– Никак нет, ваше великолепие, – подобострастно кивнул капитан Рутгер. – Э-э… В документах, во всяком случае, об этом – ни слова.

– Странно, – хмыкнула императрица. Про себя она подумала, что только в диком, стоящем на голове мире такой красавец не был замечен женщинами.

(Тут надо уточнить, что представления о мужской красоте у амазонок всё-таки несколько отличались от общепринятых. Кроме того, в большинстве миров для потенциальных невест размер банковского счета играет не меньшую роль, нежели красота претендента на руку и сердце. Впрочем, вздумай Питер избрать профессию, к примеру, стриптизера или реши ублажать за наличные богатых дам, он, пожалуй, очень быстро таковым счетом обзавелся бы.)

«Зацепило! – подумал Рутгер. – Ну, старина, кажется, ты поймал за хвост свою птицу удачи!»

– Ну что ж, вполне может быть… подойдет… – промурлыкала, явно заинтересовавшись, Ипполита. – Но я еще хочу посмотреть – что у него под трусами!

– Сию секунду! – кивнул Залазни.

…Еще не очухавшийся от нежданного счастья и похмелья Питер вздрогнул от громкого щелчка двери.

В каюту вошли трое матросов, одетых в потрепанные комбинезоны.

– Снимай трусы, – пробурчал старший из них лысый громила, покрытый шрамами.

Внутри у Питера вмиг похолодело. Он вспомнил не раз слышанные им от бывалых «космистов» истории, рассказываемые после очередной бутылки в трактирах захолустных космопортов, о том, что, озверев от отсутствия женщин, экипажи таких вот малых судов, хозяева которых имеют привычку экономить на антисексуальных пилюлях, предаются разного рода извращениям. И развлечение с допотопными резиновыми куклами – самое невинное из них.

– Но, ребята, я не могу… – всё еще растерянно пробормотал он. – Ну поймите же, я не по этой части… Я… конечно, вам благодарен…

– Сказано – сымай трусы и не умничай, екорный бабай! – рявкнул зашедший с тылу Джамаледдин и протянул лапу в сторону ягодиц Питера.

И тут же отлетел от мощного удара ноги в живот – бывший чемпион родного городка по пик-боксингу среди любителей ударил, не глядя, не поворачиваясь, на звук.

Кувыркнувшись через голову, Квазиханов растянулся на полу, слабо постанывая.

– Недурно, – за пару тысяч световых лет отсюда довольно сдвинула брови Ипполита.

В дело вступил бывший грузчик Ольмер, чтобы быть брошенным через бедро и врезаться головой в дверь.

– Красота! – восхищенно хлопнула в ладоши императрица.

Третий кинулся в атаку, размахивая кулаками, – и тут же покатился по полу каюты, держась за разбитый нос.

– Ого! – Больше слов от восхищения у государыни амазонок не было.

В каюту ворвались еще двое, повисли на Питере, как собаки на медведе, – и разлетелись в разные стороны, жалобно вопя.

– Блеск! – подпрыгнула Ипполита в кресле, вдруг ощутив себя молоденькой девчонкой, перед свиданием с известным своими способностями красавцем.

И в этот момент резинка форменных тюремных трусов не выдержала, и они упали на истертый пластик пола.

Радостный взвизг владычицы амазонок огласил дворцовые покои… Она еле успела вырубить звук.

Даже несмотря на не очень хорошее качество связи, увиденное зрелище вызвало у давно не общавшейся с мужьями, закопавшейся в делах владычицы приятную, томительную теплоту в низу живота и сладкое головокружение…

Отдышавшись, императрица вновь вышла на связь с «Искателем».

– Значит, так, – деловым тоном сообщила она прямо-таки трясущемуся в предвкушении ее решения Залазни. – Я заплачу тебе за этого котика – ну, скажем, столько сурминия, сколько он весит. Короче, давай шпарь на Амазонию и не теряй попусту времени! И не обижай его там, господин поставщик моего двора…

На этом она отключилась.

Подумать только – этот красавчик совсем скоро будет в ее постели. Может быть, уже завтра.

Да, что там еще? Нужно написать эти указы… (Ну хоть какая-то радость сегодня, на фоне всех этих неприятностей.)

