Это была неслыханная дерзость! Вот так, в одно мгновение, прервать выступления, исчезнуть, сбежать неизвестно куда. А главное – зачем? Ни у кого в головах не укладывалось. Программа гудела потревоженным ульем.
Ренц себе места не находил, рычал громче льва. От него прятались. Простой смертный артист, согласно оговорённым правилам, был бы тут же уволен с такими рекомендациями, что его не приняли бы в самый захудалый цирк. А зная неистовый характер Ренца, никто бы не рискнул здоровьем поступить с ним таким образом. Его интеллектуальный уровень не располагал к длительным дискуссиям, он не задумываясь пускал в ход кулаки как самый доходчивый аргумент.
Но Альберт Саламонский и Аманда Ренц не были простыми смертными. Одна была любимой дочерью циркового магната, подающей надежды на скорое звёздное будущее. Другой уже был сверхновой звездой, заявившей о себе яркой вспышкой незаурядного дарования и внешних данных. Директора лучших цирков становились в очередь, предлагая молодому Саламонскому контракты один выгоднее другого. Так что остаться без ангажементов риск был минимальным, а вот нарастающее желание дёрнуть матёрого циркового льва за усы кружило голову. О, этот непобедимый, могучий Ренц! Получи!..
Альберт, с детства любивший риск, обладал всеми признаками законченного авантюриста. Всё началось с того, что он семилетним, на спор с цирковыми детьми, вошёл в помещение, где стоял африканский слон-самец, которого побаивался даже дрессировщик. Этот гигант имел скверный характер и такую же репутацию. Он покалечил немало людей. Одного даже задавил насмерть. Его боялись и обходили стороной. Когда слона выводили на манеж, все цирковые старались держаться подальше от этой непредсказуемой злобной громадины.
В тот день в слоновнике никого не оказалось. Маленький Альберт смело подошёл к животному и протянул ладонь, на которой лежала очищенная морковка. Этими овощами отец кормил лошадей. Африканский исполин долго, с любопытством смотрел на нечто микроскопическое у своих ног, помахивая хоботом и ушами. Потом утробно заурчал и потянулся хоботом к детской ладони. Выглядывающая из дверного проёма ребятня напряглась, готовая заголосить и рвануть к взрослым, ища спасения.
Альберт стоял улыбаясь, глядя слону в глаза. Тот, помедлив, аккуратно взял угощение, кинул его себе между громадных клыков в рот. Потом, обдувая теплом, хоботом ощупал светлую голову неожиданного гостя. Развернул его к двери и легонько подтолкнул. Альберт послушно пошёл продолжая улыбаться. Уже в дверях услышал, как слон громко, по-паровозному затрубил. Детвора с визгом рванула восвояси. Улыбка с лица Альберта не сходила ещё минут десять, мышцы словно заклинило. Наконец отпустило и он расплакался. Ох и влетело ему тогда от отца!..
Саламонский-младший с юности обожал азартные игры. А если с кем-то спорил, то только на деньги, хотя в них не нуждался и обязательно выигрывал.
Судьба его долгие годы будет крутиться монте-карлоской рулеткой, где ежедневно придётся ставить на кон всё, что есть. Чаще всего – жизнь…
Аманда Ренц кокетливо смотрела на Альберта.
– Я никогда не была во Франции. Никогда не купалась в тёплом море.
– Так в чём же дело, поехали.
– Когда?
– Сейчас.
– Ты сошёл с ума?
– Да.
– Тогда поехали…
Они понимали – скандала не избежать. И какого! Вселенского! Зная Эрнста Ренца, быть бы живу! Под ложечкой подсасывало, по телу пробегал озноб – и именно это ещё больше заводило. Они нервно посмеивались, но не отступали, поддерживая друг друга.
Аманда с Альбертом бросили всё и сумасбродно рванули поездом в Ниццу навстречу приключениям, новым ощущениям и чему-то ещё, что заставляет учащённо биться молодое сердце, тело – покрываться мурашками, а душу – вопить от навалившегося куража и абсолютного безрассудства.
