– Что-то мы не слышали ночью гудения моторов!

– Не знаю, меня сбросили с пяти тысяч метров, и я долго планировал, был сильный ветер.

– Вполне может быть! Нам надо проверить, какое у вас кодовое имя?

Неся всякую чушь, я в то же время напряженно обдумывал свое положение, выискивая возможность свалить от них. Подумав, назвал священнику первое пришедшее мне в голову слово.

– Как-как? Квазимодо?

– Да!.. Извините, конечно, а не пора ли меня покормить? А то уже со вчерашнего дня ничего не ел, как покормили на аэродроме, так и хожу голодный!

– Да-да, конечно. Янек… – И что-то сказал парню, одетому в нашу форму. После чего тот на чистейшем русском пригласил меня в дом. Священник за нами не последовал, а остался во дворе с тем мужиком, что меня привел.

– Давай проходи и садись, – сказал поляк и показал рукой на стол с едой, около которого хлопотала молодая полька. Я уже представлял себе, как небрежно присаживаюсь за заставленный всякими вкусностями стол и аккуратно кушаю. Но тело внесло свои коррективы, очнулся я, когда вылизывал тарелку от супа. Рыгнув, поставил ее на место и, схватив кровяную колбасу, прикусывая хлебом, взглядом шарил по столу в поисках еще каких-нибудь вкусняшек. Рядом стояли хозяева и с ошарашенным видом наблюдали за мной. Священнику я сказал правду – действительно не ел со вчерашнего дня. Жуя, спросил у поляка, почему он в форме Советов, на что последовал незамедлительный ответ: «Привыкаю», – больше мне от него ничего добиться не удалось. После плотного обеда меня отвели в комнату, где стояла кровать. Раздевшись, я взобрался на нее и напоследок заметил, что мой комбез поляк отдал хозяйке.

Проснулся я от сильного давления мочевого пузыря. Встав, осторожно вышел в главную комнату – рядом с дверью сидел на стуле Янек и тихонечко посапывал. Судя по расстегнутой кобуре, он караулил меня. Все так же осторожно двигаясь, я подошел к двери и, выйдя во двор, намочил угол дома. Подышав свежим воздухом, я было двинулся обратно, как заметил огонек в одном из домов. Подобравшись, стал вслушиваться в разговор, происходящий в хате. Понимал я с пятого на десятое, но то, что они поняли, что я врал, разобрался. Поэтому, тихо добежав до дома, где спал, и, пробравшись в спальню, быстро оделся и выскользнул в комнату с Янеком.

Медленно я стал тянуть рукоятку нагана из жесткой кобуры, который, похоже, там застрял, когда услышал шум приближающихся шагов. Бросив заниматься оружием, я скользнул к открытому окну и, заметив, что трое людей, плохо различимых в ночи, зашли за угол дома, выбрался наружу. Я был так же бос, как и раньше, различие состояло только в отстиранном комке.

Лай собак, долетевший со стороны хутора, заставил прибавить ходу. Охая и ахая, я на исколотых ногах бежал все быстрее и быстрее, и наконец, оставив тропинку, ломанулся через бурелом. Перебираясь через поваленные деревья, я затылком ощущал направленные в меня дула винтовок. Скатившись на пятой точке в глубокий овраг, я с размаху влетел в воду, затянутую ряской, загребая руками, быстро переправился на другую сторону и, постоянно оскальзываясь на влажной траве, с трудом поднялся наверх. Скользя по склону, я с трудом взобрался наверх оврага. Лай собак становился все громче и громче, подстегивая меня.

Трупный запах я почувствовал сразу и, по мере того как продвигался глубже в лес, он становился все сильнее и сильнее. Вдруг, когда запах стал резать глаза, я под треск сломанных веток ухнул куда-то вниз. От тошно-творной вони меня вырвало. Вытерев рот рукавом, я посмотрел, на что упал. Увиденное заставило броситься к краю ямы.

Вдруг рядом кто-то заговорил…

Крепко сжав зубы, я сидел и смотрел на лежащего рядом мертвого милиционера в довоенной форме. Судя по треугольникам, он был сержантом. Многочисленные ранения и обезображенное разложением лицо просто сводили с ума. Закрыв глаза, я дышал через раз, слушая продолжавших разговаривать преследователей. Сглатывая тягучую слюну, понял – еще немного, и потеряю сознание. Попытавшись встать, я вдруг начал падать прямо на труп, после чего наступила темнота.

