У Билли и Вилли всего в изобилии.
Но вот не хватает им апостилей.
И Вилли и Билли письмо отстрочили,
Нельзя ль апостили махнуть на костыли?
Которых скопилось немереный рой.
И Билли и Вилли башкою крутили,
Когда ж прибывает супружница Билли?
Но Вилли упрямо твердил сам не свой:
«Я бабой не буду делиться с тобой,
Близнец мой сиамский, Биллюша ты мой!»
Может, я полномочья превысил?
Вдруг сомнения дух посетит,
Жизнь по кочкам уносит, уносит.
И уж кажется, нет больше сил.
Недоверчивый, драный, лохматый,
Он заглянет в окошко моё.
Разгребаю я мысли лопатой,
По верёвкам развесив бельё.
Почему-то опять в одиночку
Мне к неведомой цели скакать.
Жизнь уносит по кочкам, по кочкам,
И жар-птицу никак не догнать.
Проносятся, куда не знаю,
Дни, песни, люди, города.
И Олька стала уж седая,
И я ни к черту, никуда.
А было время ожиданья,
Что, может, завтра вечерком
Раскрою тайны мирозданья,
Не оставляя на потом.
Но верно, жизнь лишь столько длится
И в тех лишь держится, пока
Кто верит, что за поворотом
Им вдруг откроется Река.
В ём, без сомнения, кистка есть —
Так женщины между собой шептались.
А юноши, дай Бог им днесь,
Прогулкой бёдер любовались.
Нам практики порой зудят
Про мякоти к костям соотношение
И всякое душевное движение
Поверить разумом хотят.
Но без костей лишь языку
Болтать сподручно,
А мясу без костей бесформенно и тучно,
Без рёбер жизни нет в боку.
Сентябрь 2007 г.
В мордовском желудке
Сгниёт долото.
И это не шутки,
Я знаю про то.
То же Тюха с Матюхой,
Колупай, брат, при ём,
Да и умные люди,
Коим думать умом.
А звонок на собранье
Уши все прожужжал,
Мол, Ланцов в одночасье
Из замка убежал.
Долго он озирался,
Пробираясь в чердак.
Шлялся, шлялся бедняга,
Нет верёвки никак.
Вдруг нашёл он верёвку,
Может, жизни длинней.
Что ж, осталось креститься
И спускаться по ней.
Кувыркнулся на землю,
Глядь – дорожный трактир,
В нём хозяйка блинами
Угощает весь мир.
Дедушке Мите
Блинка не нашлось,
Но зато эту притчу
Нам узнать привелось.
Говорит ей: «Молодка,
Аль мой блин не поспел?»
Покраснела тут тётка,
Блин нашла, дед поел.
Как лакей пред собакой
Я кругом виноват,
Записал сказ неловко,
Было лучше сто крат.
Президиуму РАН
Ошибка вышла, что не допустил ошибки.
Ну ни осечки… Шёл не оступясь и не дрожа.
И расступались предо мною человечки,
В карманах фиги до поры держа.
Потом сомкнулись тесными рядами,
Вслед зашуршали: «Кто это такой?
Что пролетел тут между нами.
Пошто нарушил наш размеренный покой?»
И вот что я ответил: «Братцы,
Ошибка в том, что без ошибок мне
Не стоит между вами появляться,
С ошибками, конечно же, вдвойне».
Март 2009 г.
Всё чудно: рощи, храмы, волны,
Бамбуков ряд и Гаутамы Будды лик,
На горизонте только пальмы стройны,
Ну и… пятиэтажек никаких.
Кругом пивко – почти нирвана,
Не одуваны – орхидеи, сплошь цветы,
И даже два любавичских брахмана
При входе в рай, кошерный, как мечты.
Бедняги французы пахали,
Бедняги французы устали,
Судили, что делать им дале,
Грустили, вздыхали, рыдали.
Тем временем лоботрясы,
Чьё чрево привычное к мясу,
Лежали себе на пригорке,
Мочили солёные корки.
Когда же придёт справедливость? —
Прошу вас, скажите на милость.
Когда ж отдохнут работяги
И снимут постромки с коняги?
За что же я в ответе, братцы,
Ужель за непрочтённый стих?
Чего же надо мне бояться?
– Судьбы иных…
Держать ответ за всё в природе
Иль просто за своих – чужих,
Наверное, иль это вроде?
– Вся мука, сила вся от них.
Но что потом? – Молва людская
Всем подведёт итог, и края
Смог иль не смог…
Поймёшь иль нет, навеки засыпая.
И вновь во сне зелёный склон,
Под ним изба…
мои все за столом…
Но видно, будто за стеклом.
Как тихо говорят…
Не слышно почему-то.
И знаю я, недолго ждать,
Я с вами посижу опять
Там,
где друг друга не слыхать.
Я там уж побывал,
В краю, где все бесстрастны,
Течёт лишь Стикс-река,
И тени Эвридик.
Стараний суета,
Потуги все напрасны,
И просто ни к чему
Всё то, к чему привык.
Уже опять зимы дыханием
Посеребрён зелёный склон.
За Ганнибалом вслед за Альпы
Давно ушёл последний слон.
Простывших гор толпа сомкнулась,
И в ожидании зари
В своих малиновых манишках
На ёлках дремлют снегири.
