В предрассветный час старший опер уже был на комбинате. Поначалу встретился с нужными ему людьми из третьей смены; вопреки вчерашнему намерению, уже утром повидал старого мастера паросилового цеха, в котором, кстати, работал и Олег. Но, к сожалению, это не дало ожидаемых результатов. Мастера тревожили другие вопросы, которые в данной ситуации могли еще подождать. Проходя через проходную, Иван Акимович задался вопросом: как проникнуть на режимный объект, где несколько тысяч работающих и где действует «военное положение»? И как «проникают» туда сами рабочие, причем трудясь в три смены? Как успевают за десять минут пройти через проходную? Неужели пропуска проверяют у каждого и фото каждого сверяют с лицом? Надо изучить этот вопрос. Да и вообще сколько же вахтеров нужно на эти тысячи людей?

И все же к концу дневной смены Акимыч успел многое. Помимо наводящих разговоров с кадровыми рабочими, в честности и партийной закалке которых у него не было оснований сомневаться, он разыскал мастера и по совместительству преподавателя ШФЗО Грызлова, грамотного специалиста, умеющего сплотить вокруг себя рабочую молодежь, и попросил подобрать группу особо надежных и проверенных ребят. На Грызлова старший опер всегда мог положиться – помог парню реабилитироваться после недолгой тюремной отсидки за аварию на химкомбинате 38-го года не по его вине. Грызлов лишь дежурил тогда во вторую смену и оказался козлом отпущения. С ребятами, отобранными Грызловым Иван Акимович впоследствии переговорил наедине и, не скрывая своего замысла, дал отдельные поручения.

Приглядываясь к работникам комбината, Акимыч вдруг понял: все элементарно просто – форма и цвет головного убора работника, плюс типовой взгляд и говор, плюс некоторое владение гипнозом! Если же изготовить подобие, то и трижды в течение дня можно постараться пройти беспрепятственно.

Используя свои обширные связи и знакомства, он узнал кое-что и об Андрее Петровиче. Оказалось, что тот работает в строительном тресте по делам снабжения, нередко бывает на комбинате. Правда, еще не были известны его фамилия и должность, но это уже было делом техники. Старший опер связался со своим сослуживцем Сергеевым, который знал этот стройтрест как свои пять пальцев, и заручился его содействием.

Впервые за последние сутки Акимыч позволил себе расслабиться. Страсть к сыскному делу проявилась у него уже в шесть лет, когда он помогал отцу искать сбежавшего из дома старшего брата Николая. Вместе со старшим братом Михаилом он смог сочинить алгоритм поиска, заключающийся в опросе и обходе всех многочисленных родственников Кобылиных, очертил отцу круг знакомых, друзей, партнёров по скобяному и оружейному делу. Однако брата так и не нашли, – видимо сгинул в горниле гражданской войны. Так в полудрёме он просидел в кабинете не более получаса, пока не заметил, что Олег, которого он ждал для детального инструктажа, запаздывает. Старший опер недовольно поморщился, встал, разминаясь, подошел к небольшому окну, раздвинул плотные занавески и выглянул на улицу. Темень. Уже наступала ночь. Только кое-где лампочки на столбах выхватывали из темноты рябь на лужах.

Он решил выйти на улицу, встряхнуться, а заодно и встретить Олега на предполагаемом маршруте. Всё ещё было жарко, к тому же парило. Увидев у темной стены третьего цеха небольшую кучку людей, старший опер невольно ускорил шаг. Но, только подойдя вплотную, понял, что случилось непоправимое. Прямо в луже возле открытого канализационного люка без движения лежал человек. Еще не видя его лица, Иван Акимович узнал по потрепанной зелёной робе Олега.

«Не сберёг товарища, – закололо сердце у старшего опера. – Ох как я виноват, занимался непонятными изысканиями».

Он невольно ссутулился, словно только сейчас на него лег весь груз ответственности за случившееся и еще не случившееся, и напрочь отметались все сомнения в ошибочности предположений. Была невидимая пока сила, которой Олег перешел дорогу и жестоко поплатился за это. Его долг – найти эту силу, человека или людей. Найти и обезвредить. Какими бы ни были их цели, несомненно одно – они преступны, опасны для жизни горожан и работников комбината.