Очнулся я от резкого трупного запаха, бившего прямо в нос, и, открыв глаза, засипел от ужаса. Прямо у меня перед глазами был тронутый разложением выпученный глаз сержанта. Второй, похоже, был выжжен, так как в глазнице были видны остатки пепла. Судорожно вдохнув, отчего закашлялся от резкого запаха, перебирая руками, скатился с тела мертвеца в сторону и, ухватив комок земли, стал судорожно оттирать руки. По моему лицу стекали слезы. Утершись рукавом, я откинул в сторону остатки земли, встал, ухватился за корень, подпрыгнув и подтянувшись, лег животом на край ямы, после чего закинул правую ногу, вылез и откатился в сторону, пытаясь отдышаться и бездумно глядя на небо, просвечивающее сквозь листву.

«Сволочи, какие же они сволочи!» – думал я о тех, кто это сделал с сержантом.

Вонь продолжала преследовать меня, даже когда я удалился от ямы, – вся одежда пропиталась запахом тлена. Сорвав с себя комбинезон, я осторожно двинулся в ту сторону, где искупался в воде, когда бежал от преследователей. Найдя овражек, я спустился в него и, положив одежду на берег, нырнул в воду. Глубина была около метра. Подняв со дна тину, ухватил с берега комок глины и стал натираться ею.

Кожа начала гореть от усиленного мытья, но я продолжал тереть, не теряя надежду избавиться от вони.

Наконец, добившись, как мне казалось, какого-то результата, я принялся за одежду. Увы, несмотря на все мои старания, запах остался. Со злостью отшвырнув комбинезон в сторону, я выбрался на берег, присев, обхватил руками колени и уткнулся в них лицом.

Из странного оцепенения меня вывел едва слышный звук: похоже, неподалеку кто-то разговаривал.

Зло усмехнувшись, я вылез из оврага и опять прислушался.

Определившись точнее, я тихой тенью скользнул в ту сторону. Мне уже было все равно, что будет дальше, главное – скинуть на кого-нибудь тот заряд жгучей ненависти, копившейся во мне с той минуты, как я свалился в яму с изуверски убитым милиционером.

Прижавшись к стволу дерева на уровне земли, я осторожно выглянул одни глазом и присмотрелся к двум вооруженным мужикам, разговаривающим о чем-то на польском. Одним из них был хорошо мне знакомый бородатый мужик, тот, который называл меня москалем, когда нашел в стоге сена.

Стояли они очень удобно для нападения. Дерево за которым я прятался, росло на краю неглубокой ложбины, на дне которой и трепались будущие покойники. Оглядевшись, я увидел метрах в семи очень привлекательное бревнышко со следами топора, а заметив остатки веревки на концах, понял, как принесли сюда сержанта.

Головы поляков были как раз вровень с краем ложбины, но кусты малины прикрывали меня от их взглядов. Осторожно перебирая руками, стараясь не хрустеть сухими ветками, валявшимися на земле, а просто убирая их в сторону, я дополз до бревнышка и также осторожно подтащил его к себе, замирая от любого шороха.

Вернувшись обратно, я заметил что оба поляка настороженно прислушиваются, значит, мой поход за оружием был не так тих, как хотелось бы. Поэтому я сделал то, что должен был. С диким криком, которому позавидовал бы Тарзан, вскочил, оттолкнулся от края оврага и в прыжке с замахом опустил лесину на голову ближайшего поляка.

Кричал я не только для того, чтобы завести себя, но и чтобы ошеломить противников, что у меня прекрасно получилось. Жертва даже не сдвинулась с места, только успела с испугом втянуть голову в плечи.

