Я задумалась обо всем этом так глубоко, что и не заметила как вместо желаемого места общего пользования вышла во внутренний дворик ее усадьбы. И мне в лицо сразу же ударил зной. Солнце, спрятанное от глаз высоким забором из белого шершавого туфа, освещало лишь клумбу с маками и фиалками у противоположной стены двора. Но и этого послеобеденного освещения было достаточно, чтобы я моментально зажмурилась. Время сиесты здесь было принято проводить в прохладных недрах домов и усадеб. А не шляться нагишом, находясь в гостях! Среди малознакомых людей… Некто высокого роста, подметавший неспешно и без того вылизанную плитку двора, немедленно отвернулся в сторону. Что ни говори, а Нитина сволочь была вышколена превосходно! А потом этот ладно сложенный парень отложил свой веник на длинной ручке и пошел в сторону тенистой колоннады, поддерживающей балкон второго этажа здания. Вынес мне оттуда большое махровое полотенце и не отрывая взора от земли сказал.

– Al suo arrivo, la signora Savely! (С приездом, госпожа Савелия!) —

– Севастьяна. – Поправила его я, вынув изо рта папину трубку. Потом завернулась в принесенное мне полотенце и добавила уже по итальянски. – Grazie. Il mio nome e Sebastiano, non Savely! (Спасибо! Меня зовут Севастьяна, не Савелия!) —

Парень этот то ли залюбовавшись моей монументальной фигурой, то ли по какой-то иной причине, смотрел на меня неотрывно, как завороженный. Кажется мы были с ним в одной весовой категории!

– La signora ha cambiato il suo nome? (Сеньора сменила имя?) – Спросил он меня. Взгляд его при этом был чист и как-то по-детски честен. Это располагало. И вряд ли он ошибался, называя меня иным именем. Просто обознался! С кем не бывает? Ничего ему не ответив я отрицательно мотнула головой, развернулась и отправилась обратно в дом, оставив его стоять в недоумении. У меня были срочные дела с Ниэтель… Она мне лгала. Я поняла это только что. А там, где лгать было невозможно – многое от меня просто скрывала. И поэтому пора было выводить эту прекрасно воспитанную, чопорную, любимую мою врушку-старушку на чистую воду!

Когда же я снова оказалась в той комнатке, откуда вышла десять минут назад то застала Нити сидящей на краешке моей кровати. Она теребила руками уголок простыни, и имела очень виноватый вид. Конечно она все уже поняла, пронаблюдав за тем, как я общалась со слугой во дворе усадьбы. А может быть и подслушав…

– Прости меня, солнышко! – Тихо выдохнула она, предвосхищая мое нападение. О, эта старая хитрюга! Она превосходно владела тактикой и стратегией испрашивания прощения в самых непростительных ситуациях!

– Я пока еще не знаю – сказала я спокойно, не повышая голоса, – по каким меркам мерить? Может быть сначала ты расскажешь мне зачем ты выкрала меня у Теодора? Это из-за его досье? И, кстати, где оно? И почему твой дворовой слуга называет меня другим именем? —

– Всего так много, что не знаю даже с чего и начать. —

– Начни в том порядке, как я задала вопросы. —

– Хорошо. Тогда нам понадобится еще кофе и табак для тебя. —

– Я потерплю. – Ответила я ей. – Тебе случится насмерть отравиться никотином, если только я начну в полной мере удовлетворять свои потребности. А насчет кофе? Я всегда «за»! —

Нити позвонила в колокольчик, вынутый откуда-то из рукава, и в двери зашел Алессандро, пятясь задом, так как вкатывал приличного размера стол на колесах, накинутый белоснежной, тончайшей скатертью, украшенной изящнейшим набивным узором цвета неба на заре. Я открыла рот. Вот как, оказывается, проводят время люди в своих Безвозвратных периодах! … Понятно, что хитрая старушка пыталась всячески скрасить ту пилюлю, которую она от меня в любом случае получит и, зная мои пристрастия, заранее позаботилась о том чтобы меня всячески задобрить тем, что мне нравится более всего! Можно даже было не гадать, что скрывается под скатертью. Очевидно бутылка чего-нибудь крепкого и столь же прекрасного, очевидно, это будет мое любимое жареное мясо с богатым овощным десертом и много, да, я подчеркиваю, именно много сладкого!

