Глава 1. Десятый год

Ливень, неистово бушевавший всего несколько минут назад, оставил после себя душный, влажный воздух и превратил дорогу в сплошное месиво из грязи и опавших листьев. Нимп, с трудом переставляя ноги, упрямо тащил за собой тушу огромного красного ящера. Чешуя зверя, цвета застывшей лавы, лоснилась под лучами двух солнц, которые пробивались сквозь разрывы в тучах, отбрасывая причудливые, мерцающие блики на изумрудную зелень джунглей. Одежда Нимпа, и так потрепанная долгими годами странствий, была заляпана грязь и засохшей кровью. Следы от когтей ящера на его рубашке напоминали о недавней тяжелой схватке. Изможденный и раздраженный, он чувствовал, как каждый мускул ноет от напряжения.

– Сегодня ты подвел меня, старик, – обратился он к Ксеносу, который плелся рядом, едва поспевая за Нимпом. – Совсем раскис. Наверное, в твои годы уже пора на пенсию. Больше я тебя на охоту не возьму.

Ксенос, чей некогда угольно-черный мех теперь был украшен серебром возраста – особенно на морде, вокруг воротника и в области когда-то пышных усов, – бросил на Нимпа спокойный, почти философский взгляд. Он не обижался. Время брало свое, и он это понимал. Годы, проведенные рядом с Нимпом на этажах, бесконечные схватки и переходы между мирами, оставили на нем неизгладимый след. Он уже не был тем молниеносным охотником, грозой всех мелькающих теней. Но он все еще был рядом. Преданный, молчаливый спутник, готовый следовать за своим хозяином хоть на край мира. И в этой преданности была своя… сила.

Нимп, преодолевая последние метры пути, уже различал шум рынка Баромников. Крики торговцев, звон монет, многоголосье разговоров – все это сливалось в единый гул, который с каждым шагом становился все громче. Он улыбнулся, предвкушая долгожданный отдых и горячую еду. Его желудок урчал от голода.

Наконец, джунгли расступились, и перед Нимпом открылось пространство рынка. Это было яркое, шумное место, полное жизни и энергии. Многочисленные палатки и прилавки, уставленные самыми разнообразными товарами, тянулись вдоль извилистых улочек. Воздух был наполнен ароматами экзотических фруктов, пряностей, жареного мяса и… чего-то еще, менее приятного, но привычного для рынка – запаха пота, животных и немытых тел.

Баромники, с их пышными, часто заплетенными в косы бородами, сновали между прилавками, громко торгуясь и обсуждая товары. Они были одеты в прочную, практичную одежду из кожи и грубой ткани, украшенную металлическими бляшками и заклепками. Многие из них носили на себе разнообразное оружие – мечи, ножи, топоры, луки. Это были мастера своего дела, искусные ремесленники и торговцы, которые ценили качество и надежность.

Нимп, таща за собой тушу красного ящера, сразу же привлек к себе внимание. Несколько Баромников остановились, чтобы разглядеть его добычу. Их глаза, привыкшие оценивать товары, загорелись интересом. Они понимали, что шкура и кости этого зверя – редкость. И они были готовы заплатить за них хорошую цену.

Нимп, удовлетворенно улыбнувшись, направился к центру рынка, где, как он знал, находились лавки скупщиков редких товаров. Он был готов к торгу. И он знал, что сможет выручить за этого ящера… целое состояние.

Продираясь сквозь шумную толпу, Нимп направился в глубь рынка, где, как он знал, располагались лавки скупщиков редкостей. Воздух здесь был еще более насыщенным – к запахам фруктов и специй добавился резкий аромат сырой кожи, красок и чего-то… сладко-гнилостного. Нимп нахмурился, но продолжил свой путь, ловко лавируя между телами баромников, которые громко торговались, жестикулировали и время от времени оглядывались на его добычу с нескрываемым интересом.

Наконец он увидел то, что искал – небольшую лавку, над которой висела вывеска с изображением черепа красного ящера. За прилавком стояла женщина-баромник с пышной, ярко-рыжей бородой, заплетенной в сложную косу. Ее глаза, маленькие и хитрые, оценивающе осмотрели Нимпа и его добычу.

– Что ты предлагаешь, путешественник? – спросила она, ее голос был хриплым, но в нем слышались нотки… интереса.

– Шкуру и кости красного ящера, – ответил Нимп, бросая тушу к ее ногам. – Свежатина. Только что с охоты.

Баромница наклонилась и внимательно осмотрела ящера. Она потрогала его чешую, понюхала кровь, которая еще не успела засохнуть.

