Несколько дней назад, 25 июня, немецкие пилоты нанесли первый удар по аэродрому. Хорошо, что большая часть самолетов базирующегося здесь 14-го тяжелого бомбардировочного полка находилась в другом месте, около Гоголево под Полтавой. Поэтому вражеские бомбы лишь испортили взлетную полосу да разбили несколько зданий. И лишь благодаря зенитным пушкам удалось загнать немцев на значительную высоту, откуда они не смогли прицельно отработать по целям. Сейчас, в темноте, о былой бомбардировке напоминали лишь еле уловимый запах гари да развалины склада запчастей, мимо которого прошли десантники.

От высокого, сутулого и очень худого механика Георгия, знакомый журавлиный силуэт которого Иван рассмотрел сквозь темноту да вспышки карманных фонариков, удалось узнать, что в этот же день, вместе с бориспольским, фашисты бомбили и гоголевский аэродром, где им удалось уничтожить один ТБ-3. Хорошо, что остальные машины не пострадали. Были, конечно, осколочные пробоины еще у нескольких, но их уже залатали. А всего пару часов назад машины перегнали сюда. И сейчас целых двадцать четыре самолета в авральном порядке готовятся к новому вылету, чтобы доставить десант на место.

– Латки на корпусе – это как шрамы у мужчины, – весело закончил механик, – украшают самолет. Всё-таки боевая машина, а не хухры-мухры. Ладно, Ваня, побежал я, у одного самолета мотор барахлит, надо карбюратор глянуть – похоже, с жиклёром беда. Командир прибьет, если до взлета не сделаю. Удачи вам, – он пожал Ивану руку, схватил свой чемоданчик с инструментами и скрылся в темноте.

– Спасибо, – только и успел ему вслед сказать Иван.

– У летунов уже первое крещение было? – переспросил Тимофей, не расслышавший до конца весь разговор.

– Похоже на то. Побомбили их фрицы.

– Да уж, мы-то под любым деревцем, в любой ямке бомбежку переждать можем, а вот такую машину попробуй замаскируй. У нее же размах крыльев почти сорок метров. Побольше шакалота.

– Кашалота, неуч, – поправил товарища Иван.

– Да какая разница, – махнул рукой Тимофей. – Большущие, в общем.

Выстроив батальон, комбат приказал приступить к надеванию парашютов, которые успели подвезти, и общей подготовке к десантированию. Снова закипела привычная работа. Нужно было запаковать в сумки оружие и повесить его на себя, плотно притянуть амуницию. Сверху всю эту конструкцию завершала подвесная система с тяжелым парашютным ранцем. Обычно это делали засветло, ночных прыжков батальон еще не совершал. Командиры торопили, подгоняли своих солдат, чтобы доложить о готовности к положенному времени.

Разгоряченные десантники наконец-то выстроились на краю поля, вытирая пот и ожидая погрузки. Между тем оказалось, что самолеты еще не готовы к вылету, поэтому пришлось долго сидеть на траве, откинувшись на парашютные ранцы, чтобы не так сильно затекала спина.

– Нагрузят, как ломовую лошадь, таскай потом это барахло с собой, – бурчал недовольный Тимофей.

– Тимоха, хватит скулить, – перебил его Иван, – не к теще на блины едем. Я бы еще больше патронов захватил, если б старшина не зажал.

– Можно же у гитлеровцев оружие забрать с припасами. Да и харчеваться за счет местных колхозников. Они же должны нам помогать. В конце концов, мы их от немцев спасать летим.

– Ничего они нам не должны, – возмутился Иван. – Если мы начнем у людей продукты отбирать, то чем от бандитов будем отличаться? Или ты думаешь, что в деревнях кулак на кулаке сидит и закрома ломятся от урожая? Помочь, конечно, они помогут в трудный момент, но ведь нельзя только на них рассчитывать. Да там и остались, наверное, одни бабы с детьми. Мужиков-то, поди, всех мобилизовали. А чтобы оружием у немцев разжиться, нужно для начала с ними в бой вступить и победить. Или ты думаешь, что фриц от одного твоего вида в штаны наложит и сам винтовку отдаст?

– Ох и вредный ты, Ваня, – хлопнул себя по коленкам Тимофей. – Я ему пытаюсь объяснить, как сделать, чтобы полегче было, а он ни в какую.

– А что мне объяснять? Ты пойми, легче не будет. Наоборот.

– Ну и черт с тобой, – пробормотал обиженный друг и отвернулся. – Не хочешь слушать, дай хоть вздремнуть. Кто его знает, когда отдых будет.

