Живительный ручей

Не знаю как вам, господа, а мне хлеба не надо – дай только понаступать на старые грабли и поклевать то, что зарекался не клевать. Не успел я отойти от истории с псевдопопрошайкой, когда по собственной глупости чуть не оказался на нарах, так снова вляпался в такую историю, что если кому рассказать, покрутят пальцем у виска. Но мое дело записать что было, а там уж как бог даст.

Кстати, о боге. Я, конечно, пропащий атеист, но к религии отношусь с уважением и опаской. Мало ли что там в самом деле наверху и кто поджидает с кожаными канчуками? А потому нет-нет, да и захаживаю в церковь, может, чего-нибудь и спустят, что с дурака взять. Вы не такие? Мои искренние поздравления.

Так вот. Гулял я однажды у пруда, что рядом с храмом, предполагая потом зайти и поставить свечку. У главных врат – двое нищих. На калек и юродивых не похожи, помятые разве что, да физиономии наглые. Держат в обветренных, цепких руках пластмассовые стаканчики, провожают прохожих оценивающими взглядами. Хихикают, переговариваются. Как только кто подходит, сразу скорбь и плаксивость на лицах.

Встал я сбоку и принялся наблюдать. Хоть и немало в церковном календаре всяких праздников, но, видимо, в тот день ничего особенного не отмечалось, народу было немного. И все же их стаканчики пополнялись серебром исправно. Как только набиралась приличная кучка, мелочь ссыпалась в карманы. У одного нищего была даже вполне нормальная черная сумка, из которой он регулярно доставал бутылку пива и блаженно к ней прикладывался.

А неплохо вы тут живете, ребята, подумал я. К вечеру мой недельный заработок наверняка имеете. Да это ладно, не каждый решится стоять с протянутой рукой. Но вот интересно, а кому вы выручку сдаете – окрестным бандюганам или, страшно подумать, попам? Ну не им лично, разумеется, а церковным служкам.

И так меня, порядочного человека, этот вопрос заинтересовал, на фоне всяких разоблачительных материалов о мздоимстве служителей культа, что я твердо решил выяснить истину.

Купил я бутылку водки и почти без закуски выпил, чтобы на утро оказаться в страшном похмелье. Так оно и вышло. Колотило меня и ломало, как в лихорадке. Причесываться не стал, умываться тоже. Правда, зубы почистил, иначе точно бы стошнило. Вынул из шкафа старый мятый пиджак, который собирался отправить на дачу еще два года назад, слаксы с кофейными пятнами и бахромой на правой штанине, оторвал на рубашке две верхние пуговицы. Посмотрелся в зеркало. Соседи встретят, перекрестятся.

А потому спускался я по черной лестнице и выходил со двора с восходом солнца через заднюю калитку. У трансформаторной будки окунул стоптанные ботинки в лужу, вымазал грязью пиджак. Проверил в карманах ли деньги. Не забыл, на месте. А лежало в них шесть тысяч, разменянных накануне на сторублевки.

Возле церковных ворот уже паслись те двое. Еще один деятель, с коробкой на груди ходил вдоль боковой ограды, у церковной лавки. На коробке нарисован крест и что-то написано, видимо, «пожертвуйте на восстановление храма!»

Приблизился я к воротам, спросил:

– А что, граждане нищие, хорошо сегодня бог подает?

– Кому подает, кому и в глаз дает, – ответил невежливо попрошайка, что имел нос похожий на неженский огурец – такой же длинный, зеленый и в пупырышках. У другого нос был тоже какой-то овощной, но походил больше на азербайджанскую помидорину. – Тебе чего тут надо?

– Да вот, – говорю, – жизнь совсем разладилась. С работы выгнали, жена ушла, дети от наркоты лечатся. Даже на черные работы не берут по причине хронического алкоголизма и слабоумия.

– Ну и шел бы ты в дурку, она тут рядом, – кивнул нищий с черной сумкой на обшарпанную крышу, торчавшую над макушками тополей. – Тут места забронированные, а без билета – с утками в пруду купаются. Понял?

– Как не понять, – отвечаю, – готов приобрести проездной хоть на месяц.

– На богача не похож.

