Чумак же выискивает глазами гориллу-одиночку, чья грудь вроде как тронута сединой (еще с прошлого раза отметил). Вот он, голубчик! Сидит на отшибе, на еду не смотрит, отрешенный взгляд направлен куда-то в сторону. Публика машет руками, что-то кричит, но «обезьян» – ноль эмоций. А главное, не жрёт ничего! То есть, вечерком (или ночью) наверняка подъедает остатки дневного рациона, но сейчас застыл в горделивой позе, прямо статуя!

Почему экс-майор чувствует родство с косматой животиной? Непонятно. Но родство есть; и он – одиночка, из последних сил старающийся себя сохранить. Только как?! Тоже ведь втихаря крысятничает; а гонор – для виду, чтоб самолюбию потрафить…

Взбодриться помогает пара пива в ближайшем к зоопарку кафе. Из-за соседних столиков на него с любопытством поглядывают; и в Zoo поглядывали, и на улице косились: не каждый день в центре Берлина увидишь форму ВДВ. Только Чумак не обращает на это внимания (прямо как седая горилла). Встает, одергивает куртку и направляется к Шарлоттенбургу. Дом в другой стороне, он же хромает в западном направлении, чтобы спустя час оказаться на тихой улице, где за густой зеленью виднеются ухоженные фасады.

Эта улица? Или следующая? Кажется, эта – вон, на углу магазин экологически чистых продуктов, где отоваривается Стелла. Вот итальянский ресторан, где Стелла любит ужинать; вот и ее дом с белым треугольным фасадом, выглядит ну прямо как дворец. Весь его Стелла не занимает, конечно, у нее в этом доме квартира, зато какая! Там лоджия едва ль не больше, чем вся халупа Чумака. А главное, два сортира! Вот на фига Стелле – два?! Она ж с мужем развелась, а сын отдельно живет, причем в Дюссельдорфе! Именно тогда, после отъезда сына, Чумак единственный раз оказался в этой шикарной квартирке – требовалось вывезти вещи, и его попросили помочь.

Он стоит перед кованой калиткой (фиг через нее пройдешь!) и чувствует, как в душе оживает тот самый червяк. «Конечно, – думает майор, – не социальное жилье, в котором мы прозябаем! Нажила себе хоромы за наш счет!» Червяк набухает, делается толще и, превратившись в маленького удава, начинает душить. Еще минута – и он подберет с земли что-нибудь тяжелое, запульнет в окно, и не факт, что попадет в нужное. Зато наверняка примчится полиция (такие дома всегда под сигнализацией), глазом не успеешь моргнуть, как окажешься там, где сидел на нарах Краб.

Обратный путь пешком не одолеть, надо сесть на U-Bahn. В вагоне сидячие места заняты, но спустя минуту уступают кресло. Знакомая реакция: иногда и два, и три места сразу освобождают, инстинктивно пугаясь звезд и эмблем десантуры. Он вылезает на своей станции метро и, сокращая путь к дому, движется через сквер. В центре сквера пруд, рядом толпятся родители с детьми. Он часто наблюдал это столпотворение, только не мог понять, ради чего? Внезапно от толпы отделяется девчонка в синей куртке и вязаной шапочке, маленькая совсем, и бегом в его сторону! Остановилась, и вдруг по-русски:

– Дядя, ты военный?

Чумак едва не спотыкается – не ожидал!

– Был военным… – отвечает после паузы, – Но очень давно.

– Ты раненый, да? У тебя ножка хромая…

Майор с трудом (колено буквально скрипит) присаживается на корточки.

– Что обо мне говорить? О себе расскажи. Как тебя зовут?

– Машей зовут.

– Мария, значит… А здесь что делаешь?

– Мы с братом пришли. Он ходит в школу, поэтому мама нас сюда приводит. Только мне неинтересно, играть не с кем!

Юное создание, оглядываясь на толпу, приплясывает в возбуждении и тут же предлагает прогуляться.

– Не боишься? – усмехается Чумак.

– Не-а, не боюсь! Ты же военный!

В этот момент раздается:

– Маша! Komm her!

Девочка отмахивается, мол, отстань, и к ним направляется молодая женщина в черном пальто.

– Entschuldigen Sie… – извиняется, – Ein Kind…

– Да ладно, все ж понятно… – говорит Чумак, поднимаясь.

– Вы русский?! – удивляется женщина, оглядывая его с ног до головы, – Ну да, можно догадаться…

Словоохотливая мамаша открывает секрет: оказывается, здесь встречаются родители школьников из ближайшей Schule. Школа смешанная: немцы, турки, русские, поляки (кого только нет!), так что надо налаживать общий язык, вырабатывать толерантность.