– Неплохо, – сказала она, выпрямляясь. – Но… не идеально. – Она ткнула пальцем в несколько мелких порезов на шкуре. – Видишь? Повреждения. Это… снижает цену.

– Это боевые шрамы, – возразил Нимп. – Они только добавляют… ценности.

– Для кого-то, может быть, и добавляют, – усмехнулась баромница. – Но не для меня. Я – практичная женщина. Меня интересует только… качество.

– И… сколько ты предлагаешь? – спросил Нимп, терпеливо сдерживая раздражение.

– Десять золотых монет, – ответила баромница.

– Десять?! – Нимп нахмурился. – Ты издеваешься? Этот ящер стоит… в десять раз больше!

– Рынок, милый, – пожала плечами баромница. – Спрос и предложение. Сейчас… предложение превышает спрос.

– Не говори глупостей, – сказал Нимп. – Шкура красного ящера – редкость. За нее любой скупщик отдаст… целое состояние.

– Любой… кроме меня, – улыбнулась баромница. – У меня свои… приоритеты.

– И какие же? – спросил Нимп.

– Выживание, милый, – ответила баромница. – В этом мире… нужно уметь выживать. И… торговаться.

– Я тоже умею торговаться, – сказал Нимп, скрестив руки на груди. – Предлагаю… пятьдесят монет.

– Пятьдесят? – баромница рассмеялась. – Ты шутишь? Максимум… пятнадцать.

– Сорок, – не сдавался Нимп.

– Двадцать, – парировала баромница.

– Тридцать пять, – сказал Нимп, чувствуя, что она начинает уступать.

– Двадцать пять, – ответила баромница. – И это мое последнее слово.

Нимп задумался на мгновение. Двадцать пять монет – это, конечно, не пятьдесят. Но… лучше, чем десять.

– Хорошо, – согласился он. – Договорились.

Баромница, довольно улыбнувшись, достала из-под прилавка мешочек с монетами и отсчитала двадцать пять золотых. Нимп взял деньги и убрал их в подсумок. Сделка была заключена.

Закончив с торговлей, Нимп направился к выходу с рынка, ловко лавируя между шумной толпой баромников. Он чувствовал на себе их взгляды, полные зависти и уважения. Двадцать пять золотых монет – это было немалое состояние для этого мира. Нимп улыбнулся. Он знал, что сможет обеспечить Лиамму и Тию всем необходимым на долгое время. Ксенос, плетущийся у него под ногами, издал тихий вздох облегчения, когда они оказались на свежем воздухе, вне рыночной суеты.

Выйдя из города, Нимп ощутил резкую смену атмосферы. Жара и духота тропического города сменились прохладой елового леса. Воздух здесь был чистым и наполненным ароматом хвои. Солнце, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, оставляло на земле причудливые узоры из света и тени. Нимп глубоко вдохнул, наслаждаясь прохладой и тишиной.

– Отдохни, старик, – сказал он, обращаясь к Ксеносу, который тяжело дышал, высунув язык. – Ты заслужил.

Он присел на поваленное дерево и достал из рюкзака флягу с водой. Сделав несколько глотков, он протянул флягу Ксеносу. Кот с благодарностью лакал воду, его шерсть была мокрой от пота.

Нимп смотрел на Ксеноса, его сердце сжималось от печали. Кот сильно постарел за последние годы. Его когда-то черная шерсть поседела, а движения стали медленными и неуклюжими. Нимп знал, что Ксенос уже не тот, что раньше. Но он все еще был его верным другом. И Нимп будет заботиться о нем до самого конца.

Отдохнув, они продолжили путь. Дорога к волшебному дому была неблизкой. Они шли несколько часов, преодолевая холмы и овраги, пересекая ручьи и болота. Еловый лес сменялся лиственными рощами, а затем снова сгущался, превращаясь в темные, таинственные дебри.

Наконец, сквозь деревья показался знакомый силуэт волшебного дома. Нимп улыбнулся. Он уже предвкушал встречу с Лиаммой и Тией, теплый ужин и уютный вечер у камина. Ксенос тоже оживился, уловив знакомые запахи. Он ускорил шаг, словно стремясь поскорее оказаться дома.

Когда Нимп и Ксенос подошли к дому, их встретили Лиамма и Тия, которые вышли на веранду. Тия, увидев Нимпа, с радостным криком бросилась к нему.

– Папа, папа, ты вернулся! – воскликнула она, обнимая его за шею.

Лиамма, стоявшая рядом, улыбнулась. Она радовалась, видя их взаимодействие. Тия, которая совсем недавно потеряла родителей, нашла в Нимпе… отца. Сама Лиамма, хоть и знала, что Нимп считает ее своей дочерью, все еще немного стеснялась называть его папой. Старые привычки – дело упрямое. Она бросила взгляд на Ксеноса, и ее сердце сжалось – кот выглядел совсем старым и слабым.

