«…И на карачках, очумело…»

 
…И на карачках, очумело,
Когда рассвет прогонит сон,
Я встречу жуткое похмелье,
И в голове то ль шум, то ль звон.
 
 
Пустой кошель чуть в отдаленье,
И гробовая тишина…
А может, не было веселья,
И не гостил у цыгана?
 
 
И всё лишь пьяная морока
И бред от выпитой херни?
Душа у руссичей широка,
Цыганщина у нас в крови!
 

30.08.2012

На увольнение друга

 
Мне и весело, и грустно,
Хохочу, хотя хоть плачь!
На душе сегодня блюзно,
В сердце твистовый дергач.
Лишь хардкоровые мысли,
В пятках – диско, рэп в руках,
Звон в ушах романсов чистый
И всё тот же вальс в стихах.
 
 
Вновь от фирмы отлепился
Пласт, размером в пару лет.
Облик фирмы изменился?
Новичкам – бесспорно, нет!
Ну а мне – хватать не станет
Насти смех, искристый взгляд,
 
 
Оттого и лихоманит
В пёстрый музыкальный ряд.
Оттого комочек в горле
Превращаю в хриплый смех,
И в моей души подворье
Новый стих ложу на снег…
 

20.09.2012

Шаманство

 
Я опять сижу на даче,
Тихо делаю погоду,
Чтобы стало чуть пожарче
Даже в это время года.
 
 
Я с барометром колдую,
Навевая ветер с моря.
В небе солнышко рисую,
С тучами нахально споря!
 
 
Я стихом пишу заклятья,
Отрывая день у лета,
Увлекательней занятья
Не придумать для поэта!
 
 
Я стучу по сковородке.
Я стою, дышу на жабу.
Разжигаю трав лохмотки
И выплясываю мамбу.
 
 
Только не для развлеченья
Я затеял клоунаду:
Чтоб из летнего мгновенья
Принять осень, как награду…
 

15.09.2012

Lison’ke

 
Я б подарил Вам незабудку,
Чтоб Вы меня не забывали,
Да приняли б Вы то за шутку
И оценили бы едва ли.
 
 
Я б преподнёс зарю. Подвластно
Такое чудо для поэта,
Чтоб вовсе не было ненастно,
Чтоб лишь весна, чтоб только лето!
 
 
И этот стих с зарёй влетает
В Ваш телефон с небес Парнаса.
Им с днём Рожденья поздравляет
Ваш друг Владимир Афанасов.
 

27.09.2012

От хулигана до поэта
Отступление автора

Владимир Криптонимов, В. о’Ланд, Ладимир Заснежный… Всё это я – Владимир Афанасов, поэт из подворотни. Несмотря на то, что начинал я со стихов, чаще я пишу фантастическую и околофантастическую прозу. Так в 1975 году я написал роман в жанре космической оперы «Анабиозные ванны». Писался он необыкновенно легко и быстро. Роман, к сожалению, не сохранился (а может быть к счастью) – в 1979 году он был уничтожен на крыше дома, торжественно сожжён.

Начиная с 1980 года, я не покладал своего пера. Были за это время и подъёмы и спады, был период, когда на писанину просто времени не хватало. Что ж делать? Времечко такое нам досталось. Мутное время, смутное. И кидало меня, рабочего паренька с завода, из бизнеса в бизнес, коммерцию, то бишь. Побыл я и оператором звукозаписи на студии «Соната», постепенно вырастая до её исполнительного директора. Была у меня и своя видеостудия «Ва-БанкЪ». Помогал создавать кабельное телевидение «Арбат». Некоторое время трудился инженером в Российской Государственной Библиотеке (бывш. Библиотека им. В. И. Ленина). Нас, группу инженеров, обслуживающих электронные носители, компьютеризирующих все здания хранилищ в последствии переквалифицировали в Главных Библиотекарей, присвоив даже разряды (интересно, сохранилась ли такая рабочая специализация по сей день в реестрах нашей страны?).