– Что вырабатывать? – уточняет майор.

– Толерантность. Хочется быстрее семью адаптировать, мы ведь недавно переехали. Потому и старшего привожу. А это младшая…

– Я тоже хочу общаться! – влезает младшая.

– Лучше язык учи! Представляете: не хочет заниматься языком! А так нельзя. Вот дядя подтвердит: язык – надо учить!

– Не хочу учить! Хочу гулять – с дядей военным!

Чумак проводит рукой по шапочке.

– В следующий раз погуляем. Я тебя в зоопарк свожу!

– Хочу в зоопарк! Хочу в зоопарк!

Детские возгласы слышны вплоть до выхода из сквера, затем они затихают, а еще через минуту он на пороге дома.

Следующие несколько дней он почти не отходил от экрана. События вдруг покатились, будто камень, который столкнули с горы: экран буквально полыхал, одни падали на землю, смертельно раненые, другие горели заживо. Мир явно сходил с ума, однако безумие обладало притягательной силой, эта стихия засасывала, и сопротивляться ей было невмоготу…

Вскоре на пороге появляется Краб.

– Перемога! – восклицает возбужденно. – Ну, теперь покажемо!

Чумак не понимает, кому и что покажут, да и чувства победы не испытывает. Но от выпивки не отказывается (в честь «перемоги» выставляют две бутылки). Выпивают раз, другой, и Краб вдруг спрашивает: умеешь машину водить? Чумак пожимает плечами: права есть, только просрочены.

– Я пытаю: умеешь чи ни?

– Да умею, умею! Грузовик, бэтээр, боевая машина десанта – все водил!

– А легковуху?

– Два пальца об асфальт. А тебе зачем?

– Хлопцы хочуть москалей на трассе пресувать! Второй водила треба. Допоможешь, Мыкола?

Чумак задумывается. Он почему-то не поправляет, мол, зовите его «товарищем майором». Но и соглашаться не спешит, плохо представляя, как можно на немецком автобане кого-то «прессовать»?!

– Посмотрим, – говорит. – Дел много, Стелла туристов обещала привести.

Краб смотрит на майора, как на малое дитя.

– Шо ты вяжешься с этой москалюгой?! Давно б ее послал!

И опять он не спорит. Стеллу давно хочется послать, да вот беда – женщин Чумак не материт, запрещает кодекс военного. И деньги тоже лишними не бывают. Вот эта морда уголовная разве даст заработать? Не похоже; а тогда мечта вряд ли осуществится, Чумак до гроба будет жить в клятой германщине. А его гроб должен лежать в другой земле, в этом майор себе поклялся.

– Тут лежать не буду! – говорил он, поддав. – В этой земле майора Чумака не похоронят!

4.

В один из дней к нему заваливает компания: Краб, телемастер Остап и некий Кирилл, чернявый коротышка с пронзительными глазами. Кирилл ниже спутников на голову, но те явно перед ним робеют.

– Сядешь за руль?

Коротышка буквально сверлит Чумака глазами.

– Может, и сяду. – отзывается майор. – Но предупреждаю: мои права просрочены.

– Если что, скажешь полицаям: собираюсь менять. Документ на управление получишь, страховка тоже есть. Только форму сними, мы этого не одобряем!

Кирилл тычет в звезды на куртке, а Краб ухмыляется:

– Да и одяг приметный…

В другое время майор нашел бы пару крепких выражений, а тут вдруг подчиняется, шарит в шкафу и идет в туалет напяливать дурацкий спортивный костюм (дочь купила перед отъездом). Он сам не заметил, как попал под воздействие: лидера сразу видно, он даже может себе позволить говорить по-русски, все равно – главный.

Усевшись в потрепанный BMW телемастера, едут на север, в район метро Osloer, где Чумаку демонстрируют старенький вишневый «Гольф-II» выпуска 80-х годов.

– Не смотри, что авто старое. Движок 1,8 литра, летает, как пташка! Поэтому твоя задача будет – обогнать нужную машину и притормозить, чтоб не дать уйти вперед. Остальное – наша забота.

Чумак усаживается за руль.

– А как я узнаю, что машина – нужная?

– По москальским номерам! – влезает Остап. – Их тут понаехало – шо саранчи, зовсим страх втратили!

– А мы им страх вернем, – жестко говорит Кирилл, – Пусть знают, суки, кто тут хозяин!