Несколько небрежно набросанных строчек, приложенный к детектору перстень – и, вся в предвкушении грядущей ночи наслаждений, Ипполита надавила клавишу пневмопочты, отправляя указы в канцелярию.

…Так ли уж удивительно, что на радостях она совершила маленькую ошибку (чего вообще-то с ней раньше не бывало), написав три резолюции на одном и том же бланке.

В результате принцесса Милисента за действия, позорящие императорский дом, покушение на честь императорского дома и недозволенные махинации, была приговорена к порке плетьми, лишению гарема, разжалованию из генералов в капитаны и ссылке на одну из приграничных военных баз сроком на год, без права апелляции.

Комплекс Императорского дворца, гостевое крыло. Несколько часов спустя

– …Нет-нет, ваш-высочство, и не просите уж! Никак не могу. То ж приказ самлично вашей матушки-императрицы! Вот если бы, скажем, вы были императрицею, а какой-нито, извините, задрипанный вахмистр ваш августейший указ нарушил – что бы вы сделали?

– Так меня что – арестовали?!

– Ну, зачем же арестовали? Зачем же так сразу, ваш-высочество. Велела она вам находиться неотлучно тут, никуда не выходить – значит, так тому и быть. А про арест ничего такого не было сказано.

Наследная принцесса Амазонийской империи Милисента с тоской посмотрела за спину своей бывшей воспитательницы, где располагался выход из этих шикарных апартаментов, теперь, похоже, ставших для нее тюремной камерой.

На двери каюты был всего один обычный замок, открывающийся поворотом рукояти. Но пытаться прорваться мимо Сары Карлсон было глупо и бессмысленно.

Из могучей кряжистой старухи можно было сделать трех таких, как Милисента, а справиться она могла даже и с пятью такими, несмотря на всю спецподготовку, какую принцесса прошла в кадетском корпусе. И неудивительно, ведь старая вахмистрша обучалась своему делу не в тренажерных залах и учебных схватках, а в реальных боях, которых за ее жизнь было ох как много!

– Но я должна немедленно поговорить с мамой! – обреченно вымолвила принцесса. – Понимаешь? Должна!

– Ну кто ж спорит? – примирительно протянула Сара, которая впервые познакомилась со своей венценосной воспитанницей, когда принцессе было пять с небольшим лет.

«Пожалуй, – подумала вдруг Милисента, – с этой грубоватой, но в сущности такой доброй теткой, бывшим главным сержантом¹ [Главный сержант – существующая в некоторых армиях должность – нечто вроде старшего представителя рядового и унтер-офицерского состава при командовании. При этом бывают не только главные сержанты частей, родов войск, но даже и главные сержанты вооруженных сил в целом] амазонийской армии, я встречалась чаще, чем с родной матерью…»

– Матушка ваша, конечно же, поговорит с вами. Да не бойтесь вы: неужто за какую-то, прости Богиня, телку, которую вам вздумалось потрепать, государыня вас осудит?

– Да ты не понимаешь… – в отчаянии обхватила голову руками девушка. – Я должна всё объяснить…

– Не надо, ваш-высочство. – Ладонь Сары легла ей на плечо. – Не надо оправдываться: это хоть и не совсем правильно, но ведь не так, чтобы и плохо… Не надо уж вам так особо стыдиться…

Милисента еле удержалась, чтобы по-детски не всхлипнуть.

Даже Сара, знающая ее с детства, не верит, что всё это наглая ложь! Что это выдумка подлой твари!

Нет, конечно, виновата прежде всего она, и никто другой.

Она, как дура, влюбилась в этого… это… эту… эту дрянь, не распознав, что перед ней баба! Она, всю жизнь сторонившаяся «розовых» и умевшая их различать с первого взгляда!

Стыдно вспомнить: когда с Карло свалился расшитый позументами учительский сюртук и из оказавшегося под ним корсета, как из-под облезающей банановой шкурки, перед ее взором предстал немолодой (но, надо отдать должное, еще вполне крепкий) женский бюст, она обалдела до такой степени, что позволила директору (или директрисе – как ее там лучше обозвать?) сорвать с нее форменное платье, повалить на диван и впиться смачным засосом в ее грудь.