Но поспать не получилось. Через полчаса десантников подняли, и, разделившись на группы согласно заранее подготовленному расписанию, они бегом отправились на поиски своих самолетов. Командир бригады продолжал громко материться, торопя подчиненных. И так уже задержались, а любая просрочка могла обернуться непредвиденными проблемами. К тому же получать выговор от командира корпуса за несвоевременный вылет очень не хотелось. Страшная неразбериха, усугубленная темнотой, продолжалась.

– Скорее, мать вашу, – орал Гудков, – взлетать пора, а вы как пленные коровы плететесь!

Минут через десять перебегания от одного воздушного судна к другому группа, в которой был Иван, наконец-то отыскала нужный самолет и быстро загрузилась в него. Около бомболюков уложили плотно упакованные мешки с боеприпасами и продуктами. Старшим их команды был сам командир взвода младший лейтенант Луценко, тот самый, о котором Иван с Тимохой говорили во время марша. Взводный, отгоняя от себя тяжелые мысли о семье, полностью погрузился в предстоящую операцию. Его спокойный голос вселял в солдат уверенность, что всё идет как надо.

– Ну что, бойцы, устроились? – сквозь шум работающих моторов прокричал спустившийся из кабины летчик в кожаном шлеме, застегнутом под подбородком.

– Так точно, все на местах, – ответил Луценко, окинув взглядом подчиненных.

– Ну, тогда держитесь, начинаем рулёжку. – Пилот скрылся в кабине, и уже через минуту, дернувшись, самолет стал выруливать на взлетную полосу, занимая свое место среди остальных машин.

– Всё, наконец-то. – Луценко снял шлем с головы и вытер пот. – Сумасшедшенький денек. Лететь долго, – громко обратился он к бойцам, – так что лясы не точите, устраивайтесь поудобнее и постарайтесь отдохнуть, ближайший привал будет не скоро. Действуем как на учениях. Сбор по моему сигналу или по сигналу сержанта Волкова. Если со мной что-то случится, он за старшего. Понятно?

– Так точно, – нестройно заорали десантники.

– Все работают по своим местам, как учились. Как только штурман покажет сигнал, я дам отмашку. На выброске не задерживаемся, начинаем сразу по моей команде. Кто будет медлить, получит пинка под зад. Чем кучнее отделимся, тем скорее соберемся. Надеюсь, это тоже ясно? После приземления сворачиваем парашюты и галопом к месту сбора, чтобы на открытом пространстве никого через минуту не видел. Усекли?

– Так точно, товарищ младший лейтенант, – за всех ответил Волков Абрам, высокий крепыш с сержантскими треугольниками в петлицах.

– Волков, – Луценко повернулся к нему, – стоишь около двери и смотришь на меня. Только махну и ребята начнут с крыла сигать – сразу даешь команду тем, кто будет сбрасывать мешки и прыгать в бомболюк. Сам крайним выходишь. Я с крыльев всех выпущу и тоже отделюсь.

– Не переживайте, товарищ младший лейтенант, всё будет хорошо, – улыбнулся сержант.

– Ага, будет, знаю я вас. – Взводный тяжело вздохнул, набрал воздуха и продолжил инструктаж: – Те, кто с левого крыла будут прыгать, у вас старшим, как обычно, младший сержант Ермолаев. Смотреть всем на него. А ты, Ермолаев, смотри за штурманом. Моей отмашки не увидишь из-за фюзеляжа, а вот его команду, будь любезен, рассмотри.

– Есть смотреть за штурманом! – рявкнул младший сержант, худощавый детина с выбивающейся из-под шлема копной рыжих волос.

– Напоминаю! – Луценко поднял указательный палец. – За трос держаться крепко, чтобы никто раньше времени не свалился. При посадке внимательно, ноги не переломайте, всё-таки в темноте садимся. А значит, в тысячу раз бдительней нужно быть. После приземления не шуметь. Летим в тыл врага, он не должен знать, что мы у него в гостях. Иначе нам сильно не поздоровится. Если вдруг во время высадки наткнемся на фрицев – принимаем бой и, по возможности, отступаем к ближайшим укрытиям. Ваша задача – оторваться от противника. В случае столкновения с немцами про основное место сбора забудьте. Встречаемся на запасном. А теперь всем застегнуть шлемы.

