Женщина и «Жигули»

«Что есть слава? – спрашивал, бывало, мудрец, прислонясь к дувалу. И сам же себе отвечал: – Слава есть яркая заплата на ветхом рубище певца! Хорошо сказал, – думал мудрец, взваливая хворост на плечи терпеливого ослика, – надо будет записать».

Взваливал и – забывал.

С тех пор мало что изменилось, разве что «заплата» сменилась «зарплатой». Но в основном слава осталась той же: изменчивой, коварной, с короткой памятью – одним словом, женщина.

Автору рассказывал один неплохой столичный артист. Как-то они приехали на гастроли в некоторый город. Не очень большой, но и не очень маленький. В общем – провинциальный. И вот вышел он, такой столичный и такой кое-где промелькнувший на экранах, – вышел днём пройтись по местной штрассе. Людей посмотреть – себя показать. Иду, говорит, солнце светит, витрины показывают, автобус поднимает провинциальную пыль, но чувствую – узнают! Взгляды так и бросают. Девушки глаза отводят! Специально в универмаг зашёл – глянут и отводят! А которые нет – те делают вид! Думаю, ах вы, милые мои! Провинциалушки дорогие! Взор она потупляет! Да, говорю себе, это тебе не столица, где нас – звёзд – хоть вилами с кучи на кучу перебрасывай. Здесь каждая на учёте и в почёте.

Вернулся в гостиницу, культурный, взволнованный. Навстречу Илюха, наш завпост. Говорю: «А ничего себе городок, можно работать!» Илюха говорит: «Да, городок хорош, но ты всё равно ширинку-то застегни!»

Вот тебе и яркая заплата!

У автора тоже была минута славы. И была она самой настоящей. Поэтому автору так и кортит про это доложить.

Было это давно.

В стране только-только начиналось будущее великое скотство, именуемое «перестройка». Нормальная жизнь стремительно катилась к финишу, перепуганный народ бежал кто куда. Увидев такое дело, организаторы и режиссёры этого цирка сказали: «Пора!» – и выдвинули проверенный лозунг «Хлеба и зрелищ!». Однако вскоре хлеб тоже стал подходить к концу, пришлось нажимать на зрелища. В массы запускали всё новые святки и праздники, дни святого Валентина и какие-то лютеранские дожинки.

Вплоть до Всемирного дня дизентерии.

В тот год пришла мода устраивать Дни города. Некто Николай, штатный организатор советских гуляний, сказал автору: «Автор, я делаю День города, выступишь?» Автор спросил: «Сколько?» Николай сказал сколько. Ударили по рукам. Согласно этому юридическому акту автор, именуемый в дальнейшем «Автор», должен был прочесть собравшимся юмористическое произведение. А Николай, именуемый в дальнейшем «Заказчик», обязывался выплатить Автору причитающееся ему денежное вознаграждение. Кстати, такие чтения были тогда тоже в большой моде, и автор поднаторел, читая со сцены сочиняемый юмор. Имея от филармонии официальную корочку, где в графе «специальность» женским почерком старательно было вписано «писатель-сатирик». Хоть никогда сатириком не был, честно именуя себя юмористом-меланхоликом.

Выступить нужно было на стадионе.

И вот автор написал специальное произведение, полное заказанного юмора и не свойственного ему оптимизма. Прочёл жене. Понравилось. Активная жена обзвонила знакомых со словами: «В воскресенье Вова будет выступать на стадионе, смотрите мне!» Смотреть было велено в телевизор. Приехали друзья из Киева, которым было посулено незабываемое зрелище на стадионе с последующей дармовой выпивкой – сочетание в ту пору презаманчивое! Жена на это потребовала от автора десяток билетов в партере. Автор поклялся, затем засовестился и, отводя глаза, попросил у организаторов три. В результате сам еле попал на стадион и то по чужому удостоверению. Милицейскому, кстати. Такой тогда был спрос на зрелища! Ураган!

Собственно говоря, это была длинная присказка.

И вот аккурат в воскресенье к вечеру автор подъехал к стадиону с небольшим опозданием – праздник там был уже в разгаре. Спешился, отпустил трамвай и насторожился: стадион опоясывало несколько слоёв милицейского оцепления. Оно бы и ничего, но каждый требовал билет или пропуск и, главное, смотрел в него. У автора в пропуске значилось, что он Мельничук Ю. В., майор милиции. Оно бы тоже ничего, но факт в том, что автор чудовищно не похож на милиционера. И никогда не был похож. И подозревает, что если бы и решил связать жизнь с милицией, рано или поздно был бы с шумом отчислен из училища за наглую, вызывающую непохожесть. Про майора и разговаривать нечего! Поэтому на своё собственное выступление шёл если не со страхом, то с томлением духа.

Но дошёл. Хотя путь, который при нормальных условиях занял бы минут шесть, преодолел за полчаса. Ибо, кроме прочего, стадион был забит под завязку, и ещё два раза по столько остались за бортом. И, пробиваясь сквозь пеших и конных, автор уже несколько раз серьёзно порывался плюнуть и повернуть назад. Но останавливало ложное чувство долга, и что друзья будут втуне корпеть у голубого экрана, ожидая команды «к столу». Хорошо, что опытный Николай, зная автора, поставил его выход в самом финале. Само же представление закрывала популярная, а потом и вовсе легендарная рок-группа.

Как и положено в таких делах.

Само же мероприятие выглядело так. Огромная чаша стадиона, набитая зрителями, как банка бывших консервов «Кильки в томатном соусе», кто помнит. Внизу – футбольное поле, уже подсвеченное лёгкими прожекторами, – начинаются сумерки. В центре непривычно пустого поля выстроен квадратный подиум-сцена. На ней выступают и пляшут артисты. Над стадионом реют флаги и ленты, гремит музыка, шумят аплодисменты, слышны оптимистические голоса Ведущих; по беговой дорожке движутся карнавальные и спортивные шествия, перескакивая через многочисленные телевизионные кабели, чтобы не убиться. Не забывая держать на лицах радость и ликование, оплаченные согласно Договору.