И только когда та, вдоволь обслюнявив свою жертву, извлекла из сумочки вибратор великанских размеров и, сбросив штаны, принялась лихорадочно пристегивать его к поясу своих проститутских ажурных чулок, вот тогда Милисента пришла в себя.

«У, тварь! Пусть скажет спасибо, что этот вибратор она загнала ей в… одним словом, туда, где ему самое место, а не заставила сожрать! И еще смеет жаловаться на три сломанных ребра и выбитые зубы…»

В своей наивности Милисента полагала, что ей скажут спасибо за разоблачение старой потаскухи. Не тут-то было! Только позже она поняла, какой удар нанесла по репутации своей альма-матер, где, кроме нее, учатся еще по меньшей мере три десятка девиц из царствующих династий Ойкумены, да и прочие принадлежат к семьям сильных мира сего.

И, чтобы отвести тень, брошенную на их заведение, крайней они сделали Милисенту. Конечно, куда проще и лучше подать всю историю так, что дело в юной разнузданной эротоманке с окраин Ойкумены, чем в лицейском начальстве, под носом которого творилось не один год невесть что…

– Да и вообще, виданное ли это дело – наследницу престола посылать учиться в эти дикие мужичьи миры? – гудела старуха. – Тут я с вашей матушкой, что хотите со мной делайте, ваш-высочство, не согласна – зря она вас туда послала, в энтот лицей. И чему в энтом лицее можно хорошему научиться? Небось девки сплошь порченые, извращениями занимаются, вроде этого – тьфу, даже стыдно сказать… Не-е… вот при вашей бабушке было по-другому… Бывало, девчонку читать-писать да с компьютером где-чего нажимать и как из бластера палить научат, да сразу на корабль или в войска там планетные. А там уж – захочет жить – обучится чему надо… И ничего – почитай, все соседи нас боялись!

Милисента печально вздохнула. Сейчас старая Сара пустится в многословные воспоминания о бурной молодости, о лихих рейдах под водительством Ипполиты XII – тогда еще принцессы, заставившей соседей считаться с собой и заметно расширившей границы империи, и о смазливых пленниках, оттраханных сразу после боя прямо на груде старых скафандров.

Нет, Саре не понять ее страданий.

…Двадцатью этажами выше и полукилометром левее, в одной из гостиных южного крыла, собравшиеся придворные обсуждали переданный на их персональные пейджеры полтора часа назад именной указ императрицы по делу принцессы.

Тут собрался цвет высшего общества – не самые блистательные красавицы и даже не самые богатые и знатные, а самые умные и влиятельные. Своего рода – теневой кабинет империи.

У непривычного человека могло зарябить в глазах от шитья вицмундиров и армейских погон, блеска орденов и безумно дорогих фамильных драгоценностей на фоне элегантных платьев.

Но даже среди собравшихся выделялась своим блеском (как в прямом, так и в переносном смысле) почетный председатель этого собрания, достопочтенная виконтесса Таисья Кукушкина, занимавшая в свое время почти все посты в правительстве Амазонии, а ныне заведующая гаремом, или, по-древнему, – кизляр-ага. Впрочем, за глаза ее называли «Кизляр-Яга» – за строптивый нрав и солидный возраст.

В даный момент говорила комендант Темескиры – генерал-лейтенант Инна Черская.

– Думаю, особо возникать тут нечего – указ, конечно, странный, но воля правительницы – закон. Проблем тут особых не будет. Вначале высечем – благо она даже не солдат, а так, чина не имеющая личность. И поделом, откровенно говоря. Потом – ну, присвоим ей генерала – оформим приказ задним числом, мало ли отпрысков нашей знати записаны во флот чуть ли не с рождения, а то и с момента зачатия. А потом, в соответствии с указом, разжалуем до капитана…

– Нет!! – бахнула кулаком по столу Алиса Комитени, маркиза и командир ударного корпуса. – Вы все – безмозглые клуши, которым надо не государством рулить, а… – Почтенная маркиза не стала уточнять, чем именно следует заниматься. – Вы бы хоть подумали: что будет с нами всеми, когда ее высочество сядет на трон? Что она с нами сделает? Думаете, она не припомнит нам эту порку? Ну ладно, я старуха, я, может, помру. Ты, Инка, тоже. Но вы-то, вы?!