– Какое там! – махнул я рукой. – Вчера последнее кольцо пропил, супружеское. Буду отдавать с дневной выручки хоть 90%. Не позвольте, братья, пропасть порядочному человеку.

– А с чего взял, образина, что тебе подавать станут? Здесь тоже профессионализм нужен. Мы с Беней на этом поприще какой год тренируемся.

Тот, что был Беней, кивнул, достал бутылку пива, смачно отхлебнул, не предложив приятелю. Почесал красный нос.

– Матвей правильно говорит, – сказал он, – нищенство – серьезная наука, не каждому дано.

– Может, у меня с детства талант к нищенству?

Классиков Матвей и Беня, вероятно, не читали, а потому никак не отреагировали на широко известную фразу.

– Ладно, – подумав сказал Матвей, – кидай кости рядом. Посмотрим какой ты работник. Но если к вечеру пару сотен не наберешь, пожалеешь.

– Ха, – отвечаю, – несколько сотен. Мне будут нести, как ацтекскому богу Кукулькану. От зависти лопнете.

Беня и Матвей раскрыли рты, а я спокойно уселся у левой колонны врат. Правда перед этим, для полноты картины, выхлебал из пруда несколько литров мутной воды. Меня и в самом деле мучила жажда. Конечно, был шанс подхватить какую-нибудь дрянь, но чего не сделаешь ради чистоты эксперимента.

Водопой произвел впечатление не только на моих новых коллег, но и на прохожих. Господи, только бы знакомые сюда не забрели.

А насчет щедрых подаяний я говорил не просто так. Прежде, чем пойти на паперть, я проделал некоторую работу.

Заглянул в соседний двор, а там, как по заказу, шестеро мужиков четвертинку мучают. Каждый человек отдаленно похож на какое-то животное, эти же представляли собой настоящий зоопарк. Особенно выделялись трое – коренастый дядька – ёжик, только прыщавый, длинный, как жираф старик с инвалидной палкой и тяжелый, с огромными зубами бегемотообразный парень. Остальные так себе – помесь енотов с бродячими собаками.

Подошел я и говорю:

– Здравствуйте, счастливые люди!

А что, только счастливые могут позволить себе по утрам водку пить.

Ёжик покрутил носом, протер платочком пустой стакан:

– Счастливые те, у кого чешется, да почесать могут. А что за счастье, когда на 250 граммов столько рыл? Сеструха Репья в поликлинике трудится, обещала спирта принести да где-то застряла, кляча. Сама, наверное, выпила.

– Вот! – поднял я указательный палец. – Для того я к вам и зарулил, чтобы устранить это противоречие.

Еноты презрительно покосились на мое одеяние, фыркнули, бегемот нервно откинул землю правой ногой.

Решил сразу перейти к делу. Достал купюры и потряс ими, словно акциями на бирже.

– Здесь шесть тысяч, сделаете в точности как скажу, получите половину. До следующего утра счастьем будете обеспечены.

Один из псовых затушил каблуком бычок, хмуро пошел на меня.

Я достал из кармана травматический пистолет, копию ПМ, щелкнул предохранителем.

– Человек я хоть и порядочный, но очень раздражительный, – вынул и снова вставил я в пистолет обойму, – отстрелю кран, нечем будет сивушные масла сливать.

Мужик остановился, почесал затылок. Ежик поставил на скамейку стакан, грозно взглянул на енота:

– Не суетись, Репей, видишь человек по делу. Говори чего надо.

– Так-то оно лучше, – спрятал я оружие. – Я из газеты. Главный редактор поручил сделать разоблачительный материал о церковных нищих – откуда берутся, кто их крышует. Словом, вскрыть эту прихрамовую мафию. Не сделаешь, говорит, уволю, это твой последний шанс. Он на меня давно зуб точит, собака.

– Газетчик, а по виду обсосок. Хм. Кому платят? Попам, не иначе.

– Дай человеку договорить! – замахнулся палкой на бегемота верблюд. Тот сразу поджал маленькие, оттопыренные ушки.

