– Не батюшка, а Отец, – поправила она меня. Гелла опять вздохнула. – Я бы очень хотела, чтобы вы меня правильно поняли. Видите ли, Олег, наша цивилизация очень сильно отличается от той, где жили вы и к чему так привыкли в своем двадцать первом веке. На данный момент мы решили очень много проблем, мы технически неплохо развиты, победили все болезни, свирепствовавшие когда-то на Земле и уносящие жизни людей. Теперь наш жизненный цикл непрерывен, то есть мы бессмертны, наши организмы не стареют и не дряхлеют, уничтожить нас можно только насильственным, физическим путем.

Мы живем друг для друга и во благо всего нашего общества в целом, жизнь каждого индивидуума бесценна так же, как и существование самого сообщества в целом, каждый имеет персональную ответственность перед обществом, а само общество, соответственно, перед индивидуумом. Это правило поставлено во главу угла. Приоритеты сообщества таковы, что наши жизни бесценны, а наш жизненный цикл никоим образом не имеет права прекращаться, поэтому гибель даже одного из нас – это трагедия вселенского масштаба, и она ничем невосполнима.

Мы просто не имеем ни морального, никакого другого права перед обществом рисковать своей жизнью, как, впрочем, не имеем права забирать чужую жизнь, чья бы она ни была. Пусть даже он кровожадный тиран или конченый подлец. Поэтому мы обращаемся за помощью к людям прошедших эпох, людям, у которых жизненный цикл уже подошел к концу и которым в общем-то терять нечего, а мы им даем еще один шанс на продление своего цикла. В данный момент просим помощи персонально у вас, Олег.

«Ясно, – подумал я, – вы, Гелла, здесь в будущем неплохо устроились, все такие чистенькие-пречистенькие, со всякими принципами. Боитесь ненароком запачкаться, и для этого вам нужны такие, как я. Это как состоятельные люди, не желая копаться в дерьме и глотать пыль, нанимают прислугу, чтобы убраться в доме. А что, очень удобно. Что касается меня, то, действительно, куда я денусь?»

– Хорошо, а если я откажусь?

Гелла тяжело посмотрела на меня.

– Тогда, Олег, к нашему глубочайшему сожалению, вас придется вернуть туда, откуда вы были изъяты.

– То есть под колеса автобуса, я правильно вас понял?

Гелла утвердительно слегка кивнула головой.

– А как же тогда ваши железобетонные принципы: ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не отнимать жизнь живого существа?

– Вы забываете, Олег, что на момент вашего изъятия из прошлого вы формально были уже мертвы. Так что фактически мы не отнимаем у вас жизнь, потому что нельзя отнять то, чего нет. Мы просто возвращаем кадр кинопленки на место, в проектор.

– Класс! То есть, я так понимаю, выбора у меня нет, или это сильно смахивает на шантаж. Вам не кажется?

Гелла пожала плечами.

– Хорошо, предположим, я согласен, а что я получу взамен?

– Разве продления жизненного цикла вам мало? Это ли не самый щедрый дар?

– Без сомнения, но я хотел бы вытащить из прошлого перед автокатастрофой своих родителей.

Гелла отрицательно покачала головой.

– Это невозможно.

– Что значит невозможно? Вы же сказали, что можно вытащить любого.

– Поймите, Олег, мы просто не можем бесконечно выдергивать из прошлого людей, потому как другие кандидаты тоже потребуют вытащить своих ближайших родственников: родителей, бабушек, дедушек, дядей, тетей и так далее. Мы не можем создавать здесь у нас анклав из давно умерших людей. Смиритесь. Жизнь – это жизнь, и ее не меняют по своему усмотрению. Всех спасти невозможно. Вы уникальны в своем роде, вам повезло, вы вытащили выигрышный лотерейный билет. Вы меня понимаете?

– Понял я. Катафалк не резиновый. Хорошо, а после выполнения этого задания вы как поступите со мной? Как с книгой, которую человек взял с полки, полистал ее, а потом, потеряв к ней интерес, поставил назад на полку, то есть, поскольку я стану уже не нужным, вы отправите меня назад в прошлое прямиком под колеса автобуса номер девять, так? – с саркастической горечью поинтересовался я.

Похоже, она не заметила сарказма в моем голосе или предпочла не замечать.

– Нет, Олег, не так, что бы вы о нас ни думали. Уверяю вас, мы не бессердечные сволочи, как вам могло показаться на первый взгляд. Мы действительно остро нуждаемся в вашей помощи. И потом, ваш отряд создается не на одну акцию. Выполните это задание, последует другое. Во Вселенной бесчисленное количество обитаемых планет, и на многих из них что-то нужно будет сделать, где-то что-то поменять, подправить, чтобы прогресс не останавливался, двигался вперед, а разумные существа, населяющие тот или иной мир, наконец действительно становились разумными, в полном понимании этого слова. Работа для вашей группы будет всегда, вы будете востребованы все время.

– Ну да, убираться в доме надо каждый день, – пробурчал я себе под нос.

– Я не расслышала. Что вы сказали?

– Да нет, это я так, информация к размышлению. Вы, Гелла, говорили о других кандидатах. Ну и где же эти счастливчики?