По лицам присутствующих было как раз видно, что маркиза зря тратит свои нервы, и именно вот это они прекрасно понимают.

– Но почему такая суровость? – пожала плечами герцогиня Ирина Снежнецкая – статс-секретарь императрицы, недавно вернувшаяся из очередной командировки в одну из окраинных систем. – Дело, конечно, скандальное…

– Почем я знаю? – фыркнула графиня Черская. – Может быть, девчонка своей выходкой нарушила какие-нибудь внешнеполитические планы императрицы? Кто знает, что у нашей правительницы в голове? И вообще – что мы так шумим? Ты, Алиса, зря нагнетаешь обстановку. Можно подумать, нашу теперешнюю царицу в детстве мало пороли? Да и нас с тобой – тоже.

– Сейчас другие времена, и принцессу воспитывали совершенно по-другому…

– Вот то-то и оно, что воспитывали не так, как надо! – хмыкнула Кукушкина.

Однако ее мало кто поддержал.

– Может, всё-таки побеседовать с Ипполитой? – тоненько протянула маркиза Здислава Запковска – самая молодая из присутствующих, недавно вошедшая в их число. – Если вы боитесь… я готова сама…

Собравшиеся дружно зашикали.

– Или ты не знаешь, что Ипполита никогда не отменила ни одного указа? – саркастически рассмеялась Сэй Кикуджиро. – Брось и не ломай себе карьеру!

– А если… – нерешительно начала вице-канцлер.

– Что? – напряженно повернулись к ней все собравшиеся.

– Ну, я подумала… может, нам… ввести императрицу в заблуждение? Ну, там составим акт о порке, оформим ссылку на какую-нибудь тыловую базу, а на самом деле спрячем Милисенту где-нибудь в наших имениях, гарем для вида расформируем, а на самом деле тоже где-нибудь у себя приютим… до поры до времени…

– Но у Милисенты еще нет гарема, – робко напомнила главная егермейстерша.

– Да это-то как раз пустяки, – махнула рукой Таисья. – Скинемся, подруги, по одному-два мужичка – вот и гарем. Потом же и заберем их обратно. А когда ее великолепие остынет, подсунем указ о снятии опалы, и всё будет тип-топ…

– Ладно, попробуем, – вздохнула Алиса. – Убедили, соратницы.

«И что я тут делаю?! – вдруг подумала Ирина. – Зачем мне вся эта придворная канитель?»

Да, совсем как в старом анекдоте, как сказала генерал, застав своего адъютанта, кувыркающейся с тремя генеральскими мужьями разом: «Ну я-то ихняя жена, но тебе, девочка, зачем это надо?» Послать бы эту политику подальше, уехать в поместье, забыть обо всём, заняться наконец устройством личной жизни и воспитанием дочки, оставшейся от второго и последнего из неудачных браков.

Но – нельзя. Потому что – не так уж много по-настоящему надежных людей вокруг трона. И тем более – не так много настоящих друзей у Ипполиты.

Хотя последняя попытка дворцового переворота была подавлена в Амазонии уже почти полтора века назад, но друзья царствующей особе нужны, быть может, больше, чем кому-нибудь другому.

А если всё-таки переговорить с императрицей? Нет, не стоит. И дело не в монаршем гневе, который может на нее обрушиться. Просто она слишком хорошо знала свою давнюю подругу. Та и в самом деле очень редко меняла принятые решения. Больше того, попытки отговорить от них зачастую приводили к обратному результату. В этом смысле Ипполита XII удалась в прабабку – Ипполиту IX, она же Великая.

…Наверняка члены теневого кабинета весьма удивились бы, узнав, что указ, который они так яростно обсуждали и который, по идее, пока не должен быть известен никому, кроме узкого круга посвященных, в данный момент так же обсуждается в одном из особняков, принадлежащем не кому иному, как лидеру радикальной оппозиции – княгине Элеоноре де Орсини.

Сейчас выступала не она, а маркиза де Трухильо. Обсуждала она, правда, не сам указ – ее давно уже занесло несколько не в ту степь.