– Лучший способ это выяснить, внедриться в их среду, – благодарно кивнул я старику, – потому и оделся соответствующе. Ваша задача, где-нибудь через час, подойти к церкви у пруда. Там среди попрошаек буду сидеть я. Вторую половину денег, то есть три тысячи, подадите мне в качестве милостыни. Не все сразу, разумеется, частями. Будете приносить с интервалом в тридцать-сорок минут, каждый по очереди. Главное, никому больше не давайте ни копейки, только мне, это основное условие.

– И все? – пригладил колючки на голове ежик.

– Не напейтесь раньше времени, – изобразил я умоляющую физиономию, но при этом стволом травмата потер за ухом, – иначе провалите дело государственной важности. Надо же расчищать в стране авгиевы конюшни, а кто, если не мы?

Повисла тишина, первым подал голос Репей:

– А ты, часом, не мент, корреспондентское удостоверение есть?

– Кто же на боевое задание с документами ходит? – хмыкнул я. – Только с оружием.

Все с опаской поглядели на мой ствол, который я тут же спрятал.

Ко мне подскакал на палке верблюд, пожевал огромными губами, будто собирался плюнуть:

– Развели дерьмократы бардак в стране, Сталина на них нет. Всю мафию надо на Соловки отправить и министра финансов туда же.

Почему именно министра финансов, я уточнять не стал.

– Так согласны или нет?

– Согласны!!! – хором ответил зоопарк.

– Мы порядочные люди, – заверил меня ёжик, – не сомневайся.

Итак, я сидел у церковных врат в компании Матвея и Бени, томимый похмельем и тягостным ожиданием – придут-не придут дворовые алкаши, не исключено напились уже вусмерть и пузыри пускают под кустами.

Лучше всего подавали Бене. Каждый раз, после того как в его пластмассовый стаканчик падала мелочь, он доставал пиво и булькал. Его кадык ходил жадно и быстро, как автоматный затвор. Матвея тоже прихожане не обижали. В моем же стакане имелась всего пара медяков. Беня подпихивал меня коленкой и говорил:

– Ни на что ты не годный, Кукулькан. Правильно жена ушла.

– Почему? На корм собакам сойдет, – зло хихикал Матвей.

Пару раз, бочком, к нам приближался гладкий, откормленный мужик с крестом на коробке. Но глаза его были голодные. Тот самый, которого я видел накануне.

– Как новенький? – спрашивал он, не поворачивая головы.

– Пустое место, – отвечали Матвей и Беня.

– Ему же хуже, – говорил тот и вальяжно уходил за церковную лавку.

– Ваш шеф? – поинтересовался я.

– Многие знания – многие печали. Экклезиаст, – неожиданно проявил эрудицию Беня.

Прошел час, полтора, но на горизонте моих алкоголиков не наблюдалось. Я уже подумывал о побеге, не ждать же в конце концов, когда мафия намнет бока или вовсе утопит в пруду. Выяснить же что-либо без реализации задуманного плана было невозможно.

И только около полудня, на дорожке парка, ведущей к пруду, я увидел ежика. Перед уходом выяснил, он – Ярослав или просто Ярик. Старика на палке зовут Еремеем Петровичем, бегемота – Стасиком.

Ярик остановился у воды, изумленным взглядом обвел окрестности, будто видел их впервые. Ежик был отчаянно пьян и еле держался на ногах. Вначале он проковылял мимо меня и не заметил. Уже у паперти резко развернулся, устремился назад. Встал рядом, попытался сфокусироваться. Заулыбался и вдруг повалился на колени. Опустил мне грязные руки на плечи.

– Целитель наш, чтобы мы без тебя делали! Не обижают, нет? – Смотрите у меня, – погрозил он Бене волосатым кулачищем. – Чтоб ни один волосок! Это не человек, святой, его икону надо в церкви повесить. Если бы не ты, – поцеловал Ярик меня в щеку, – скончался бы. Остальные тоже.

На его мутные глаза навернулись слезы:

– И жена, и дети будут за тебя бога молить. Денно и нощно, денно и нощно…

Конечно, подумал я, если б не мои деньги, еще чего-нибудь из квартиры вынес. Как бы перебора не вышло.

Ярик достал из кармана комок бумажных и железных денег, засунул мне в стакан. Сколько там, определить было сложно, но уж никак не меньше тысячи. Монеты, не попавшие в стакан покатились по асфальту, но застывший от удивления Матвей и не думал их ловить.