Да. И вот не успеют шествующие ликующие отмахать своими цветами и улыбками в камеры, как со сцены-подиума уже несутся удары и вопли очередной рок-группы. Короче, смесь «дыма коромыслом», «Спортландии» и «хоть святых выноси»! Помнится, при виде этой карусели у автора всплыла тогда вещая фраза: «Молодёжь с куплетами и прибаутками весело тащит по кругу клетки с наркоманами».

Как раз тогда наркоманы входили в свою прочную моду.

Но это ещё не всё. Не надеясь привлечь людей на стадион силами одного искусства, организаторы решили параллельно зрелищу разыгрывать блиц-лотерею. То есть ты купил билет – и вот ты уже участник лотереи. Время от времени концерт на сцене прерывался, колёсное или пешее шествие спешно сматывалось, гремели фанфары, Ведущие счастливыми голосами сообщали, что «наша лотерея продолжается!». Дальше Ведущий набирал воздуха и гремел Левитаном: «А СЕЙЧАС! В НАШЕЙ ЛОТЕРЕЕ!! РАЗЫГРЫВАЕТСЯ /интригующая пауза/ СЕТКА ВОЛЕЙБОЛЬНАЯ-А-А!!» или «…ПЛОЙКА ДАМСКАЯ ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ-А-А!!» Ведущая сказочным голосом называла сектор и место выигравших билетов, приглашая любимцев фортуны пройти к восточным воротам, где скучала тиражная комиссия, сторожа нехитрый выигрышный скарб.

Ибо тогда в магазинах на полках лежали в основном продавцы.

Надо заметить, что Ведущий не напрасно брал интригующую паузу. Сомневаясь в притягательной мощи блиц-лотерей, организаторы вставили в список выигрышей главный приз – автомобиль «жигули». Бесценная, по тем временам запредельная вещь. Это можно приравнять к сегодняшней, допустим, двухпалубной яхте. С той разницей, что яхта или самолёт – это блажь, а «жигули» в то время, да при тех ценах на бензин… Короче, мечта как средство передвижения! Конечно, все прекрасно понимали, что автомобиль этот «жигули» уже давно «выигран» кем-то из устроителей. И уже у дикторов заготовлена фраза вроде: «Ой-ой, надо же, никто не явился на место такое-то, сектор такой-то – а ведь как раз на него и пал наш главный приз!! Уже за «жигулями» народ не является, как после такого жить дальше, товарищи!» В общем, наши люди хорошо знали, как делаются такие лотереи, но… Но чем чёрт не шутит, – так всегда думает каждый участвующий в этих сомнительных мероприятиях.

И – участвует!

И вот уже разыграны Лодка резиновая, Мячи надувные, Стойки какие-то, Набор бигудей праздничный и иные полезные ископаемые. Но время главного приза ещё не настало, и пружина интриги закручивалась всё сильней. А, напомним, закручивалась та пружина внутри 40 тысяч чающих движения воды.

А то и больше.

Это что касается лотереи. А что до самого действия, то оно себе играет, гремит, движется. И движется оно к своему логичному финалу.

Да, а где же автор? Где автор, которому вскоре должно появиться на сцене вместе со своим юмором? Где автор, уже проинструктированный одним из многочисленных помощников режиссёра: «За два номера до себя смело выходишь на беговую дорожку, потом – на поле к сцене; ни на что не обращаешь внимания – тебя всё равно никто не видит. Дальше становишься возле сцены и ждёшь своего объявления. Как объявят, выскакиваешь и дуешь в микрофон всё, что сочинил, понятно?!» «Понятно, что же тут загадочного?..» – думает автор, а сам немного волнуется, но не от предстоящего выступления, а от того, как на него, заразу, попасть?! Ибо в эти самые минуты бестолково блуждает и ударяется о какие-то откосы и захолустья под трибунами стадиона, куда его занесло якобы для сокращения пути, то есть сдуру. Подстадион – кто не был – это государство в государстве: оттуда можно смело выйти на беговую дорожку, но можно на неё и не выйти, а смело сгинуть в его языческих закоулках и капищах! Автор, подозревая последнее, мечется, уже отчасти подвывая, ибо дивно и страшно состояние человека, когда буквально сверху и с остальных сторон слышны топот, крики, смех, прочий бодрый грохот живых людей, а ты посреди этого один, как палец в ухе, такой же ненужный и полуоглохший!

Спаси и сохрани!

Войдя в некие, сороковые по счёту двери, автор обнаружил там каких-то странных людей, судя по наглому виду, – пацанов с телевидения, и выбрался вслед за ними наружу. Выбравшись, с удивлением увидел, что небо уже потемнело, но что зрители всё ещё на трибунах. И вот тут, идя по беговой дорожке, автор таки заволновался. А как не взволноваться, когда идёшь по дну чаши, напиханной незнакомыми людьми. Вокруг гремит, волнуется, кричит, хлопает – и всё это в полутьме. Ибо ярко освещена лишь сцена в центре поля, где кто-то поёт, пугаясь собственных звуков, усиленных в жуткое количество раз.

Тем не менее до сцены автор добрался практически без приключений. Вокруг сцены маялись дурью человек десять обслуги. «Сейчас, – подумал автор, – отчитаю этот чёртов юмор, и больше в такие дела ни ногой! В крайнем случае – за более приличные деньги!»

Но человек предполагает, а Бог располагает. Ибо дальше начинается самое интересное. То, ради чего это писалось, а вы читаете, делать вам нечего!