Глава 4

– Извините, Вы случайно не на Ольгу Константиновну работаете?

Не успев сделать снимок, оборачиваюсь. Гимназистик лет пятнадцати плюс-минус год. В совершенно настоящем мундире. Смотрит с интересом. Но не то чтобы сильно очень, а так, с небольшим. Удивляется будто не тому, что у меня в руке, а чему-то другому.

– Н-нет… А кто такая Ольга Константиновна?

– Фальк. А Вы разве не знаете, у неё типография и магазин через два квартала отсюда. Там и печатают, и продают.

Та-ак. По открыткам я не спец. Однако, насколько помню, местные сюжеты на них появились аккурат с началом двадцатого века. Вроде бы их ещё не должно быть, если, конечно, мужичков тех правильно понял. Но год, год какой сейчас?

– Тысяча восемьсот девяносто восьмой.

– А? Что?

– Вы спросили, какой сейчас год. Я и ответил.

Значит, последняя фраза была не в голове, а на языке. Ладно, как-нибудь отговорюсь. Подумаешь, гимназист. Не полицейский же.

– Ну и хорошо. Пусть будет девяносто восьмой. Проветриться с утра вышел, и год не знаю. Непорядок. А снимаю сам для себя, на память.

– Понятно.

Ему понятно! Мобильник в девятнадцатом веке его ничуть не удивляет, будто свой у него в кармане, а в ранце на всякий случай ноутбук! Как же в гимназии без него?! Да у папы в каком-нибудь Волжско-Камском банке прямой выход в сеть! Торчит, небось, на службе в соцсетях, чтобы дома не тратиться. Интересно, у кого из нас двоих крыша поехала?

Вглядываюсь. Пацан как пацан, к своим пятнадцати плюс-минус год с маленьким намёком на предстоящую взрослость подвытянулся. Лицо, правда, ещё вполне детское, усы-борода и не думают вылезать даже в виде цыплячьего пуха, сидят где-то в глубине души, часа своего ждут, шейка тощая из мундира торчит. Обычный русско-волжский типаж. Пройдёт мимо – и внимания не обратишь. Впрочем, что-то в нём такое есть. Непонятное. И дело не в мундире, хотя таковой я впервые вижу.

Ловлю его взгляд. Вижу, что и его интерес ко мне понемногу повышается. Не к тому, что у меня в руках, а именно ко мне. Почему же он подошёл?

О Господи, наушник в ухе! Провод под куртку сползает! Интере-есно! Вроде бы уже нечему удивляться, а на тебе! Может, действительно кино снимают, а мы с ним случайно в кадр влезли? А дома снесённые тогда откуда взялись? Срочно построили – или они лазерно-тридэшные какие-нибудь? Но выглядят вполне натурально. И люди выглядят настоящими. И разговаривают. Подойти потрогать? Не людей, конечно, не поймут. Дома на площади. О пристанях да баржах и говорить нечего. А тогда биржи нет – это, надо полагать, антитридэшное? Инвертор в схему добавили? Да ещё мост таким же макаром убрали, чтоб не отсвечивал? Какая-нибудь кинотехнология стелс? Наконец, пацан-то не в джинсах-футболке – в мундире!

Опять же суеты киношной вокруг не видно. Разве кто невидимый виртуальной камерой снимает, внушил мне всю окружающую картину, дал роль, не предупредив и даже не познакомив со сценарием. А наушник – так слова парню суфлируют. Но тогда моя роль в этом фильме – экспромт?

Все эти вопросы устраивают в моей голове столь азартное броуновское движение, что ждать ответов на них просто бессмысленно. Разве что на последний. Значит, самое время этот экспромт начать, инициативу перехватить, свой интерес показать. Не к мундиру, конечно. Может, тогда и режиссёр появится?

– Что слушаем? – киваю в сторону уха.

– Yesterday, а что?

Ишь ты, понял. В тему ответил. Стало быть, подыгрываю:

– Да ничего. Только она ещё не написана. Да и битлы родятся почти через полвека, а их будущим бабушкам сейчас куда как меньше, чем тебе. Кстати, где здесь можно зарядник воткнуть?

– Негде…

Слово прозвучало на вздохе и как бы с некоторым сожалением. Даже руками развёл. Ладно, принимаю тон:

– Догадываюсь, что негде. Электростанцию в городе только лет через семь построят. А ты как зарядил?

– Есть место…

– Понятно, что есть. А всё-таки?

– В гимназии. Там электрическая машина в кабинете физики. Вот я и приспособился. Могу и Вам зарядить, вот только крутить долго приходится. Но на полчаса хватает музыку послушать, звонить-то всё равно некому…

Ну и то дело. Значит, поснимаю если не вдоволь, то хоть сколько-то. Но всё же кто это такой? И если с годом разобрались верно, то откуда и как он сюда попал?