– Сегодня день этажа! – воскликнула Тия, запрыгивая Нимпу на руки. – Уже девять лет мы тут! И остался всего лишь… год!

– Год, – повторил Нимп, задумчиво глядя на девочку и покачивая мешочком с монетами. – Как же быстро пролетело время…

Девять лет. Для него, бессмертного, это было лишь мгновение. Но для Тии… для Тии это была целая жизнь. Он вспомнил, какой маленькой и испуганной она была, когда он впервые увидел ее. А теперь… теперь она выросла. Стала сильной и умной. И… он гордился ею.

– Кажется, будто это было вчера, – сказала Лиамма, подходя к ним. – Сражение с драконом в горе… Спасение Тии Ксеносом…

– Ксенос, – Нимп посмотрел на старого кота, который мирно дремал на веранде. – Он тоже… постарел.

В его голове вновь всплыли слова Жизни о балансе, о вечном круговороте. Жизнь и Смерть. Созидание и разрушение. Даже для бессмертного существовала… смерть. Просто… другая. Смерть… воспоминаний. Смерть… чувств. Смерть… самого себя.

– Девять лет в одном месте, – продолжил Нимп, словно говоря сам с собой. – Я уже отвык так долго жить… оседло. Пришлось привыкать заново… чтобы потом опять привыкать… путешествовать.

Он вздохнул. Жизнь – это вечное привыкание. К новому миру. К новым людям. К новым… потерям.

– Ну что, – сказала Лиамма, прерывая его размышления, – раз мы уходим завтра, то… пора ужинать. И готовиться к дороге.

– Идем, папа, – Тия потянула Нимпа за руку. – Я хочу кушать!

Нимп улыбнулся и пошел за ней в дом. Он чувствовал, как его сердце наполняется теплом. У него была семья. И это было… все, что имело значение. Остальное… лишь иллюзия.

Переступив порог волшебного дома, Нимп ощутил знакомое чувство уюта, смешанное с… чем-то непонятным. Словно дом, который так долго был для них временным пристанищем, теперь стал… слишком знакомым. Слишком… оседлым.

– Дом, милый дом, – произнесла Лиамма, улыбаясь Тие, которая с любопытством осматривала комнату. – На время он стал нам родным.

– Да, – согласился Нимп, его взгляд был направлен в сторону камина, где трещали дрова, отбрасывая теплые отблески на стены. – Сражение с драконом в горе… спасение Тии Ксеносом… – он задумчиво покачал головой. – Это уже истории… многих лет назад. Хоть и происходили… здесь.

Он взглянул на Ксеноса, который с трудом запрыгнул на любимое кресло у камина и устроился там, свернувшись клубком.

– Девять лет в одном месте… – продолжил Нимп, словно говоря сам с собой. – Я уже отвык так долго жить… оседло. Пришлось привыкать заново… чтобы потом опять привыкать… путешествовать.

Он вздохнул. Жизнь – это вечное привыкание. К новому миру. К новым людям. К новой… жизни. И к новой… смерти. Он посмотрел на Тию, которая с увлечением разглядывала книги на полках, и на Лиамму, которая разбирала вещи в повозке. Они – его семья. И он будет защищать их. Всегда. Даже если ему придется за это заплатить… собой.

Тия, в свои шестнадцать лет, была не похожа на других детей деревни. В ее глазах, обычно лучистых и веселых, скрывалась… глубина. Понимание мира, которое приходило не с опытом, а… с знанием. И это знание она черпала из дневников Нимпа.

Нимп, понимая, что Тие нужно знать правду о его прошлом, о его ошибках, предоставил ей доступ к своим записям. Он не скрывал ничего – ни своих сомнений, ни своей боли, ни своих грехов. Он хотел, чтобы она сама сделала выводы. Сама решила, кто он – герой или злодей.

И Тия… она поняла. Она поняла, что Нимп – не идеальный герой из сказок. Что он – человек, который совершал ошибки. Который страдал. Который… искал свой путь. И это понимание не оттолкнуло ее, а… сблизило с ним. Она видела в нем не только силу и мужество, но и… уязвимость. И это делало его в ее глазах… еще ближе.

Она росла с пониманием, что в жизни есть… сложный выбор. Что не всегда есть однозначные ответы. Что иногда приходится выбирать… меньшее из зол. И это делало ее… мудрее своих лет.