– Оступился парень в темноте, ударился о край колодца, голову расшиб, – тронул за рукав старшего опера один из рабочих, – туман был. Тут и средь бела дня не сразу эту дыру увидишь, да еще какой-то разгильдяй крышкой на ночь забыл закрыть.

– Да он жив ещё! – Иван Акимович нащупал редкие и слабые удары пульса. – Быстро за носилками! Отнесём его в больничный барак. И кто-нибудь срочно за врачом в его барак…

– Да, конечно… Такие потемки… Да, вроде, и не пьяный, – успокаивая сам себя, проронил старший опер и пошел прочь, не замечая косые взгляды в его сторону. Ему захотелось быстрее разыскать доктора и дать ему указания, да хоть ненадолго заглянуть в цех, где работал Олег.

После улицы свет в цехе показался особенно ярким. Разыскав врача и обрисовав ему ситуацию, Иван Акимович медленно проходил мимо агрегатов, на ходу здороваясь с немногочисленным рабочим людом. Каждый занят своим делом. Только возле одного из котлов толпились ремонтники. Здесь и задержался старший опер, заметив среди них Осина.

– Там на улице, возле третьего цеха, парень один упал в канализационный колодец… насмерть расшибся, – вместо приветствия обронил он, мельком оглядывая лица собравшихся.

Как ни мимолетен был его взгляд, он заметил, что в глазах Осина метнулась тревога.

«Знает, подлец, кого имею в виду. Но, возможно, и не его рук дело», – подумал Акимыч.

Все заговорили разом. Подошли рабочие с других участков. Некоторые направлялись в сторону больничного барака, куда уже занесли носилки с телом Олега.

«Да это же Олег Протасов, ваш товарищ!» – хотелось во весь голос крикнуть старшему оперу, но вместо этого он тихо сказал:

– Здоровье то хорошее у него было…

Чуть позднее он узнал, что Олег вышел к нему на встречу к назначенному часу. Осин работал в группе ремонтников и из цеха не отлучался. Правда, нервничал, все валилось у него из рук.

Горько было старшему оперу, нестерпимо хотелось узнать подробности о состоянии Олега, но его ждали другие очевидцы. Он спешил быстрее расспросить их. От того, что они ему сообщат, зависело многое…

Через неделю старший опер в целом уже знал «круг», как условно назвали Осина, Андрея Петровича и центральную фигуру – некоего Алексея. Опытный сыщик оказался прав, предполагая, что кто-то стоит за «мелкими сошками». Изучить группу «изнутри» очень помог друг Олега, Пётр, которого тот рекомендовал старшему оперу накануне рокового происшествия. А Олег был ещё жив – находился в тяжёлом состоянии, но пока об этом никто не знал, кроме конечно Акимыча и лечащего врача. Преступники спешили, им были нужны сообщники, и они вышли на Петра. Тот был сметливым пареньком, а когда старший опер рассказал ему подлинную историю происшедшего с Олегом, хотя это пока и не было доказано официально, надо было только сдерживать его горячность, давать подробные инструкции по поведению и действиям.

Итак, Алексей Коблицкий, брат пожарника режимного завода №100 Сергея. Выходец из зажиточной крестьянской семьи, распавшейся из-за пьянства отца. Еще мальчиками братьев Коблицких, по просьбе их матери, взял на воспитание бывший протодиакон, родственник по линии матери. За антисоветскую деятельность после революции протодиакон был наказан и в гораздо меньшей степени, чем он этого заслуживал. Но урока из этого никакого не извлек. Напротив, затаил злобу. В этом же духе он воспитал и Алексея Коблицкого. Сергей не подчинялся пагубному влиянию, вышел в люди. Стал пожарником.

Иван Акимович многое узнал об этом человеке. Алексей рос любознательным, интересовался учением. Вступил в комсомол, стал инженером. Но под воздействием враждебно настроенных по отношению к Советской власти родственников матери вел себя вызывающе, работал спустя рукава. В результате последовало исключение из рядов комсомола. Но Алексей Коблицкий обманным путем снова стал комсомольцем – хотел сделать карьеру. Мало кто знал, что в быту он окружил себя людьми озлобленными, недовольными существующим строем и своим положением в нем. Это были, как правило, «бывшие»– бывшие мелкие торговцы, представители духовенства, отсидевшие за кражи и должностные преступления.