– Ну, все, – похлопал я Ярика по лбу, – иди домой, тебя счастливые жена и дети ждут.

Думал, сам он не поднимется, но ежик обколовший всего меня своими иголками, проворно вскочил и бегом направился к парку.

Еще ничего не успели сказать обалдевшие Беня с Матвеем, как на дороге показался верблюд. Еремей Петрович так шустро перебирал палкой, будто она была у него электрическая. Его негнущаяся правая нога скакала, словно взбесившаяся секундная стрелка по циферблату.

Старик на колени передо мной не упал. Молитвенно сложил руки, зашевелил мясистыми губами.

Кажется, молится. Не положено сталинисту. Хотя сейчас все перевернулось: большевики храмы строят, воцерквленные культуру разрушают.

Прожевавшись, Еремей Петрович раздул широкие ноздри, похлопал длинными рыжими ресницами.

– Нечаянная радость – лучше предвкушения радости, – выдал он заумную фразу. – Как мне было с утра плохо, думал конец. Но вы, чародей и кудесник, вернули меня к жизни. Смотрите, люди, на великое преображение и удивляйтесь! – обратился он театрально к столпившимся возле ворот бабкам.

После этих слов Еремей Петрович, от которого разило перцовкой, продемонстрировал всем свою палку, с помощью которой так ловко передвигался и внезапно переломил ее об колено. Швырнул обломки в пруд, распугав уток.

Бабки ахнули, Беня начал неудержимо икать, а верблюд издал утробный звук, поцеловал меня в лоб, осыпал деньгами и скрылся в ближайших кустах, куда частенько отлучался Матвей.

«Чудо», – зашепелявила одна из старух. «Я сама видала, что дедок-то на двух палках прихромал». «А приложившись к этому страдальцу, – указала на меня другая бабуля, – на своих двоих убёг».

Ко мне стала приближаться толпа старушек, глаза их горели вопрошающе и грозно. Сразу вспомнился советский фильм «Праздник святого Йоргена» с Ильинским.

План дал сбой, пара было уматывать, пока с меня чуда не потребовали. Впрочем, в голове тут же созрел другой план. Очень даже неплохо, что так вышло, надо этим воспользоваться.

Собрал я разбросанные вокруг деньги, спрятал в карман, где находился пистолет.

Но тут появился бегемот Стасик, который чуть все не испортил.

Он сходу врезался в толпу бабок:

– Кто тут газетчика обижает? А?! А ну, пошли отсюда!

Старух как ветром сдуло.

– А вам особое приглашение, калеки? – схватил он за грудки Матвея. – Я тебя бить не буду, я тебе просто голову откушу.

– Не надо, – попытался остановить я Стасика. -Это мои коллеги.

– Тоже из прессы? – выкатил он бешеные глаза. -Сколько же вас, журналюг, развелось!

– Уматывай, – прошипел я. – Иначе исцелять больше не буду.

– Мое вам почтение, – поклонился бегемот, отпустив Матвея, у которого от испуга еще больше позеленел нос.

Стасик отер руки о штаны и, не дав мне денег, помчался, не оглядываясь, черт знает куда.

Все это время из-за угла церковной лавки внимательно наблюдал за происходящим мужик с коробкой.

– Что это было? – придя в себя, спросил Беня. – Кого ты исцелил и почему этот толстый кабан тебя газетчиком назвал?

Вообще-то, я хотел перенести второе действие спектакля на завтра, но раз так вышло, никуда не денешься. Утром будет следующий акт.

– Когда-то работал в районной газетке, прозвище осталось. Да, я обладаю некими аномальными способностями и помогаю людям.

– Чего же тогда на паперть приперся? – отдышался наконец Матвей.

– Помогаю безвозмездно! – поднял я вверх указательный палец. – Но, как видите, люди все равно благодарят. Сюда же меня душа привела. Не знаю почему. Я не то чтобы целитель, я диагност. Ясновидящий ограниченного действия.

Сказал глупость и сам от нее поморщился.

– Кто?

– Главное, не лечить, а установить правильный диагноз. Люди умирают потому, что их не от того лечат.

– Это правда, – согласился Матвей. – И как же ты диагностируешь, насквозь что ли человека просматриваешь, как рентген?