– Слушай, а тебе не кажется, что мы о чём-то не о том говорим? Стоим на берегу Волги в тысяча восемьсот девяносто восьмом году от Рождества Христова, если это действительно так, говорим о битлах и рассуждаем, где мобильник зарядить. Кстати, дай на минутку послушать.

– Пожалуйста.

Всё верно. Знакомые голоса выводят донельзя знакомую мелодию. Вот только нет их ещё. Нет, и всё тут. А сам-то ты есть? Ты ведь тоже родишься чёрт-те когда. Можешь назвать всё это дурацким сном, можешь ущипнуть себя за ухо. Да хоть и не за ухо! Рука чувствует холодную кованую решётку и не находит Новую биржу. Отдаю наушник.

– Будь другом, ущипни меня.

Он пожимает плечами:

– Пожалуйста.

Обычный щипок. Ничего не изменилось.

Однако мальчик неожиданно вежлив. Пожалуйста и на Вы. На гостя из двадцать первого века не похож, там даже вежливость пожёстче. Или уже адаптировался? Видимо, быть нам здесь вместе, и достаточно долго.

– Слушай, может, познакомимся и будем на ты. Не такая у нас с тобой разница в возрасте, чтобы выкать. Да и полегче будет. Идёт?

Он протягивает руку. Пожатие ещё не очень умелое, но пытается покрепче. Взрослость показывает.

– Идёт. Никита. Для друзей Ник или Кит. И так и так зовут. Звали. Дома.

– Ну, для кита ты маловат. Так, китёнок ещё. Ника – так лучше.

– Ладно, буду под ником Ника. В игре под названием «Жизнь в прошлом». И долго играть будем?

– Да уж как получится. А по батюшке тебя как?

– А батюшка родится только через семьдесят лет. И потом, меня ни там ни здесь по отчеству никто ещё не величал. Впрочем, однажды было. В прошлом году, когда паспорт получал.

Так, девяносто восемь плюс семьдесят да ещё лет двадцать пять батюшке его от пелёнок собственных до детских добавим… Ну, и его полтора десятка. Вроде бы сходится. Всё-таки из двадцать первого. А вежливость действительно может быть здешним приобретением.

– Стало быть, тебе четырнадцать есть. Я так и думал.

– Через месяц пятнадцать. А Вы?

– Ты.

– Извини.

– Михаил. Миша.

– А по батюшке?

– Но мы же решили быть на ты.

– Да я так просто, ещё не привык. Ты же старше меня.

– Батюшку Дмитрием зовут. Слушай, Ника, у тебя паспорт с собой?

– А что?

– Да просто посмотреть.

– Пожалуйста.

Действительно, настоящий. А что другое могло быть? Фотография, реквизиты все. Регистрация… Ого, в одном доме живём! С разницей в пять этажей и два подъезда. Что незнакомы – понятно. Когда я во дворе играл, его ещё не было. А когда он из песочницы вылез, я уже учиться уехал и бывал дома нечасто. Для детей все взрослые на одно лицо, да и я на кучу мелюзги во дворе внимания не обращал. И на молодых мам тоже не особенно. Разве что коляску до лифта иногда помочь. Вот только родился паренёк почти через сто лет. Странно фраза выглядит – родился через сто лет – а как иначе сказать? Родится? Да вот он передо мной стоит, вполне себе человек, и немаленький, с меня ростом, скоро перерастёт. А сам-то я через сколько лет рожусь? Даже звучит дико – такого слова в языке точно быть не должно.

Голос Ники возвращает меня в реальность:

– Миша, а у тебя есть что-нибудь оттуда?

– Смотри.

Открываю молнию на сумке. Ника вздыхает.

– Паспорт показать?

– Зачем?

Недолгая пауза, которая не хочет затягиваться. Моё любопытство срабатывает первым:

– Ника, а как ты сюда попал?