– Радикалы стали играть при дворе и в империи непозволительно низкую роль! Я считаю, что мы должны воспользоваться ситуацией и незамедлительно поставить вопрос… – задыхалась от возмущения маркиза де Трухильо. Какой вопрос следует поставить и куда, она не уточнила, торопливо наполнив стакан квасом и влив его в пересохшее горло.

– Мы видим, как падают нравы, как славные традиции Ипполиты Великой забываются, как разложение всё явственнее дает о себе знать! – продолжила она, отдышавшись. – Дошло до того, что не только мас… маскулинисты (слово это она выговорила с неприкрытым отвращением) почти открыто собираются на свои мерзкие сходки! Нет, мало и этого – вы подумайте – даже среди нас, сильного пола, появились сторонницы безумной идеи равенства женщин и мужчин!

– Я готова простить девчонке даже эту ее выходку, – вернулась она к теме. – В конце концов, быть может, кроме директора, не нашлось подходящих мужиков: чего еще ждать от извращенного патриархального мира?! Но даже довести дело до конца у нее не хватило пороха, черт возьми!

– Это верно, – проскрипела графиня Камилла Паркер. – Молодежь нынче пошла не та! Вот во времена моей молодости мы не разбирали – там мужик или баба, а сношали всё, что шевелится! Насилуешь – так насилуй, а не разводи всякие мерехлюндии с антимониями!

Кое-кто неодобрительно поморщился.

Конечно, сейчас не прежнее суровое время, не эпоха Ипполиты XI, но всё равно не стоит графине так открыто бравировать своей нестандартной ориентацией, особенно в ее почтенном возрасте. Пусть закон и люди и снисходительно относятся к маленьким слабостям сильного пола. Но ведь не зря сказано в Святом писании: «Когда Богиня Великая Мать создавала женщину и мужчину, она сотворила все части их тела именно для того, для чего нужно, а не для того, чего не нужно…» Поэтому все поползновения использовать детородные органы не так, как предписано природой, и не к субъекту другого пола (чем грешат извращенные патриархальные миры) сурово осуждаются моралью и законом. Ну, к женщинам этот закон, положим, и впрямь куда снисходительней…

– Я готова полностью согласиться с маркизой, – сообщила виконтесса Далласская, – двор погряз в непозволительной роскоши! А в это время число мужчин, вынужденных работать, неуклонно растет, ибо женщины не могут прокормить свои семьи! Из-за больших гаремов наблюдается и дефицит мужчин – уже нередки случаи, когда несколько женщин вынуждены в складчину обзаводиться одним мужем – где это видано? Да еще эта идиотская мода – заводить детей не так, как установила природа, а с помощью врачей – некоторые идиотки вообще месяцами стоят в очереди за элитной спермой! И это в то время, когда у одной только императрицы в гареме четыре сотни здоровых лбов!

Нужно потребовать от Ипполиты принять закон против роскоши и немедленно ограничить предельное число мужей хотя бы полусотней для знати и десятком для простолюдинок! Нужно защитить нашу мораль! Императрица с ее либеральной политикой перешла все границы допустимого…

– Достаточно того, что она нарушила освященную веками традицию и дала наследнице имя, которого нет ни в святцах, ни в истории царствующего дома! – выкрикнула из своего угла какая-то дама с простым рыцарским гербом. Но ее уже никто не слушал: всё высокое собрание начало наперебой высказывать претензии к власти и ругать правящую династию.

Разошлись они только часа через три, вдоволь наговорившись и получив от почти всё время молчавшей княгини де Орсини приказ, чтобы быть наготове и ждать, начав действовать по первому же сигналу.

Но ушли не все: осталось несколько самых доверенных соратников (виноват, соратниц).

– Ну что, подруги, видели? – начала она, сразу взяв быка за рога. – Ясное дело – с этими нашими мартышками пива не сваришь. А вот мы с вами сварим. Итак – слушайте, мои славные подруги, что я предлагаю…

Ее никто не перебил: выступления вождя оппозиции всегда были весьма толковыми, а произошедшее событие принадлежало к разряду таких, что лучшего случая в очередной раз атаковать трон представить было невозможно.