С хрустом череп раскололся на несколько частей брызнув своим содержимым. К сожалению, лесина тоже не выдержала. Не обращая внимание на падающее тело первого, я, перехватив поудобнее укоротившееся бревнышко, принялся наносить удары по второму, пытавшемуся содрать с плеча ремень винтовки. Второй мужик, похоже, понял, что это бесполезно, и стал закрываться руками, пытаясь защититься. С хрустом повисла одна рука, другим ударом я выбил ему челюсть…

Со стоном упав, поляк уже не пытался защищаться, но это не остановило меня, я продолжал бить, выплескивая все эмоции в каждый удар, и не прекратил, пока на месте второго не осталось кровавое месиво. Отшвырнув в сторону мокрую от крови лесину, я сел на тело первого и вытер забрызганный кровью лоб. В голове мыслей не было, похоже, я сжег все эмоции в этой просто безумной атаке.

Через несколько секунд я пришел в себя и, оглядевшись, даже не попытался отплеваться, просто было уже не чем.

«Ну чего расселся? Надо действовать, вдруг тут еще есть враги!» – Эта мысль заставила отвесить самому себе несколько хлестких пощечин.

Пошатываясь, я встал и поморщился: мышцы закололо раскаленными иглами.

Осмотрев себя, я понял, что придется снова мыться. Однако оставлять захваченное оружие и хабар я даже не подумал, поэтому, вытерев руки о штанины второго мужика, я стал раздевать первого, решив забрать его одежду, как и винтовку.

Что добыча требует чистки и мытья, даже не обсуждалось. Мало того что ворот был весь в крови, так еще и мышцы кишечника расслабились, но для меня эта одежда все рано была во сто крат лучше комбинезона, брошенного у бочажка, пропахшего трупным запахом.

Раздев мужика и прихватив его вещмешок, я сунул в него ножны с ножом, снятые с пояса второго мужика, и, повесив на одно плечо обе винтовки, направился обратно – отмываться.

Развесив одежду сушиться, я стал осматривать все то, что мне досталось. В рюкзаке нашлись еда и боеприпасы к старой берданке первого мужика. Пересчитав патроны – их оказалось ровно двадцать один, плюс еще один в самой винтовке, – отложил их в сторону. Вторая винтовка оказалась старой мосинкой 1897 года, о чем указывало клеймо на ней. Пересчитав патроны, как в самой винтовке, так и в патронташе, я насчитал сорок семь. В вещмешке было полкаравая хлеба, шмат сала, чеснок и лук, в небольшом кульке соль и еще почему-то чистые портянки. Есть не хотелось, так что я убрал продукты обратно и, найдя в стороне сухое место, принялся возиться с оружием. Эти винтовки я знал, не раз откапывали их при поисках, так что, быстро разобрав, по очереди осмотрел их.

«М-да, у мосинки крайняя степень изношенности, но стрелять еще можно. Хм, у нее уже практически нет нарезов, стерлись, да и засвинцовались тоже, так что теперь она фактически гладкоствольная!» – думал я собирая винтовки.

Снарядив их, вернулся к одежде и, надев ее еще полусырую, намотал портянки и натянул сапоги того, чьи мне больше подошли по размеру. Закинув на плечи вещмешок и берданку, взяв мосинку на изготовку, я направился обратно к тому хутору, от которого меня гнали. То, что убийство сержанта – их работа, я был уже уверен.

Уходить просто так и оставить этих тварей безнаказанными не хотелось, следовало хотя бы подстрелить кого-нибудь из старших на хуторе, месть должна быть адекватной. Может, кто-нибудь считает меня сумасшедшим – возвращаться туда, откуда чудом сумел сбежать, но за этот день я как-то перегорел в эмоциях и не задумывался, убьют меня или нет. Месть превыше всего. Не только за сержанта, но и за себя.

Осторожно шагая рядом с тропинкой, я сначала услышал лай собак, а спустя пару минут оказался на опушке, с которой открывался вид на хутор.

Сто метров, оделяющие лес от ограды, пришлось проползти по-пластунски, то и дело утыкаясь лицом в траву. Время, ушедшее на это, показалось мне вечностью, но наконец я уперся в длинные кривые жердины ограды. Быстро оглядевшись по сторонам, рывком перемахнул через околицу и проскользнул в открытые ворота конюшни. Пройдя мимо пустых стойл, я по лестнице взобрался, подобрался к большим створкам, через которые на сеновал закидывали сено, чуть приоткрыл одну из них и осмотрел территорию хутора.