Опять зима, и вновь,
Теперь уж сколько лет,
Готовлюсь с лыж упасть в сугроб,
Забыв велосипед.
Но скоро дунет ветерок,
И волосом седым
Покроет голову и тем,
Кто прыгал молодым.
От этого не убежать —
Таков закон судеб.
Но наше дело – забывать
Про неизбежность бед.
Коммерцией наш мир прослоен,
И тщится время старый принцип изменить:
Науку двигать – лишь немногим,
А прочим – от невежд её хранить.
Наверно, кое-что я закрываю.
Да, плюнуть можно – ведь умрёт само.
И всё ж, пока оно живёт, я знаю,
Сколь юношей испортит, и девчонок заодно.
Несть им числа, куда их гонят,
Не жалобно, но бравурно поют.
И в тщете заживо себя хоронят,
И Герострата славу обретут.
Не проще ли, коль взял перо рукою,
Писать лишь то, что стоит рассказать,
И кое-что для вечности построить,
Перед Всевышним с этим лишь предстать.
Меж жизнию и смертью есть порог.
Живые смерть не принимают,
Любой опасности избегнуть, наутёк
Пуститься, желая вечно жить, желают.
Не знают, бедные, что сами к ней пойдут,
Лишь та поманит их, страданием измучив,
И, успокоясь, к бездне припадут,
Покажется, что так и будет лучше.
Бушует молодость
И бурно жить спешит,
А старость скучно бег колёс
Стоп-краном тормозит.
Набрякла слива,
Тесть уж кос
И мыслит, как бы в купорос
Макнуть зятька, хоть некрасиво.
Что молодежжь? Вот мы…
И чёрт бы с нами.
Люблю их смех. Сверкнут глазами!
Так славны… молоды… чудны…
Надвигается что-то
Пока непонятное мне.
Надвигается молча,
Хватая руками за горло.
Не пойму, отчего вновь мне тошно
В чужой стороне,
Да и в нашей родной
Почему-то не очень комфортно.
Дальше будет трудней
Оставаться, как прежде, собою.
Усыхает шагрень,
И друзья покидают порою.
Надо будет решить,
Как достойно пройти диоскурий,
Как суметь не спешить,
Как успеть совершить
И уйти незаметно без дури.
Лоран народу говорит,
Что у народа простатит.
Народ безмолвствует, сопит,
Кумекает, что просто Тит
Нам, мужикам, не повредит.
Ну разве что подхватит СПИД.
Им невдомек, что немощь Тита
Лекарство лучшее от СПИДа.
Меняю синицу с хвостом на жар-птицу,
Так птицелову сказала девица.
В ответ прозвучало: «Меняю девицу
На самую мелкую птаху иль птицу».
Вот так непонятно, зачем, отчего,
Где мера, начало порядка сего???
Вероной правил кондотьер
Ни шатко и ни валко.
Он чернь в порядок приводил
Длиннющей круглой скалкой.
В других краях – там щит и меч
И скипетр с державой.
А здесь, чтоб голову отсечь,
Берёт палач булаву.
За то прозвали Скалигер
Правителя лихого,
Дубиной он давал пример,
Не лез в карман за словом.
Но как-то раз один купец,
Прозванием Марко Поло,
Случайно забредя в дворец,
Был скалкой очарован.
Не вздумав с герцогом болтать,
Сей итальянский гений,
Он тут же скалку в руки хвать
И ну катать пельмени.
А вслед за ним народ честной,
Обсыпанный мукою,
Не знает больше с той поры
Ни лени, ни покою.
Катают равиоли все,
Кто манты, кто хинкали,
А старый герцог Скалигер
Спит на коне из стали.
Спроси, чем держится народ?
Успехом у девчонок,
Победы не добьёшься ты,
Хоть математику учи,
Как все друзья, с пелёнок.
Придёт заштатный гимназист
Со знанием попроще
И всех девчонок уведёт
В кусты, а может, в рощи…
А почему? Ответ простой,
Ведь он читал Майн Рида,
И с Интернетом не знаком,
Прикинулся для вида.
Да… жизнь богаче, чем Facebook,
Толпа о том не знает,
Напишешь этакое вдруг,
А сок внутри играет.
Есть два начала – Инь и Янь.
Инь рвёт свои оковы,
А Яньки няньками сидят,
Чтоб Инь наделать снова.
Всё было б просто, если б грань
Их отделяла строго,
Но в каждой Иньке есть и Янь,
Неправильна, убога.
И платоническу любовь
Яньцы порой лелеют,
И на мускулистых плечах
От страсти нежной млеют.
А в Яньках Инчики сидят
Соблазном прочим Янькам,
Лишь на подружку поглядят,
Попробуй разделяй-ка.
Вот так из стари повелось —
Инь-Янь Янь-Инь смешались.
А может, лучше помелом?
Как думаешь, товарищ?
Ох!.. Трудно возродить…
Но надо обеспечить.
Да чтоб не проглядеть
И всё-ё-ё предусмотреть.
Ну, а затем суметь.
Закрыв глаза, представить.
А чтоб не употеть,
Холодного заправить,
Ну и порядок чтоб
Хоть где-нибудь принять,
Людишек цельну рать
Координировать.
В.В. Путин
11 февраля 2016 г.
О проекте
О подписке