Ревя моторами, самолеты, разогнавшись, один за другим стали уходить в небо. Наконец, дошла очередь и до их судна, которое, грохоча колесами по неровной поверхности взлетки, оторвалось от земли и стало медленно набирать высоту. Иван откинулся назад, упершись спиной в холодный дюралевый борт, прикрыл глаза. Усталость давала о себе знать, но тревожные мысли о ближайшем будущем мешали погрузиться в дремоту, хотя мерный рокот самолетных движков, казалось, совершенно не раздражал. К тому же, после того как машина набрала высоту, в салоне похолодало.

Иван не страшился выйти из самолета с парашютом за спиной, это был уже десятый прыжок за год его службы в воздушном десанте. Расслабиться мешало чувство неопределенности и собственной неудовлетворенности, печалило то, что всё-таки не успел попрощаться с Олеськой. Мысли сумбурным клубком роились в голове, смешиваясь, как продукты в кастрюле. А вдруг девушка подумает, что он нарочно не пришел к ней? И всё это из-за той мелочной обиды, которая промелькнула между молодыми людьми неделю назад. Кто их поймет, этих женщин? Вроде слова плохого не произнес, когда она прибежала на проходную, чтобы увидеть его, догадавшись, что скоро десантники уедут на войну. Иван всего лишь хотел успокоить милую, пообещав, что армия скоро прогонит фрицев обратно и уже через пару месяцев он пришлет фотографию из поверженного Берлина. А Олеся обозвала дураком и сказала, что очень боится за него, так как видела плохой сон. В ответ парень рассмеялся, обозвав всё это глупостями. Но девушка вдруг расплакалась. Надо было ее утешить ласковыми словами, но в этот момент Ивана вызвали в роту, и он успел только быстро поцеловать девчонку в соленые губы и тут же убежал не обернувшись. А Олеська еще долго стояла на том самом месте, прикрыв заплаканные глаза ладонями. Теперь, вспоминая их последний разговор, Ивану было не по себе – непонятно же, когда батальон вернется назад. И вернется ли? Ведь летят на другой фронт, на Западный. Увидит ли он еще раз девушку? Дождется ли она его? В свою возможную смерть Иван не верил. Как это так – взять и погибнуть? В своих мыслях он уже десятками громил немецких захватчиков, не получая ни одной царапины.

Иван толкнул сидящего рядом Тимофея.

– Не спишь?

Тот открыл глаза и недовольно буркнул:

– Уснешь тут. Один толкает, второй воздух портит, самолет гудит, пулемет в спину колет, парашют на плечи давит, да и затекло всё.

– Хотел бы спать по-настоящему, ничего не помешало бы, – усмехнулся Иван. – Вспомни, как ты в наряде дежурного проворонил.

– Да уж, – кивнул Тимофей, – первый раз в жизни стоя уснул. И казалось же, что только разок моргну – и всё. А очнулся от того, что дежурный по бригаде за плечо трясет. Вот так и получилось: один раз глазки прикрыл, потом три наряда вне очереди пришлось тащить.

– Что-то и мне не дремлется. Тревожно как-то. Да и Олеська из головы не выходит. Нехорошо в последний раз получилось.

– Да не переживай ты так. Пообижается и успокоится. Ты же ей повода не давал. Баба – глупое существо. Сама что-то придумала, сама обиделась, сама и успокоится.

– Ты как будто знаток в таких делах?

– Уж побольше некоторых буду. – Тимоха прикрыл глаза. – Это ты у нас совсем птенец. А кругом уже настоящие орлы.

– Это ты насчет Анки хвастаешься? – рассмеялся Иван, вспоминая любовные похождения друга к жене одного из аэродромных инженеров Борисполя.

– Не только про нее. Хотя баба была – просто огонь. Если бы нас тогда ее муж не застукал, точно после службы к себе бы забрал.

– Ага, помню, как ты без штанов по улице бежал, а он за тобой с дрыном. Солоп потом еле тебя из гауптвахты вытащил. Инженер сильно обиделся, такую телегу накатал, что расстрелять было мало. Ребята говорят, что комбат на ящик водки твою свободу у коменданта выменял. Сам к инженеру ходил, чтобы тот заяву забрал и за женой получше смотрел. Грозил, что в случае чего заявление напишет о совращении бойца. Ох и скандал же был. Еле замяли. Натворил делов, орел ты наш.

– Было дело, – довольным голосом подметил Тимоха. – Комбат – настоящий мужик, не дал в обиду. Правда, потом полгода ни одного увольнения не было.

– Ты своей голой задницей всю атмосферу в городе перевернул, – вмешался в разговор Полещук Сашка. – Барышень в краску вогнал от созерцания твоего галопа. Хорошо еще, что кальсоны не потерял на ходу.