Она часто задавала Нимпу вопросы о его прошлом, о его решениях. И он, хоть и не всегда мог найти ответы, старался быть с ней честным. Он рассказывал ей о своих сомнениях, о своей боли, о своих потерях. И Тия… она слушала. Она впитывала его слова, словно губка. И они… меняли ее.

Она научилась… мыслить. Анализировать. Делать выводы. Она не просто принимала все на веру. Она задавала вопросы. Искала ответы. И это… делало ее… особенной.

В ней было что-то… не от мира сего. Какая-то… внутренняя сила. Которая приходила не от магии, а… от понимания. От сочувствия. От… любви. Она любила Нимпа. Несмотря ни на что. И эта любовь… делала ее… сильной.

Она не просто была дочерью героя. Она была… личностью. Сильной, умной, независимой. И это… была ее… главная сила. Сила, которая помогала ей выживать в этом мире. В мире, полном опасностей и… чудес.

Лиамма наблюдала за Тией с нескрываемой гордостью. За эти годы, проведенные вместе, девочка превратилась в юную женщину, сильную, умную, с непоколебимым внутренним стержнем. Обучение магии и алхимии далось ей легко, словно она родилась с этими знаниями. Но Лиамма знала, что это не только талант, но и результат упорного труда и… влияния Нимпа. Его дневники, полные размышлений о жизни, смерти, добре и зле, оставили глубокий след в душе Тии, научив ее мыслить критически и не бояться сложных вопросов.

Отношения между сестрами были… особенными. «Закрыто открытые», – так называла их Лиамма. Тия была с ней откровенна во многом, делилась своими мыслями, мечтами, страхами. Но иногда… иногда Лиамма чувствовала, что Тия что-то скрывает. Что она недоговаривает. И это недосказанность висела между ними невидимой стеной, создавая легкое, но постоянное напряжение.

Лиамма понимала, что это связано с… прошлым Тии. С потерей родителей, с тем, что ей пришлось пережить. Она знала, что Тие нужно время, чтобы полностью открыться, чтобы довериться ей. И она была готова ждать. Она была готова быть рядом. Она была готова… быть сестрой. Настоящей сестрой.

Она видела, как Тия старается быть сильной. Как она борется со своими страхами. Как она учится жить в этом мире, полном опасностей и неопределенности. И это вызывало в ней… восхищение.

Лиамма знала, что недосказанность Тии исходила не от желания обмануть, а… от желания защитить себя. И ее. Она либо еще не могла увидеть полную картину ситуации и сформулировать свои чувства, либо считала, что не готова еще обсуждать какие-то вещи. И Лиамма уважала это. Она знала, что доверие – это хрупкая вещь. И его нужно… заслужить.

Для Тии Ксенос был больше, чем просто кот. Он был ее молчаливым защитником, верным другом, пушистым одеялом, в которое можно было закутаться в минуты грусти и одиночества. Он стал ей… нянькой, когда Лиамма и Нимп исчезали на недели, разбираясь с очередной проблемой Этажа Десятилетия.

Одним из самых ярких воспоминаний Тии было время, когда Нимп и Лиамма сражались с алчным драконом, который терроризировал баромников уже сотни лет. Это было грандиозное событие, о котором потом долго ходили легенды. Подготовка к битве заняла несколько месяцев. Нимп и Лиамма изучали повадки дракона, его сильные и слабые стороны, собирали информацию у старейшин и шаманов, готовили зелья и артефакты. Это был титанический труд, требующий не только физической силы, но и стратегического мышления.

Сам дракон, огромный зверь с чешуей цвета ночного неба и глазами, горящими как раскаленные угли, жил в пещере, выдолбленной в самом сердце горы. Он был невероятно силен и хитер, и, по его словам, мог потягаться с самими богами. Сразиться с ним – значило бросить вызов самой судьбе.

Пока Нимп и Лиамма были заняты подготовкой к битве, Тия оставалась в волшебном доме под присмотром Ксеноса. Для девочки это было время… одиночества и тревоги. Она беспокоилась за Нимпа и Лиамму, боялась, что они не вернутся. Единственным утешением были дневники Нимпа, которые он оставил ей для чтения, и… Ксенос.

Кот, как всегда, был рядом. Он молча сидел у нее на коленях, мурлыкал, согревая ее своим теплом. И… слушал. К облегчению Тии, Ксенос, будучи магическим зверем, понимал человеческую речь. Она рассказывала ему о своих страхах, о своих мечтах, о своих сомнениях. И Ксенос… он слушал. Он не мог ответить ей словами, но его молчаливое присутствие, его тепло, его преданность… были для нее лучшим утешением. Он был ее молчаливым другом, ее защитником, ее… семьей. И она любила его. Сильно любила.