Публика шла на Саламонского-младшего – на эту цирковую звезду европейского небосклона, о которой в последнее время в Берлине стали судачить едва ли не на каждом углу. В вечер побега, не увидев его в цирке в означенный час, пришлось объявить публике, что господин Альберт Саламонский неожиданно захворал. Что-то врали с манежа о самочувствии премьера, о какой-то там его травме, полученной на репетиции перед представлением, о скоропостижной госпитализации. Короче – шум, скандал, сдача билетов, требование неустойки, грустные физиономии родителей неугомонного Альберта.
– Весь в тебя, польско-прусский жеребец колена Давидова! Один в один! – Мать Саламонского-младшего, школьная наездница Джулия из известного циркового рода Карре, недобро сверкнула глазами в сторону мужа.
– Нет такой породы – польско-прусский жеребец. К тому же обрезанного.
– Есть! Вильгельм Саламонский называется! Яблочко от яблони…
– Это ты про змею-искусительницу и её плод с древа познания?
– Про червоточину в том самом яблочке!
– Откуда же тогда у нас с тобой четверо детей, если речь идёт о какой-то там червоточине?..
Они откинулись на спины, порывисто дыша. Аманда улыбалась с закрытыми глазами, прислушиваясь к своему телу и к тому, что с ней только что произошло. Впервые. Переход из юности в молодость случился легко и естественно, как рассвет переходит в день…
– Любишь?
– Не-а!
– Тогда зачем?
– Интересно!
– Тебя теперь отец убьёт. Он на всех углах звонил, что отдаст тебя только за датского принца.
– А я отдалась самому королю. Королю манежа. Тоже неплохо.
– Теперь жди вражды Монтекки и Капулетти.
– Это кто? Что работают? Итальянские акробаты?
Саламонский повернул голову, многозначительно взглянул на юную цирковую прелестницу, чуть помедлил с ответом.
– Ну что-то вроде того. Неважно. Они уже давно не работают…
Луна спряталась за наплывшее облако. Ночь снова накинула бархатное покрывало на морской берег. Накатывающиеся волны погромыхивали прибрежной галькой. Море словно обещало берегу что-то в эту ночь, тихо шептало: «Щщ-щасс! Щщ-щасс!..»
Они нашли этот береговой выступ вдалеке от тех мест, которые посещают отдыхающие. Там и днём-то не было ни души, чего уж говорить о ночи. Надо сначала спуститься по валунам вниз и далее по крупной гальке к самой воде, где галыши уже помельче и круглее, обтёсанные водой. Лежать на них было малоприятно, но с подстеленной одеждой терпимо.
Вода была тёплой. Море – глянцевым и невесомым, словно плаваешь в чёрном масле. Если бы не луна, которая периодически появлялась на небосклоне, ощущения вообще не с чем было бы сравнить. Будто висишь в невесомости, где нет ни верха, ни низа.
Альберт целовал только что обласканную морем, чуть солоноватую грудь Аманды, которая постепенно покрывалась мурашками. Она прижимала к себе его красивую голову, гладила волосы и прерывисто дышала, млея от неведомых доселе ощущений.
В темноте сзади раздались осторожные шаги, ищущие путь к воде, тихие голоса, мужской и женский. Захрустела потревоженная галька. Шаги замерли. Пришедшие пытались осмотреться в темноте. Идти на шум волн просто так они не решались – берег был диким.
Луна выглянула из-за тучи, осветив космическим фонариком панораму берега. Пришедшие увидели обнажённую парочку, возлежащую близ линии прибоя. Женский голос ахнул от такого неслыханного бесстыдства. Торопливо удаляющиеся шаги захрустели галькой.
Аманда с Альбертом вызывающе засмеялись, распираемые собственной дерзостью, которая свойственна только молодости.
– Куда же вы? Эй! Спешите к нам, в царствие греха! Присоединяйтесь! – выкрикнул Альберт.