Алессандро раскланялся и сказал, обращаясь ко мне, завернутой в махровое полотенце.

– Siamo tutti molto eccitati, Ms Savely con noi ancora una volta! (Мы все очень рады, госпожа Савелия, что вы снова с нами!) – После чего ретировался вон. И опять прозвучало это имя. Савелия. Но на этот раз я на него не отреагировала. Ниэтель тем временем сняла с привезенного столика накидку и моему взору предстало то, что нам привезли на ужин.

– Я уже в Раю? – Спросила я Нити.

– В Раю это не едят, Дитя! – Ответила старушка с грустью во взгляде. – Ешь. Я пропускаю этот раунд! —

Алессандро и впрямь привез пузатую бутылку вина. Старую, без названия и этикетки. Так же на столике можно было обнаружить устрицы под маринадом, какое-то мясо в большом блюде, под соусом, источающим тончайший аромат, а так же много маленьких тарелочек с чем-то, что я еще не успела распознать.

– Нити! Мне одной… как-то даже неудобно! —

– Я помогу тебе с устрицами. – Сказала она. – Но все остальное – сама! – И улыбнулась. – А мне плесни капельку вина вот в этот наперсочек! – Она протянула мне крошечную хрустальную рюмочку. – Но я пить не буду, а только чокаться! Чтобы ты… не страдала от чувства одиночного и неизлечимого алкоголизма! —

– Что за вино? – Поинтересовалась я у нее, освобождая горлышко бутылки от почти уже вынутой пробки.

Старушка лишь пожала плечиками.

– Я попросила Алессандро принести что-нибудь из нашего погреба. Он лучше меня во всем этом разбирается. – Она сидела, напряженная и собранная, ожидая нелегкого разговора, и мне стало ее жаль.

– Давай, может быть, … я не стану у тебя ничего вообще спрашивать, а ты сама уже реши, что говорить мне, а что нет? – Сказала я ей, решив поддержать ее в трудном положении.

– Да, дорогая! Собственно, я давным-давно уже все решила и приготовила свою речь. Просто … – Тут она сделала длинную паузу. – Просто я никогда-никогда, ни при каких обстоятельствах не стала бы рассказывать тебе то, что скрывала в течении долгих столетий. Правду о тебе. Нипочем и никогда никто у меня бы это не выведал! Но… Вчерашний светский раут в этом его дирижабле, … просто дольше ждать уже нельзя. Иначе … —

Я вспомнила вчерашнюю встречу у Теодора и сказала.

– Ты имеешь в виду его слова о том, что он вознамерился возвратиться в прошлое, откуда был извергнут людьми? —

– Конечно! – Неожиданно ответила Ниэтель. – И именно для этого мне потребовалось знать содержимое его досье. И не только поэтому. Есть еще причина, и это именно та причина, по которой ты находишься здесь и известна под другим именем. —

Я выпила бокал вина и отметила про себя, что обязательно поставлю прижизненный ростовой памятник Алессандро сразу же, как только куплю где-нибудь розовый мрамор. Это было не вино, а какой-то совершенно необыкновенный нектар. Очень крепкий, но легко пьющийся. Терпкий, приятно горький на вкус, содержащий в себе мяту и миндаль. Много миндаля. И совсем чуточку мяты. Это было великолепно, и поэтому я сразу же налила себе еще. Тем временем Нити продолжала.

– Основная причина того, зачем ты здесь, вовсе не Теодор. – Скрипела Нити в то время, как я после вина набросилась на мясо. – Теодор – да. Но ведь именно ты теперь в Конторе возглавляешь всю Полевую службу! —

– Не стану этого отрицать! – Мне с трудом удавалось выговаривать слова сквозь набитый рот.