Перед тем как предпринимать хоть какие-нибудь действия, я припомнил рассказы поисковиков – двое из них служили в ВДВ и принимали участие в боевых действиях. Так вот они говорили: «Прежде чем залезть куда-нибудь, продумай не менее трех видов отхода, а не то зажмут и…» Именно этим золотым правилом я и воспользовался – прикинул пути отхода.

Паренек, появившийся из леса как раз с той стороны, с которой пришел я, заставил меня насторожиться.

Заметив, как из домов на крики пацанчика стали появляться люди, приготовил берданку – все-таки она была в лучшем состоянии, чем мосинка.

Вот из дома вышел священник и подошел к пацану, несколько секунд послушав его вопли, отвесил хлесткую затрещину, после чего что-то спокойно сказал.

«Похоже, нашли тех, которых я завалил…» – понял я мимику пацана.

«Пора!» – я прицелился в священника.

Приклад больно ударил в плечо. Я стрелял из мосинки и знал, как она лягается, а вот изделие Бердана держал в руках только в виде откопанного антиквариата, который если не разваливался, то был близок к этому. При поисках они нам, бывало, попадались, так что как выглядит винтовка, знал да и об устройстве тоже читал с интересом в инете.

Я прекрасно знал, что в патронах использовался дымный порох, так каково же было мое удивление, когда из ствола вылетел легкий дымок.

«Переснарядили!» – понял я, наблюдая, как ксендз, получив десятимиллиметровую пулю в грудь, отлетает назад вверх тормашками.

– В кость попал, что ли? – вслух пробормотал я.

Отложив винтовку в сторону, быстро подхватил мосинку и, прицелившись, нажал на спуск.

От первого выстрела население на миг опешило, но как только тело ксендза перестало крутиться на земле от попадания пули и замерло, сразу же все бросились врассыпную. Поэтому второй выстрел попал в спину бородатого мужика, показавшегося мне самым опасным. Пуля толкнула его на бревенчатую стену дома, по которой он сполз, оставляя темную полосу.

Третьим я снял еще одного – хорошо выбритого парня, закрытого от меня телом одной из женщин, но меня это не остановило, так что упали они оба. Добив парня выстрелом из мосинки, не трогая раненую женщину, я стал искать следующие цели, но их не было, все успели скрыться. Я немедленно воспользовался этим для перезарядки, слушая, как ревет белугой подстреленная.

«Валить надо, как бы ответки не прилетело!» – подумал я и тут же услышал шорох где-то рядом. Быстро откатившись в сторону, я увидел, как в щель меж досок, где только что находилось мое тело, резко вылезли острия трезубых вил.

«Кто-то внизу», – сообразил я. Вскочив на ноги, отбежал в сторону и прислушался. Внизу было тихо, тот, кто использовал вилы, явно просек, что я ищу его по звуку, и замер. Попытка разглядеть что-нибудь сквозь щели тоже ничего не дала.

«Блин, время!» – подумал я и стал, тихо скрипя досками, приближаться к люку вниз.

Похоже, неизвестный противник понял мои намеренья, и через одну из щелей в сторону выхода мелькнуло что-то светлое.

– Ба-бах, – дернулась от выстрела мосинка. Тихий вскрик показал, что я попал. Подскочив к люку и осторожно обойдя его, я посмотрел на то место, где должен был находиться неизвестный. На земляном полу лежала та самая молодая полька, что кормила меня обедом, рядом с ней валялись вилы.

– Прости, – сказал я одними губами и выстрелил ей в грудь.

Затем, сбегав за берданкой, быстро спустился вниз и, обойдя тело польки, стараясь не смотреть в ее застывшие глаза, подошел к боковой двери, выходящей на огороды. Осмотревшись, выскользнул наружу и, упав на землю, осторожно пополз к следующему сараю, от которого было довольно близко до леса. Мстить нужно с холодной головой, и я прекрасно понимал, что пока они растеряны, шансы уйти у меня есть.

Приподнявшись, я присмотрелся, что творится на хуторе, а заметив шевеление, отложил берданку и приготовил мосинку. Из-за свинарника показалась голова Янека и опасливо повернулась в сторону сарая, где я до этого прятался.