Поработал я и в прямых продажах – канадская компания ОСЭ (известная более в народе, как DS-Max). Долгое время я был торговым представителем компаний «Молочное дело» (бренды «Благода» и «Снеда»), НПК «Биосан» (минеральная вода с селеном «Богатырская»), «Градиент» (бренды «Раптор», «Гардекс», «Салтон», «Саламандр», «Форестер», «Шварцкопф» и многие другие), «РостАгро-Экспорт», «Балмико-Торг» (бренды «Милава» и «100 лугов»). Денег я особо не заработал, а время потерял изрядно. Поэтому в 2013 году я решил: раз вся эта коммерция не приносит никакой выгоды, не заняться ли мне своим прямым предназначением? А то, сколько же можно писать в стол, верно, господа?

Моё начальное песенное и стихотворное творчество далеко не шедеврально. Более того, некоторые стихи могут хорошо звучать только в авторском исполнении под гитару. Когда-нибудь я решусь показать вам Полное Собрание Сочинений, где не стану кривить душой и прятать неудачные стихи с сомнительной рифмой. Уж там вы найдёте всё, перед вами откроется весь мой творческий путь от первых проб пера до становления Мастера, от обыкновенного хулиганства и «барковщины» до появления Поэта Российского. Но, не сейчас, не сейчас…

Тут у читателя, по законам жанра, должен возникнуть вопрос: почему, занимаясь творчеством столько лет, обо мне мало кто знает, почему я никогда не печатался? Да, всё очень просто, дорогие мои. Я готов удовлетворить ваше любопытство и недоумение. Ну, во-первых, не все мои собратья начинают печататься смолоду. Фантаст Илья Варшавский, например, стал печататься только в пенсионном возрасте и ничуть не огорчался этим. И творчество его от этого не стало хуже. Были у меня попытки печататься в различных журналах. Например, в журнал «Техника – молодёжи» я отсылал свой рассказ «Случай в музее». Печатать его не стали лишь по одной причине: зло там оказалось не наказано, а умерло естественной смертью. Но, разве зло всегда бывает наказано? Разве в повседневной жизни не достаточно примеров обратного?

А после истории с очень уважаемым мною журналом «Вокруг света», я, вообще, перестал отсылать свои произведения куда-либо, решив, что проще будет выпустить их сразу отдельной книгой, во избежание каких-либо недоразумений. История же заключалась в следующем. Журнал, который рукописи не рецензирует и не возвращает, вдруг вернул мою рукопись и даже с рецензией. В вежливой форме мне объяснили, что я в своём рассказе «Это непонятное явление» очень интересно проникся антиалкогольной компанией, затеянной нашим генсеком М. С. Горбачёвым, но… в рассказе имеется неточность: человечество, видите ли, никогда не сможет забыть внешний вид бутылки! Как будто, сейчас уже бутылка не вытесняется пакетами и банками, кстати говоря, с тем же содержимым. Но это – полбеды! Пусть даже люди не забудут бутылку никогда, ведь существуют раскопки, и будущие археологи, конечно же, будут находить бутылки, которые мы с такой неудержимостью разбрасываем, где ни попадя! Пусть это будет неточность, хотя в юморесках такие неточности – допустимы. Месяца через четыре, открываю я новый номер журнала, и в рубрике коротких рассказов нахожу произведение, подозрительно напоминающее по смыслу, моё собственное, разумеется, написанное другими словами и совершенно под другой фамилией. Я не хочу быть несправедливым к любимому журналу, может быть всё это, действительно, просто совпадение. Но на меня этот эпизод произвёл горькое впечатление.