Имеющий бронь специалиста от призыва в действующую армию, Алексей Коблицкий на людях никогда не показывал своего интереса к положению на фронте, уклонялся от обсуждения наших текущих неудач. Но был начитан, грамотен, выглядел среди друзей и знакомых интеллигентом, что явно льстило им, и приятели хвалили его ум, умение грамотно, «по науке» излагать свои и чужие мысли, пророчили ему большое будущее.

На работе он слыл энергичным, предприимчивым, пробивным, умеющим достать нужное «из-под земли», обходительным. Его довоенное отношение к труду забылось и затушевалось. Его ценили как специалиста, ему доверяли. Это подтверждал и Пётр.

Но к этому времени открылось еще одно лицо Алексея Коблицкого, о котором в Сталиногорске не знал никто. И оно перечеркнуло жирной чертой все его мнимые положительные качества.

Оно открылось, когда чекисты, установив личность Коблицкого, шаг за шагом анализировали его поступки, выявляли его связи в Сталиногорске, Туле, многочисленных городах страны, куда он выезжал в служебные командировки, изучали его биографию. И наконец последнее звено было найдено.

Чекисты получили неопровержимые данные о том, что Коблицкий еще в 1939 году был завербован германской разведкой в период его пребывания в одной из западных областей СССР. Используя свои связи и временный статус командированного, он накануне войны по заданию фашистского резидента пытался создать группировку в Пскове. Местные чекисты, напав на след, спугнули его, и Коблицкий, изрядно перетрусивший, но невредимый, вернулся в Сталиногорск. Его поиски не удалось тогда завершить – помешала война.

Коблицкий затаился и ничем не выдавал себя даже тогда, когда враг оккупировал почти всю Белоруссию и немецкие войска продвигались вглубь советской территории на 300–600 километров, захватив Литву, Латвию, значительную часть Эстонии, Украины и Молдавии, создали угрозу Ленинграду и Смоленску. Он ждал. Ждал приближения фронта, ждал связного с инструкциями.

И тот появился. В один из июльских вечеров прямо на улице к Алексею Коблицкому подошел невзрачный, но довольно молодой человек и попросил прикурить. Коблицкий уже чиркнул спичкой, когда тот назвал пароль и передал привет от Пауля. От неожиданности Коблицкий выронил коробок и растерянно посмотрел по сторонам.

– А нервишки-то укреплять надо, Алексей – наставительно произнес незнакомец. – И не надо делать лишних движений, – добавил он, наступив на спички, заметив машинальное намерение Коблицкого поднять их. – Пройдемся-ка вот этим переулком, на пустырь. Там все и обговорим. Зови меня теперь Костей. Знакомство шапочное. И если чего, работаю, скажем, на Сталиногорском анилино-красочном заводе.

Алексей Коблицкий шел с «Костей», и невеселые мысли роились в мозгу: «Да-а, это не Пауль. У того и лоск, и блеск, уверенность, сила. Джентльмен, одним словом. А тут что? Бледнота какая-то. Да и боится всего не меньше, чем я. Разве может этот «Костя» дать то, что обещал Пауль – деньги, положение, свободу?!»

– А что Пауль? – не выдержал он.

– О Пауле лучше не говорить. Дай нам бог избежать его участи.

Коблицкий поежился, но промолчал. «Костя», вопреки ожиданию, оказался, однако, проницательным и напористым.

– Что, не приглянулся? – усмехнулся он, поглаживая свою пиджачок и поправляя мятую кепку. – Ничего, я не девица, чтобы нравиться, переживу… А временные неудачи не должны смущать таких, как мы с вами. Кстати, проценты, как и обещал Пауль, на вашем счёте в рейхсбанке растут, – «Костя» испытующе посмотрел на Коблицкого. – Растут проценты, – повторил он. – Чтобы вклад вырос, надо хорошо поработать. Тогда можно рассчитывать на безбедное прожитье в богатой стране.