– Так я их руками держал, – рассмеялся Тимофей, – правда, бежать в таком положении жутко неудобно, как оказалось. Вот поэтому меня инженер едва не догнал. Хорошо, что я успел на проходную заскочить, а его дежурный не пустил. Иначе бы точно несдобровать. Ну и поделом ему, нечего без предупреждения раньше положенного на обед приходить. Вернулся бы на полчаса позже – и всё, никаких проблем. Котлеты и борщ на столе, жена довольная. Так что сам виноват. – Тимоха расплылся в улыбке.

Внезапно самолет качнуло, он стал заваливаться на крыло, уходя вбок и увеличивая скорость. Снаружи раздались негромкие хлопки. Что-то мощное ударило в борт, пробило его насквозь, оставив рваное отверстие аккурат между двумя сидящими десантниками, и вышло с другой стороны самолета.

Выглянув в небольшой иллюминатор, Иван увидел несколько цепочек трассирующих пуль, тянущихся вверх со стороны земли. Бойцы заволновались, зашумели, не понимая, что происходит.

– Тихо! Всем молчать! – громко крикнул Луценко, предотвращая панику. – Сейчас разберемся.

Он направился в кабину к пилотам. Через минуту вышел, с недовольным лицом сел на место.

– Товарищ младший лейтенант, что это было? – взволнованно спросил один из десантников.

– Что-что, Бровары это, мать их, – выругался взводный, – местный узел ПВО. За немцев нас приняли, вот и открыли огонь.

– А как так?

– Да вот так! – дернул головой Луценко. – В этой суматохе их не предупредили, а ночью не видно, наш самолет или немецкий. Всё через задницу!

– Вот ее, родимую, едва не оторвало, – сказал бледный солдат, сидящий рядом с пробитой скамейкой. – Еще десять сантиметров в сторону – и всё, убило бы на хрен.

– Ну не убило же! – Взводный встал в проходе. – Чуть позже лично им спасибо скажешь. А сейчас успокоились, вроде миновали.

Встревоженные бойцы немного пошумели, в красках обсуждая, что сделают с зенитчиками по возвращении (не хватало еще погибнуть от своих же снарядов!), затем успокоились.

Чтобы как-то отвлечься от мыслей об Олеське, Иван стал думать о предстоящем прыжке. Ну и что, успокаивал он себя, пусть и ночной. Он же ничем не отличается от обычного. Всё как днем, только необходимо быть готовым к внезапному касанию с землей. В голову пришли воспоминания о первом прыжке. Несколько дней их готовили, как правильно ставить ноги на приземлении, раз за разом заставляя прыгать с небольшого тренажера, построенного в лагере. Это был невысокий деревянный помост, к которому вела лестница. Нужно было взобраться по ней, подойти к краю и, сжав ноги, спрыгнуть в песок. Упражнение они проделали несколько десятков раз, отбив все пятки. Зато потом всё прошло без происшествий, не так, как в первом батальоне, где было два случая перелома ног. Что касается самого прыжка, то от него в голове остались только страх перед открытой дверью и сильный вой ветра в ушах. Иван никак не мог вспомнить, как дернул кольцо, – видимо, рука сработала автоматически. Затем последовал сильный толчок, и он завис под белым куполом. Вот тогда и испытал ни с чем не сравнимое удовольствие, любуясь окрестностями и чувствуя себя птицей. Правда, следующие несколько прыжков тоже вызывали сильный ужас, особенно когда подходил к открытой двери и далеко внизу видел землю. Ноги тут же становились ватными, потели ладошки. И каждый раз приходилось преодолевать это паническое состояние, заставляя себя сделать решающий шаг. Но стоило куполу открыться, страх моментально пропадал, уступая место радостному восхищению. Наконец наступил такой момент, когда чувство предвкушения удовольствия от прыжка победило.

Равномерный гул моторов успокаивал, тревожные мысли постепенно ушли на задний план, отогнанные накопившейся усталостью. Иван закрыл глаза и задремал.

Очнулся от того, что Тимофей тряс его за плечо.

– Ванька, просыпайся, подходим к точке.

Из кабины пилотов вышел Луценко.

– Внимание, идем в плотной облачности. Прыгать, соответственно, будем в нее. Так что аккуратнее, особенно при приземлении. Помните всё, что говорил, – взводный напоследок громко инструктировал бойцов, – внимательно с сигналом на отделение. Те, кто прыгает с крыльев: трос влажный, поэтому держитесь крепко, чтобы не соскользнуть раньше времени. А то потом хрен найдетесь.