И ещё один вопрос предвижу я. «А не графоман ли вы?», – может спросить мой пытливый читатель. И тут уж я задумаюсь всерьёз. В самом деле: не графоман ли? И это, тоже естественно. Только нормальный человек в состоянии задумываться: нормален ли он? Любой шизофреник никогда не испытывает сомнений в своей нормальности. Соответственно, любой графоман орёт во всеуслышание: я – писатель! Милые мои, не мне судить о том, писатель я или графоман. И тем, и другим водит непреодолимое желание брать перо в руки и заниматься творчеством или бумагомаранием, писать бессмертные стихи или рифмоплётствовать. И не мне, ещё раз повторяю, судить об этом, не мне искать эту невидимую грань между разумом и безумием, писательством и графоманством. Читайте мои произведения и делайте выводы, и хорошо бы мне тоже узнать о них. Ибо, я намного более доверяю читательскому мнению, чем официальной критике.

И, наконец, последнее. Хочется верить, что мои читатели проведут время недаром и прочтут этот сборник с удовольствием, коротая вечера.

С искренним уважением

Ваш Владимир Афанасов.

1994 <ред. 07.08.2013>

Из «Юношеской лирики»

Ко мне приходит вдохновенье

 
Ко мне приходит вдохновенье,
Когда на улице зима,
И в зимний вечер непогожий,
Тотчас сажусь я у окна.
 
 
Ко мне приходит вдохновенье,
Когда на кухне я сижу,
И в час ненастья и метели
Смотрю на звёзды и луну.
 
 
Ко мне приходит вдохновенье,
Когда я поскользнусь на льду,
И, на виду у всех прохожих,
Я распластаюсь на снегу.
 
 
Ко мне приходит вдохновенье,
Когда я девушку люблю,
И что я не скажу словами —
Сейчас же сяду, напишу.
 
 
И в летний час, и в вечер зимний,
Когда курю я или нет,
Не вижу я нигде спасенья,
Ко мне приходит вдохновенье,
И Муза подаёт совет…
 
 
О, Муза! Тонкая натура!
Твоя красивая фигура
Ко мне приходит без стесненья…
Ко мне приходит вдохновенье.
 

1982

В журнале «Сельская молодёжь» в № 1 за 1982 год я встретил стихи Диомида Костюрина. Прочтя там следующие строчки, я решил написать пародию.

Свой тиран,

И свой заложник,

Весь кремень,

И весь вино —

Написал тебя художник

И ушёл за полотно.

Пародия называется

Судьба художника

 
Ты пришла к нему под вечер,
Был он вроде сам не свой.
Он схватил тебя за плечи,
Ты вскричала только: ой!
 
 
Свой тиран и свой заложник
У тебя знакомый был.
По профессии – художник,
Стул подвинул, усадил.
 
 
И схватив скорей мольберт свой,
Весь кремень и весь вино,
Написал тебя художник
И ушёл за полотно.
 
 
Ты к портрету подбежала,
Посмотрела – что за чушь?
Пошатнулась и упала,
А художник выпил пунш.
 
 
Водку выпил, выпил пиво,
Поглядел на полотно,
И схватил скорей огниво,
Кремнем щёлкнул… О-го-го!
 
 
Как огонь разбушевался,
Как горело полотно,
И художник растерялся…
Больше он не пьёт вино.
 
 
Он лежит теперь в больнице,
Как кремень весь обожжён.
Ты же – отдыхаешь в Ницце,
И не думаешь о нём.
 
 
У тебя художник новый,
Весь кремень, и весь вино.
Он пока ещё здоровый,
Не ушёл за полотно.
 

1984

Капитан Блэк
Рассказ

1

После долгой холодной зимы наступило тёплое весеннее утро. За окнами щебетали воробьи и синички; капала первая весенняя капель; таяли сугробы, открывая взгляду проталины; показались на свет прошлогодние листики. А вот и грачи, – значит, весна вступила в силу. Недаром говорят: грач – птица весенняя. И ещё: грачи прилетели – на крыльях весну принесли.

Солнышко начало играть своими лучиками. Сегодня оно светило не холодом, как зимой, а теплом и лаской, как будто оно проснулось после долгой спячки и теперь удивлённо озирается по сторонам, говоря: как же можно жить в таком белом мире? Куда исчезли все краски? Я положу конец этому безобразию; всех согрею, всех развеселю! Смотрите, как я играю своими лучиками! Грейтесь, радуйтесь!

