстями. При этом будучи больным человеком и находясь частенько под кайфом Леонид Ильич стал попадать в анекдотичные ситуации, что с ним раньше никогда не случалось.

Например, он мог по бумаге читать доклад и перепутать страницы, от чего терялся весь смысл, и получалась белиберда. Участвуя в награждении, он мог перепутать фамилии и повесить орден на грудь совершенно постороннему человеку. При этом, если сам Брежнев, будучи здоровым, довольно равнодушно относился к наградам, то заболев, полюбил это дело так, что почти каждый месяц участвовал в награждении самого себя.

Показал себя Леонид Ильич и на международной арене.

Так в начале декабре 1975 года он отправился в Польшу на VII съезд Польской объединенной рабочей партии. Съезд по традиции открывался пением «Интернационала». Брежнев, находясь под кайфом, разошелся так, что стал размашисто дирижировать залом, приведя в изумление поляков и многочисленных коммунистов со всего мира.

Разумеется, другие руководители Советского Союза видели состояние Брежнева и не могли на это не реагировать.

Первая робкая попытка снять Брежнева относится еще к 1966-1967 годам. Ее предприняли ряд бывших руководителей комсомола: член Политбюро и руководитель Комитета партийного контроля Александр Шелепин, председатель КГБ СССР Владимир Семичастный, глава Москвы Николай Егорычев, руководитель Гостелерадио СССР Николай Месяцев и ряд их соратников.

«Комсомольцы» активно обсуждали между собой, что Брежнев не тянет и слишком злоупотребляет снотворным. В своем кругу они мечтали заменить его умным и работоспособным Шелепиным.

Однако, хотя Брежнев и был очень добрым человеком, но размазней он никогда не был. У Леонида Ильича всегда были ушки на макушке. Он крепко держал подчиненных в узде и реагировал на любые козни против него достаточно оперативно, хотя без жестокости.

Прослышав о разговорчиках «комсомольцев», Брежнев провел кадровую чистку: Шелепина сняли с руководителей Комитета партийного контроля и сослали председателем профсоюзов (хотя членом Политбюро он оставался до 1975 года), Семичастного уволили из КГБ и отправили аж в Киев заместителем главы украинского правительства, остальных их соратников направили послами в разные страны. Брежнев вообще широко ввел в практику назначение послами неугодных политических деятелей (даже в этом проявлялся его гуманизм).

В первой половине семидесятых Брежнев, предчувствуя, что здоровье в ближайшее время может дать сбой, решил упредить ситуацию и убрать из Политбюро подозрительных ему лиц. В 1973 году он вывел из Политбюро руководителя Украины Петра Шелеста и руководителя правительства России Геннадия Воронова.

Сделал он это очень мягко в свойственном ему стиле. В мае 1972 года Петра Шелеста сняли с руководства Украиной и перевели в Москву заместителем председателя союзного правительства, что на первый взгляд выглядело повышением. А спустя ровно год с почетом отправили на пенсию. Правда, сам Шелест на пенсии сидеть не захотел и устроился работать по специальности простым конструктором на авиационный завод.

Председателя правительства РСФСР (нынешняя Россия) резкого и умного Геннадия Воронова сначала (1971 год) перевели в руководители Комитета народного контроля, что выглядело, как перемещение по горизонтали, а в мае 1973 году отправили в почетную отставку вместе с Шелестом.

Одновременно с отправкой на пенсию неугодных Брежнев ввел в Политбюро безусловно ему преданных, хотя не менее, а зачастую более возрастных людей. Например, Константина Черненко (о нем речь впереди) и Николая Тихонова (его в 1980 году в возрасте 75 лет назначили Председателем Совета министров СССР).

Тем не менее, несмотря на все принятые меры, когда в конце 1974 года здоровье Брежнева дало серьезный сбой, в высшем руководстве страны снова началось брожение.

Некоторые члены Политбюро осторожно с соблюдением мер конспирации повели между собой разговоры об отправке генсека на пенсию. Ядром оппозиции стали: Председатель президиума Верховного Совета СССР (глава законодательной ветви власти) Николай Подгорный, Первый заместитель председателя Правительства СССР Дмитрий Полянский и, конечно, Председатель профсоюзов Александр Шелепин.

Конечно, никакой заговор не может быть удачным без поддержки КГБ. В 1964 году тогдашний председатель КГБ Владимир Семичастный оказал всемерную поддержку снятию Хрущева.

В этот раз Подгорный, Полянский и Шелепин очень рассчитывали на поддержку председателя КГБ Юрия Андропова. Принципиальный и честный Андропов лучше других знал о состоянии здоровья Брежнева и не мог не понимать, чем такая ситуация чревата для страны.

С Андроповым поговорили, и он дал свое согласие на «мягкий» вариант (почетная отставка).

О том, что случилось дальше, мы поговорим в следующей главе.