– Да я и сам не понял. В прошлом году поехал в мышиный музей обычным рейсовым автобусом. Хотели компанией, но она как-то развалилась, а я уже настроился. На полдороге автобус взбрыкнул, сломался и дальше везти не захотел. Ну и мне расхотелось. Одно к одному – сначала друзья, потом автобус… Вместо того чтобы подождать да пересесть на обратный, пошёл вдоль Волги по берегу на поезд. А что, маленькое путешествие, время есть, дорогу примерно знаю. Одному, правда, скучновато, но там всего-то часа два пешком мимо детского санатория, в котором я лет пять назад был, потом через бор и деревни, к вечеру дома буду. По ходу съел пару бутербродов, что в кармане были. Овраг попался, из него тётка какая-то поднималась с большими бутылями, в которых у нас воду продают – оказалось, там внизу родник. Спустился, запил бутерброды, умылся. Воду помню – холодная и вкусная! Прошёл половину – церковь на берегу полуразрушенная, но крест на шпиле колокольни цел, хотя и сильно накренился. Зашёл – интересно же. Росписи вверху видны, да и внизу кое-что осталось. Какая-то арка, ангелы по бокам. Захожу в алтарь. Смотрю по сторонам. Вышел – а уже стемнело. Но не беспокоюсь – лето, не холодно. Позвонил домой, чтобы не волновались – заночую у знакомых. Попроситься к кому-нибудь – так неудобно. Да и пустят ли? Ушёл за деревню, всё-таки на кладбище страшновато как-то. Кусты около леса, трава густая. А в траве хорошо, не видит никто. Даже интересно показалось. Ни разу в жизни ещё просто так в траве не ночевал. Июль, тепло. Сел у большой кочки в мох, как в мягкое кресло. Ночь короткая, почти и не дремал. Так, немного.

Совсем рассвело, пора на поезд. Потянулся, рука в сосну большую уперлась – вчера в сумерках её и не заметил. Вдруг вижу – поле выкошено всё. И когда успели? Я даже не понял, что и сено убрано.

Только вышел – телега навстречу. Рядом с лошадью пацан какой-то моих лет. Одет уж очень как-то по-деревенски, но сразу я особого внимания на такой прикид не обратил. Смотрю – сена полный воз с горой, и как-то косо навалено, вот-вот упадёт. И точно, всё вниз поехало. Стал он сено опять на телегу забрасывать, меня увидел. Пособи, чего стоишь, помогай! А почему бы и нет? Вместе быстрее. Нагрузили. Хотел было на станцию пойти, а он к себе зовёт. Пойдём, говорит, мамка накормит, да и устали, отдохнёшь. Между делом познакомились, он Стёпка, я Никита.

Вдруг замечаю – Стёпка необычно как-то на меня смотрит. Будто что-то не то во мне углядел. И не столько на меня смотрит, сколько на мою голову. Показывает пальцем на бейсболку, как в первый раз видит. Я сначала и не понял. Думал, сено в волосах застряло. Снимаю бейсболку, он к ней руки тянет – покажи. Пожалуйста, экое добро. Примерил, хотел вернуть. Да возьми, говорю, если хочешь.

Потом Стёпка на мои кроссовки удивился. Что, говорит, сейчас в таких башмаках в городе ходят? Бывать бываю, а ничего похожего не видел. Потом его поразили оранжевые нитки на джинсах, да и сами джинсы. Я подумал было, что у него тараканы в голове какие-то особенные. Джинсов не видел! Но по разговору вроде вполне нормальный.

Вошли в деревню. Ничего такого не замечаю. Заходим в дом, Стёпка матери говорит: вот мол Никита, помог мне сено нагрузить, дай нам поесть. Я вдруг понимаю, что со вчерашних бутербродов ничего не ел.

Стёпкина мать подала на стол. Овощи, молоко, творог, хлеб. Но не буханка, а ломти как от домашнего каравая. Аппетит был зверский. Поднимаю глаза, смотрю вокруг – ничего понять не могу. Какое-то всё старое, самодельное. Свеча в подсвечнике заплывшая, будто постоянно горит. А телевизора в комнате – нет! Никакого, даже старенького или самого дешёвого. Удивился – как это в доме ящика нет! Так не бывает!

Знаю, правда, одного отцовского приятеля, так у него телика нет принципиально. Мешает, говорит, только, а новости по Интернету узнать можно. Но это по идейным соображениям, а здесь что?

Смотрю внимательнее. Ни люстры, ни абажура под потолком. Вдруг замечаю – нет ни проводки, ни выключателей, ни розеток – ни-че-го такого. О компе, стало быть, и говорить нечего. Электричество что ли сюда не провели? Да быть того не может! Вечером уличные лампы светили, до деревни от столба к столбу шёл.

Замечаю отрывной календарь на стене. У нас дома на моей памяти такого никогда не было, и вообще ни у кого не видел – а тут висит. Понятно, деревня – что с них взять? И дата крупно так напечатана – двадцать пятое. Это как? Вчера было седьмое августа, точно помню. Значит, сегодня восьмое. Может, листки с двадцать пятого июля почему-то не отрывают?

А Стёпка из дома зовёт. Бежим к Волге мимо церкви, где вчера был. Что такое? Никакие не развалины, стоит себе почти как новенькая. Люди выходят. И ограда вокруг, солидная такая решётка с каменными столбами. Но ведь только вечером шёл – совсем не так всё здесь было! Или это у меня тараканы в голове? Вот только вчера или сегодня?