Что-то в этом проглядывает абсурдное, дикое (какие вы, на хрен, хозяева?!), но Чумак не анализирует, он хочет присоединиться к стихии, которую олицетворяет Кирилл. Остальные – шпана, но вот за этим мужиком что-то стоит, а может, кто-то стоит, в общем, с таким можно и в огонь, и в воду…

– Хромота не мешает? – интересуется Кирилл.

– Так не по скалам же бегать, всего-то газ топить… Справлюсь.

– Добре! – говорит Краб. Он усаживается с Чумаком, двое других залезают в BMW, и «колонна» начинает движение в восточном направлении.

Спустя час они на трассе, ведущей к польской границе. В этом месте машины меняются местами, «Гольф» вырывается вперед и движется на максимально разрешенной скорости.

– Це вони! – указывает Краб на едущую впереди серебристую «Ауди». Чумак прибавляет газу, обгоняет и, пристроившись спереди, бьет по тормозам. «Ауди» пытается уйти влево, но ей не дают – можно только вправо. Когда машина смещается в крайний правый ряд, в дело вступают Кирилл с Остапом: прижимаются слева, и «Ауди», по сути, взята в клещи.

В зеркало заднего обзора видно, как из окна BMW показывается желто-голубое полотнище, оно лихо трепещет на ветру. Оттуда же высовывается голова Кирилла, он что-то орет и грозит кулаком. А потом яйцом – раз! Еще! По лобовому стеклу «Ауди» – слизистые потеки, но машина мчит на прежней скорости – женщина (а за рулем женщина) явно напугана. Включает дворники, те размазывают по стеклу вязкую массу, так что вообще никакого обзора. Мелькнувшую мысль: «Омывателя прысни, дура!» Чумак тут же гасит. Не жалко, потому что прическа-каре этой дуры напоминает Стеллу, и вообще: пусть знает, сучка, почем фунт лиха! Наконец «Ауди» включает аварийку, съезжает на обочину, а они на скорости, под развевающимся знаменем, уносятся вперед.

– Молодец, Мыкола!

По плечу хлопает клешня, и тут же звенит мобильник Краба. Приложив трубку к уху, тот сосредоточенно внимает приказаниям «командира» из идущей сзади машины.

– Зрозумив, а то ж!

Он прячет телефон.

– Еще шукаем москалей!

И опять Чумак топит газ, чтобы через полчаса обнаружить «Тойоту» с триколором на заднем бампере. В машине – компания молодых ребят, они не очень-то боятся криков, флагов, один даже высунул руку, чтобы показать Кириллу средний палец. Но яйца по лобовому стеклу и тут работают. Наверное, «командир» набрал самых тухлых – даже омыватель не выручил, все равно «Тойоте» пришлось тормозить.

На указателе между тем мелькает название Furstenwalde.

– Далековато отъехали… – говорит Чумак. После звонка главному Краб командует:

– Розвернися зараз!

– А дальше?

– Отдыхай – пока. Полицаев вроде нэма, но край бачить треба.

В этот день машин с российскими номерами больше не попадалось. Зато на завтра «запрессовали» полдесятка тачек, правда, с разными результатами. Одну семейку на «Форде», со стариками на заднем сиденье, перепугали до смерти, те сразу затормозили и дружно принялись очищать стекло. Молодая пара на синем «Пежо», напротив, умело увиливала от тухлых снарядов и, проскочив между машин преследователей, умчалась по автобану. А к джипу с тонированными стеклами вообще зря привязались. Во-первых, даже легкий скоростной «Гольф» не соперник многосильному мотору. Во-вторых, не всегда поймешь, кто там, за тонировкой. Но Кирилл вошел в раж (да и остальные вошли), и вот уже командует по телефону: обгоняй! А Чумак привык исполнять приказ: с трудом (джип мчал с превышением) обошел машину и начал сбавлять скорость. Сзади последовала серия вспышек фар, послышалось раздраженное пипиканье, и тут Кирилл со своим «жовто-блакитным»! Высунулся едва не по пояс, но не успел первое яйцо достать, как перед носом мелькнула бейсбольная бита. После чего из окна джипа вылез бритоголовый мордоворот, и началось фехтование. Кирилл орудовал флагштоком, мордоворот – битой, и выглядело это, по меньшей мере, нелепо.