– Вот поэтому ты и здесь. – Сказала Ниэтель. – Видишь ли, мне необходимо срочно передать тебе все дела, как моей правопреемнице, поскольку то, чем я занималась в Конторе, то, что у вас всех на виду, это, по сути моя служба на Теодора… Да, да, да! – Подтвердила она свои слова в тот момент, как я искренне выпучила глаза от изумления! – Именно так. А мне нужно передать тебе все свои дела из той области, о которой ни Теодор, ни наш директор Арти, никто иной вообще не знает. Это… совершенно секретная исследовательская деятельность в сфере изучения иных, смежных с нами миров. Миров диких и крайне опасных! … —

– Пространств с Нестационарными Законами? – Я, наконец, проглотила мясо.

– Именно! – Сказала Ниэтель. – И именно поэтому ты здесь, а не в Конторе. Я выбрала свою резиденцию в качестве базы для наших работ исключительно в силу того, что Безвозвратные закрыты для посещений. Хотя, полагаю, за моей резиденцией негласно наблюдают! … И даже если бы в тебе не проснулись снова твои исключительные способности, которые мы так усердно в тебе глушили, и ты не стала бы, находясь во сне, блуждать по Большому Космосу, праздно зависая над Белыми Карликами, … И даже если бы ты не стала моей преемницей в Конторе, а оставалась бы просто командиром семерки, … ты сейчас все равно оказалась бы здесь! … —

– ? – Я опять не могла сказать ни слова – настолько хороши были устрицы!

– Потому что нам срочно необходим твой геном! – Сказала Нити таким тоном, как будто речь шла о моей пляжной шапочке! И добавила. – Задавать вопросы, кивая головой, это у тебя от отца! Именно так он.. и я общались в тот день, когда впервые увидали друг друга. У Мельхиора в институте … —

Я запила устрицы глотком вина и сказала.

– Что такого особенного в моем геноме? —

– Да ничего. – Сказала Нити. – За исключения того, что твой геном работает во времени непрестанно уже более миллиона лет. Это дает надежду на то, что все молекулярно-лингвистические потенции, скрытые в этой удивительной Книге, уже раскрыты и прочитаны твоим организмом… То есть твое тело сейчас наиболее полно пользуется всеми своими, … то есть всеми теми возможностями, которые заложены в твоем генетическом коде! —

– Я не вполне понимаю. – Сказала я.

– Конечно. Ты же не генетик! Я не в укор. Но просто я-то этим вопросом занимаюсь серьезно уже несколько тысяч лет субъективного времени. В основном в Конторе. Но и на выездах тоже… Пока еще мое тело совсем не исчахло. Это, конечно же, все началось с моего знакомства с Сергеем … —

– Нити? … —

– Да с Вавиловым! В двадцатом столетии. Это не моя гипотеза о том, что организм с годами читает собственный геном, словно книгу. – Она опять помолчала, понурив голову. – Не печалься, сладкий мой! Я – древняя старуха. Это – факт. И факт в том, что мои дни подходят к неизбежному финалу. И это – третья причина, почему я должна передать тебе все свои дела. И это – наиболее срочно! —

– Я тебя слушаю. – Сказала я.

На столике, который мне привез Алессандро, среди массы вкусностей и полезностей оказалась еще плоская картонная коробочка длинноволоконного табака из Болгарии. Мысль о том, что было бы неплохо закурить именно табак сорта Герцеговина Флор, пришедшая мне в голову час назад, когда я только еще проснулась в этой комнате, эта мысль самым удивительным образом материализовалась наяву. И поэтому я стала набивать папину трубку этим… этой дивной травой.

– Так вот. – Продолжила Ниэтель. – Ты, вероятно, знаешь такое явление как смена подобия ребенка его родителям? – И видя мое полное непонимание, сказала. – Ну, вот ребенок родился. И по мере его взросления он становится похож то на маму, то более на папу, то вообще … —

– … на соседа дядю Васю! – Вставила я, пыхнув трубкой.

