1986

Сам Козлов называет эту вещь нуаром, читает на эту тему лекции, подчеркивая это знойное слово черным (а каким еще?) жирным маркером. Нуар, нуар, нуар.
До "1986" (думается, что без некоего оммажа Оруэллу здесь не обошлось) я был знаком с козловскми же "Гопниками", "Школой", и творчество автора пометил для себя, как не безынтересное, но довольно маргинальное. Ну, какое есть.
По большому счету, данный роман не сильно отличается от предыдущих декорациями и настроем -- советская империя на своем изломе, больная, дряхлая, со всем отсюда вытекающим... Этакий бумажный "Груз 200", тусклое депрессивное... что? А вот не знаю. Изобличение, заклание, вскрытие... что-то из этой вот области. Вообще можно по-разному относиться к этому авторскому виденью, но то, что на выходе читатель имеет довольно атмосферное, а может даже хорошо узнаваемое художественное пространство -- очевидно. Сам я застал это время ребенком, и как по мне, то это были одни из лучших лет моей жизни.
Но вернемся к нуару. Вообще отечественные авторы имеют привычку подменять его чернухой: майки-алкоголички, позвякивающая в авоськах стеклотара, убийства, изнасилования, грабежи -- все по пьяни... Понятно, что какой-нибудь "голдмедаловский" нуар мало применим к нашей действительности (что, впрочем, тоже спорно), и так же мало востребован (многобукаф на вопрос "отчего же"), но зацикленность нашего автора на водке ("Москва Нуар", "Питер Нуар") просто удручающа. Ждал ли я чего-то иного от "1986"? Нет, не ждал. И в общем-то даже не сильно со своими ожиданиями ошибся. Здесь тоже пьется водка и "чернила", на отшибах толкаются друг с другом обшарпанные общаги, промзоны, гнилые "икарусы", и что не человек, то курва. Однако, при всем при этом, это действительно нуар, действительно черное -- не чернушное. Ведь оно как, нуар - это не только газовый свет, фемме фаталь, голландские углы и свет, падающий на героев сквозь прорези жалюзи. Это все голливуд, кхе, совсем не главное в жанре. Главное -- безысходность, темное в человеке, и в обществе, в самом факте нашего существования. И в "1986" этого в избытке, и это не рефлексия, не китч, не чтобы то ни было еще... Козлов всё это уловил, мастерски развил, подчеркнул.
Итог: чистокровный породистый нуар (подчеркнуто черным жирным маркером). Вроде джимтомпсоновского "Убийцы внутри меня" или эллроевского "The Big Nowhere". А уж какой финал, какая непроглядная чернота, какая дихотомия...

Вот и прочитал я давно приглянувшийся мне рассказик с таким приятным и многообещающим названием. Худшие мои опасения не сбылись, это не чернуха, поливающая помоями все вокруг.
Детективная линия в книге вялая, да и играет она лишь декоративную роль. Основа рассказа кроется в авторском стиле описания окружающей действительности. Беспристрастный взгляд со стороны позволяет смотреть рассказ как интересное кино, где основная роль отведена окружающей обстановке и ракурсам. Здесь окружение взаимодействует с людьми, а не люди с окружением.
Отдельно радует выдержанный стиль. Получился именно нуар, а не чернуха, от которой одно лишь отвращение.
В общем, мне не жалко вчерашнего дня, почти полностью потраченного на чтение 1986.

Так уж получилось, что я купил сразу две книги Козлова. После прочтения первой из них – «Десятки» - стало понятно, что это было опрометчивое решение. Что здорово, «1986» оказалась заметно лучше. Настолько, что ее можно было скорее читать, чем морщиться.

Здесь хотя бы есть внятная история. Сюжетные и пейзажные зарисовки больше похожи на гротескный суперреализм, чем на грудой наваленные кадры, преобразованные довольно бедной фантазией автора по единому клише брутальной чернухи. Вообще, интересно копаться в полузнакомом недавнем советском прошлом с не очень лицеприятными субъектами. Есть в этом что-то, щекочущее нервы. Не самое благородное, с душком садизма и некрофилии, но все-таки. Все мы люди. Но, наверное, на этом и все, что было хорошего в книге.

Сама по себе детективная история и не главное, и не пытается как-то захватить сюжетом. Это просто рамка для картины города того времени и отдельных образов, неразрывно с ним связанных. Поэтому сюжет сразу оставим сбоку. А вот город получился скорее картонным, чем резким и мрачным. Люди же вообще похожи не на людей, а на роботов, у которых так и блещут над головами таблички с именем и кратким описанием в несколько слов. В которых их амплуа полностью помещается. Например: «Жлоб, тупица, сладострастник, слабак». И эти образы кажутся ничего не репрезентируют, кроме этих нескольких слов, подаренных им Козловым.

Ну и язык с композицией, конечно. Он больше поход на человеческий, чем в «Десятке». Но тоже скрипит на зубах своей нарочитостью. Пестрит то наслоением ненужных деталей, то дышит холодом полной выхолощенности. Все это для того, чтобы погрузить нас в кадр напрямую, а не описать его. Как аналогично в киножанре с эффектом любительской POV-съемки: иногда получается, и ты попадаешь в новую реальность, а иногда плюёшься от трясущейся камеры и дурацкой картинки. Здесь вариант второй. Да и переусердствовал во всем. Ведь на сказку здесь замаха нет, но есть вот такое:

«Юра выглянул из-за дерева. Прислонившись к стогу, трахались парень и девушка…Девушка, заметив Юру, показала ему язык.»

Или такое:

«Юра налил в чашку заварку, потом – кипяток из большого чайника, намазал масло на кусок батона. Он отрезал от куска ломтик сыра, положил его на батон, откусил от бутерброда.»

Или вот:

«По реке проплыла моторная лодка, в ней сидели три мужика с бутылками пива в руках, четвертый управлял рулем.»

Пожалуйста:

«Юра остановил мотоцикл у калитки крайнего дома. Он и Сергей слезли с мотоцикла, Юра приоткрыл калитку».

Господа, что это за околесица?!

Козлова я больше читать не стану.