– Во дают! – заржал Краб, обернувшись. Видевший сцену в зеркале Чумак тоже засмеялся, только вскоре стало не до смеха. Водила джипа, видно, рассвирепел и начал сам «прессовать» обидчиков. Усиленный передний бампер долбанул «Гольфа» в зад, потом еще, и Чумак понял: надо перестраиваться. А не тут-то было, джип нагоняет без усилий, не оторвешься! BMW попытался помочь, да куда там – его так шарахнули, что на другую полосу отлетел!

Короче, пришлось линять с автобана на ближайшей развязке. На обратном пути заруливают к Чумаку, на столе тут же возникает шнапс, и начинается «разбор полетов». У Кирилла прямо желваки на скулах, кажется, ткни его иголкой – злоба брызнет из-под кожи фонтаном!

– Ладно, суки… – говорит. – Будет вам кое-что другое!

– Шо другое? – интересуется Краб.

– Вот что!

Покопавшись в сумке, Кирилл выставляет на стол металлического «ежа», скрученного из гвоздей и заточенного с четырех сторон. Штучка самая простая, зато любой протектор прокалывает на раз.

– Це добре! – поднимает большой палец Остап. – Тут шо джип, шо бэтээр – кинул под колесо, и хана!

Чумак хочет поправить товарища (а Остап – боевой товарищ, натюрлих!), мол, бэтээру не страшны ни «ежи», ни сквозные пулевые пробоины, там колеса подкачиваются прямо на ходу. Но он молчит, просто плескает в рюмки. Не надо портить то, что с трудом обрел. Он стал участником общего дела, здесь – свои, а те, кого «прессуют» – чужие. И азарт был неподдельный, риском запахло, как в былые времена, и жизнь настоящей сделалась, так что, хлопцы, за нас! А то ж! Когда Краб в очередной раз бежит за шнапсом, Чумак вдруг вспоминает, что утром звонила Стелла и опять просила убраться. Но не может отнестись к этому всерьез. Какая уборка?! Какая Стелла?! У них прошла успешная (или почти успешная) боевая операция, и они, как положено, ее отмечают!

Туристов приводят в самый неподходящий момент, когда Чумак в туалете. Выходит, заправляя майку в штаны, а в прихожей Стелла и двое девиц с чемоданами на колесиках. Те прыскают, глядя на расхристанного хозяина «апарт-отеля», а Стелла прямо зеленеет.

– Ключи нужны? – спрашивает Чумак, пошатываясь. Извинившись перед туристками, Стелла отводит его в сторону.

– Я же сказала: подготовься! – шипит, – И будь человеком!

– А я, по-твоему, кто? – усмехается Чумак. – Я и есть человек!

– Люди же откажутся, ты понимаешь?! Что у тебя за дверью? Опять пьянка?! И что за урод нам открывал? Собутыльник очередной?

Он вдруг представляет, как обходит черный «Опель Zafira» (на таком ездит Стелла), тормозит, и кто-то из боевых товарищей кидает под колеса «ежа». Хлоп! «Опель» кренится влево, его заносит на скорости, и он врезается со всего маху в металлический отбойник. Так тебе и надо! Эта крашеная блондинка – чуждое, и одновременно неполноценное существо, над которым можно издеваться и даже отправить в мир иной. Поду-умаешь, хоромы нажила! Бизнес раскрутила! Все равно ты…

– Сука москальская… – тихо говорит Чумак. У него опять начинается тик, щека дрожит, и от прилива крови темнеет в глазу.

– Что ты там бормочешь?! – продолжает Стелла. – Еще один такой случай – и больше клиентов не будет!

Он толкает дверь, за ней сидят друзья, его поддержка и опора. Заходит в комнату, оборачивается и произносит то же самое, но в полный голос. Можно сказать, швыряет слова в лицо, как боевую гранату.

Выщипанные брови взлетают вверх.

– Ты что, майор?! Совсем допился?! Что ты несешь?!

А Чумак не останавливается, он ощущает локоть товарища, а тогда – вторую гранату!

– Добре! – звучно хлопает клешнями Краб. – Дай ий ще!

Третью гранату! Он и дальше бы швырял смертоносные заряды в окоп противника, однако Стелла быстро приходит в себя.

– Смотри, отставничок… – говорит со злостью, – Зубы на полку положишь со своим социалом! Шульмана-то за одно место прихватили, накрылся ваш гешефт! А с этими алкашами далеко не уедешь, нищим сдохнешь, как и они!

Видя, как из-за стола поднимается пунцовый от ярости Кирилл, она вскидывает руку.

– Сидеть, уроды! Это вам не рашка! И не хохляндия ваша долбанная! Через пять минут тут полиция будет!