По стенам запрыгали солнечные зайчики. Сквозь приоткрытые шторы просочился озорной лучик, заплясавший на моей постели. Поплясав, он скакнул к глазам и исчез.

Как не велик был соблазн подольше понежиться в постели в выходной день – ведь сегодня воскресенье – я встал, умылся и занялся аэробикой. Ею я занимаюсь каждый день, испытывая при этом неописуемое наслаждение. Я сам выдумываю упражнения и подбираю музыку. Кстати, я открыл для себя один секрет современной зарядки: ею можно заниматься в любое время, не зависимо от настроения, и под любую музыку, даже классическую. После этого получаешь на целый день заряд ритма и бодрости. Хотя этот секрет открыл не я первым, а американская актриса, активно участвующая в борьбе за мир, Джейн Фонда, создавшая эту увлекательную гимнастику, я, по-прежнему, остаюсь довольным: секрет Фонды проник в моё существо, завладел им.

Однако простите, я ещё не представился. Я – профессор технических наук Уайт. Может, слышали моё имя? А если и нет – не мудрено. Я ещё молод. Мне – лишь тридцать пять. Удивительно моё звание? Да, признаюсь, я и сам удивляюсь. Удивляюсь тому, что в таком молодом возрасте мне удалось произвести переворот в науке: открыть загадочный механизм работы головного мозга. Я не собираюсь описывать в этом рассказе сущность моей работы (она выходила отдельной брошюрой в издательстве «Знание» и каждый интересующийся этой областью может прочитать её), а мой рассказ совершенно на другую тему.

Окончив получасовые занятия ритмической гимнастикой, я отправился на кухню. Приготовив себе жареной картошки и яичницу с помидорами, сел за стол. Я ел и вслушивался в шум пробуждающейся столицы. Где-то далеко пролаяла собака; под окном раздалось звонкое цоканье туфелек на каблуках-гвоздиках; вслед за ним прошаркал какой-то старичок. Перекрывая все эти звуки, проехала мощная машина (по-видимому, грузовик с прицепом).

Позавтракав, мне захотелось прочесть свежую газету. Я быстро натянул куртку и выскочил на улицу.

От свежего утреннего воздуха немного закружилась голова. Купив в ближайшем киоске «Московскую» и «Спорт», устроился в скверике напротив метро на скамейке под тремя старыми берёзами. Остальные лавочки были уже заняты: на одной сидела целующаяся парочка, на другой – мужчины, вроде меня, выискивающие в газетах свежие новости. На самой дальней скамейке сидели старичок со старушкой, тихо разговаривающие между собой. Иногда оттуда долетал старушечий смех и тогда старичок удовлетворённо поглаживал лысину и улыбался во весь рот.

В скверике появился ещё один человек с очень примечательной внешностью. Он направился к моей скамейке и уселся рядом. Открыв свежую газету, он углубился в чтение.

Одет он был в чёрную тройку, на голове красовалась широкополая шляпа, в уголке губ зажата лакированная трубка старинной работы. Трубка была затейливо расписана диковинным узором, в котором проглядывались цветочки с сидящими на них птичками. Всё это было так искусно выполнено, что казалось абсолютно естественным. Казалось, что цветочки раскачиваются ветром, и птички только что прилетели и, немного отдохнув от дальнего полёта, запоют сказочные трели. Это ощущение ещё больше усиливалось, когда человек вбирал в себя дым, едва заметно двигая губами.

На вид он был ещё молод (не больше двадцати семи лет). Из-под густых бровей лучился глубокомысленный и слегка озорной взгляд. Его подбородок был гладко выбрит. Над верхней губой красовались длинные чёрные усы. Раньше я тоже носил усы, но послушавшись советов друзей, ликвидировал их. Зато усы этого человека удивили меня. О таких я никогда даже не мечтал.

Когда я собрался, наконец, прочитать купленные газеты, мой сосед аккуратно притронулся к плечу.

– Простите, – сказал он, – вы, случаем, не профессор Уайт?