Обернувшись, он что-то сказал тем, кто еще был за свинарником. После чего, не боясь испачкать форму, упал на землю и, держа в руках наган, пополз в сторону деревянного туалета, от которого можно было сделать рывок в сарай. Держа его стволом винтовки, я продолжил отслеживать угол свинарника, ожидая остальных. Вот показалась чья-то косматая голова и повторила все действия Янека. Потом появился еще один. Поняв, что их всего трое, я прицелился в последнего ползущего и нажал на спусковой крючок. Быстро передернув затвор, свалил второго, косматого, вскочившего на ноги. Янек же успел укрыться за туалетом и теперь что-то кричал в сторону домов.

Сожалея, что я его не понимаю, стал наугад расстреливать туалет на уровне ног. И почти сразу вскрик показал, что я не зря потратил три патрона. Перебежав на другое место, прицелился в Янека, лежащего на земле и зажимающего живот. Последним патроном в винтовке я снова выстрелил в него, на этот раз в грудь.

«Все, валить надо!» – подумал я и, придерживая берданку, рванул к лесу. Однако поляки быстро остановили мой порыв. Услышав свист пролетевшей рядом пули, я упал между кустиками картофеля и отполз по-пластунски обратно, сожалея, что картофель не так сильно вырос чтобы можно было незаметно свалить. Вернувшись к забору, я нашел неплохое место для наблюдения и стал перезаряжаться, визуально и на слух стараясь определить, откуда в меня стреляли.

– Блин, да где ты?! – тихо пробормотал я, имея слабое представление, сколько осталось боеспособных мужчин на хуторе.

«Так, когда прибежал пацан, вышли почти все. Янека я не видел. Мужчин было семеро. Убил ксендза, минус один. Потом мужика и того парня с бабой, минус еще два. Еще трое вместе с Янеком, значит, осталось двое. Вот блин, когда же вы кончитесь?!» – подумал я сердито, завершив подсчеты.

Как я ни всматривался, но никаких телодвижений не было – видимо, шесть трупов научили хуторян не показываться мне на глаза.

«Патовая ситуация. Ни я их, ни они меня не видят. Что же делать?» – Мой взгляд скользнул по стогам сена, потом перескочил на деревянные сараи и дома.

Похлопав себя по карманам, я понял, что за спичками придется ползти к Янеку, так как помнил, что он курил. Подобравшись к сараюшке, которая скрывала меня от прятавшихся в домах, я напружинился и рывком перебежал за туалет. Ударившая с запозданием пуля взрыхлила землю, не задев меня.

«Уф, еще немного – и все!» – мелькнула мысль.

Схватив Янека за начищенные сапоги, я затащил его за будку, прихватив заодно и наган. Судя по всему, стрелок решил повторить мою идею, и туалет затрясся от попаданий пуль. Однако я уже шустро лазил по карманам несостоявшегося то ли шпиона, то ли диверсанта. Спичек не было, зато обнаружилась блестящая серебром, явно дорогая зажигалка.

«Спасибо, паря!» – сказал я и после недолгих колебаний стал снимать с трупа ремень с кобурой. Запасные патроны уже были у меня в кармане. Перевернув дернувшееся от попадания пули тело Янека на живот, я освободил ремень и, перекинув его через плечо, застегнул на груди, решив опоясаться как положено попозже.

«Теперь осталось только выбраться отсюда», – подумал я.

Идея поджечь туалет и, пользуясь дымом, скрыться первой пришла мне в голову.

В это время по будке палили уже из двух стволов, от чего она покрылась россыпью отверстий, ощетинившихся щепками. Разломав пару прогнивших в труху досок внизу туалета, я поднес к ним зажигалку. И только когда она довольно сильно накалилась, сперва медленный огонек, а потом уже и хорошо начавшийся заниматься огнем сортир стал выбрасывать в небо легкие прозрачнее клубы дыма.

«Эх, жаль покрышек нет», – подумал я и, заметив, что стрельба стихла, видимо, из-за перезарядки, одним рывком перебрался за другое укрытие, пользуясь им, добежал до ближайших стогов; затем, надергав пуки соломы, поджег стога, а пуки использовал для поджигания сараев – до домов мне было пока не добраться.