– Да на разных своих предшественников. – Сказала старушка с улыбкой. – В том числе и на соседа дядю Васю, если он у женщины был первым! Потому что проявляется и так называемая телегония. Но не в этом суть. А в том, что геном, начинаемый читаться организмом, дает результаты те же самые, как и некая компьютерная программа, заложенная в исполнительный механизм и начавшая функционировать самостоятельно. То, что мы, люди, весьма и весьма похожи на исполнительные сервороботы, это вообще вещь очевидная. Но… те возможности, которые сокрыты в тебе, во мне и в каждом, они практически неисчерпаемы. Проблема же вся в том, что человек умирает гораздо раньше того, как весь его геном будет вполне прочитан и так же вполне освоен его организмом! Мы… как бы это сказать? Мы просто откладываем в сторону интересную книгу в миллион страниц, прочитав из них только семьдесят… Аще же в силах, восемьдесят. Остальное истлевает во гробе, не успев никак реализоваться! Никак! —

– То есть ты считаешь, – сказала я, начиная понимать о чем идет речь, – то есть ты полагаешь, что я… то есть мой организм, прожив субъективно более миллиона лет, прочел и вполне освоил к использованию всю информацию моего человеческого генома? —

– Да. – Сказала старушка. – Но, конечно, не всю. На освоение всей информации нашего генома потребовалось бы гораздо большее время. Я думаю, ты успела освоить процентов пять-десять. Видишь ли, … Книга очень толстая! – Она улыбнулась. – Но из того, что ты теперь можешь свободно транслировать свое естество в любую точку вселенной, это… этот факт как раз и подтверждает нашу теорию о том, что возможности человека практически ограничиваются только возрастом жизни. И более – ничем. А возраст? – Она тяжело вздохнула, поднимаясь с краешка кровати и отойдя к окну, – Возраст столь катастрофически мал… что мы… мы просто сгораем непрочитанными. Как книги Хрустальной ночью у здания Рейхстага! —

Она замолчала, видимо устав от столь длительного и напряженного разговора на сложные темы, и я не стала нарушать тишину, давая ей необходимую передышку. Я просто налила себе еще вина. Холодало. Вечер уже наступил, и солнце французского юга, хоть и знойное, но почти уже зашедшее, перестало раскалять белоснежный камень здания усадьбы… Темно стало как-то совсем внезапно, как и положено на юге, и наша комната приобрела темно-бордовый оттенок в последних лучах красивого заката… В этот именно момент ко мне явилось воспоминание того, что где-то и когда-то я уже видела столь же багровый и столь же красивый закат. В каком-то мире с красным сверхгигантом. Но кроме этого так ничего и не вспомнилось.

– Тебе нужно отдохнуть, Нити! – Сказала я, поднявшись на ноги и приобняв старушку за щуплые плечи.

– Да, родная! – Ответила она. – Только ты больше не исчезай никуда как прошлой ночью! —

– Сегодня я намерена пройтись ночью по Набережной Ниццы. – Сказала я ей. – Где-то здесь именно в это время живет еще совсем молоденькая девочка, которая станет моей пра-пра-бабушкой Раисой. По линии отца. – Я улыбнулась. – Мне ведь можно пойти погулять? —

– Конечно! Только возьми с собой Алессандро. – Сказала Нижтель. – А я последую твоему совету и устроюсь на покой у себя во флигелечке! Так… хорошо там … —

С этими словами она совсем слегка прикоснулась холодными, синеватыми губами к моему лбу и прошаркала ко входной двери…

Мне стало понятно, что все мои детские претензии к Нити в части того, что она мне лгала и скрывала от меня правду о моем прошлом, что все это на фоне серьезности и, я бы сказала, на фоне грандиозности тех проблем, которые она только еще начала мне обрисовывать, они, эти мои претензии, были просто смешны и неуместны. В конце-концов, я не могу осуждать человека за его заботу обо мне… Я просто слишком сильно ее люблю!