– Ох уж эти бесцеремонные вездесущие немцы! – услышали они на французском.
– Интересно, а сами-то они для чего сюда пришли в этот час?
– Может, просто подышать. – Аманда состроила глазки, многозначительность которых не вызывала сомнений. Это было хорошо видно в свете луны, взирающей на них с небес во все глаза. Видимо, и она была немало удивлена.
– Подышать, говоришь? Так же, как ты несколько минут назад?..
Альберт с новой энергией навалился на Аманду в порыве страстного поцелуя. Морская галька снова захрустела…
Семьи встретились во дворе берлинского цирка.
Вильгельм Саламонский исподлобья хмуро улыбался, мать Альберта стояла, обречённо опустив руки.
Свирепый Ренц, обладатель лучшего цирка в Европе, стирая эмаль, скрипел зубами и сжимал увесистые кулаки, готовый броситься на Саламонского-младшего и свою дочь.
Жена Ренца, видя ухмылку дочери, материнским сердцем всё поняла. Обречённо произнесла:
– Цветок сорван…
Это стало сигналом. Подлетевший к дочери Ренц замахнулся, чтобы ударить наотмашь. Альберт перехватил руку, сжал что было силы. Далеко не хилый и ещё не старый Ренц скривился от боли и неожиданной силы руки молодого наездника, побагровел, пытаясь высвободиться. Пару раз безуспешно дёрнулся.
– Не надо, папаша! Не надо. – Альберт после небольшой паузы словно ненужную вещь откинул руку хозяина цирка от себя. Вильгельм Саламонский, довольный поступком сына, расплылся в улыбке. Внутренне он уже давно был готов к тому, что ожидал услышать сейчас. Не вчера это началось. Когда-то он, Вильгельм Саламонский, был учеником знаменитого немецкого артиста Рудольфа Бриллофа, верного друга и соратника Эрнста Ренца. Их всех вместе связывала многолетняя дружба, которая в последнее время стала давать трещину. Чем больше сближался Ренц с братьями Буш и не менее талантливым Альбертом Шуманом, тем больше нарастала напряжённость и неприязнь к Саламонским и их родственникам – братьям Карре, с которыми Ренц когда-то начинал. Карре успели обзавестись своим цирком. Ни шатко ни валко вели своё дело. Оттуда он, Эрнст Ренц, на свою беду и пригласил Саламонских в свой цирк. За короткий срок сделал из младшего звезду мирового уровня. И вот благодарность!
Саламонские в последнее время стали откровенно демонстрировать свою независимость. Этого Ренц не терпел. К тому же всё чаще стал слышать, что и они собираются начать собственное дело. Понял – своими руками взрастил конкурентов. Час настал…
С перекошенным от ярости лицом властелин лучших цирков Германии заорал, брызгая слюной:
– Папаша? Даже не думай! Во-он! Убирайтесь! Сегодня же! Чтобы духу вашего не было в моём цирке! И запомните, Саламонские, не попадайтесь больше на моём пути! Уничтожу!
После этого инцидента Ренц ужесточил свои правила до предела.
В его памяти саднящей занозой ещё был жив эпизод, когда несколько лет назад в Копенгагене, французский воздушный гимнаст Луи Годфруа играючи похитил его племянницу – знаменитую наездницу Кетхен Ренц. С её согласия, разумеется. От гнева всесильного Ренца они нашли своё убежище в России. И вот опять! Теперь его дочь и молодой соблазнитель Саламонский! Неслыханно! Дожил!..
Гонения на прелюбодеев в этом цирке начались давно, ещё когда тридцатилетний родственник, полный тёзка Эрнста Ренца, покончил с собой из-за измены жены. Именно тогда Ренц ввёл свои строжайшие правила. Пройдёт время, и судьба вновь посмеётся над великим Ренцем. Наездница Тереза Старк смело обрушит его незыблемые устои. Она соблазнит его племянника Роберта, став Терезой Ренц…
О проекте
О подписке