– Отец вместе с вами отобрал в прошлом двадцать человек, но отряд может состоять только из восьми, так что вам на свое усмотрение, прислушиваясь к внутреннему голосу и руководствуясь личными пристрастиями, придется самому выбрать еще семь кандидатур: четырех женщин и троих мужчин, вас должно быть поровну – это обязательное условие. Я понимаю, Олег, насколько это нелегко и какой груз ответственности ложится на ваши плечи – кого-то вытащить, спасти в последний момент, дать человеку еще один шанс, а одиннадцать человек отсеять, оставить в лапах смерти.

Это действительно очень трудное решение, и я отчетливо осознаю, с каким трудом оно будет даваться. Вам не позавидуешь. Но тут ничего не поделаешь, вы командир группы, вам и в будущем предстоит очень часто делать выбор и отвечать не только за себя, но и за всех членов команды. Поэтому, кроме вас, этот горький селекционный отбор никто другой не сделает. Чтобы вам было комфортнее работать и чувствовать себя, мы в соседнем помещении воссоздали точную копию вашей квартиры. Пройдемте, – она встала. Высокая, статная, прямая.

Я еще раз поразился совершенству ее фигуры.

– Перебираться из одного помещения в другое довольно просто, – начала объяснять Гелла. – Стоит только подумать, куда вы хотите попасть, прикоснуться рукой к стене – и вы там, где вам нужно, причем независимо, к какой из стен вы прикоснетесь, все равно попадете туда, куда вам нужно. Попробуйте сами.

Я подошел к стене, приложил ладонь к ней. На ощупь твердая, чуть теплая, гладкая, слегка вибрирует. Ну что, сезам, откройся. «Хочу в свою квартирку», – мысленно скороговоркой проговорил я. Стена в том месте, где коснулся ладонью, рассыпалась, как будто сделана была из песка, и разошлась, образовав неширокий проход. Сделав шаг вперед, не поверил своим глазам. Я очутился в своей уютной квартире. Любимый диванчик, телек, кухня. Все на месте. Даже моя любимая большущая кружка со смешным мультяшным слоненком, застенчиво поедающим пирожное, давным-давно подаренная родителями, из которой я каждый вечер, обжигаясь, хлебаю чай, и та на своем законном месте – на столике между компьютером и настольной лампой. Только вот шторы задернуты, ну не беда, это мы сейчас, это мы мигом. Я подбежал к окну, дернул занавеску, а там… глухая стена. Черт, что это? Я повернулся и вопросительно посмотрел на Геллу.

– Мы не хотели, чтобы вас хоть что-то отвлекало от работы.

– Хорошо, а как мне выйти наружу? Точно также, прикоснувшись к стене? – поинтересовался я.

– Вы не можете выйти наружу. Вам туда пока нельзя.

– Супер, просто супер. Столько лет прошло, а ничего не изменилось, даже в будущем.

– О чем это вы, Олег?

– О том, что подопытных крыс всегда держали в клетках.

– Вы все не так понимаете, – вздохнула Гелла, покачивая головой. – Во-первых, у вас карантин, а во-вторых, ваш мозг еще не готов увидеть то, что снаружи.

– Значит, – взорвался я, – для того чтобы лететь хрен знает куда, на кудыкину гору, к чертовой бабушке в гости, рисковать своей и чужими жизнями, мой мозг подготовлен основательно, а выйти подышать свежим воздухом мой плебейский мозг еще не готов?

– Вы зря кипятитесь, – перебила она меня. – Вы и лететь-то еще не готовы, у вас пока нет нужных знаний, вы их еще не получили, и экипаж, с которым вы должны лететь, тоже пока отсутствует. Поправьте меня, если я не права.

Ее спокойный, вразумительный голос и абсолютно холодная невозмутимость меня слегка отрезвили и сбили пену, понизив градус моего кипения. Казалось, Геллу ничем не пронять и невозможно вывести из равновесия. «Мне бы так», – завистливо подумал я. Почему-то захотелось соответствовать. Шумно выдохнул воздух из грудной клетки, после чего собрался и как можно спокойней, показав, что тоже умею быть хладнокровным, как английский лорд или как питон, что в общем-то без разницы, спросил:

– Ладно, расскажите мне, пожалуйста, как выбирать кандидатов и вытаскивать их из прошлого?

– Здесь ничего сложного. Мы упростили выполнение этой задачи до минимума, чтобы вам было просто, понятно и удобно. Ваш персональный компьютер адаптирован под выполнение этой работы, – стала объяснять Гелла, включив комп. Экран загорелся необычно ярко и ударил по глазам. – Вот взгляните на монитор, здесь у вас девятнадцать иконок, за каждой иконкой находится кандидат, он снят в свои последние минуты жизни. Выбирая иконку, вы можете просматривать каждую кандидатуру в отдельности, при помощи обычной «мышки» вы имеете возможность прокручивать изображения вперед-назад. Дальше вы нажимаете вот сюда, и изображение идет покадрово, последний кадр перед смертью человека выделен и находится в красной рамке, он означает тот крайний момент, когда человека можно вытащить из прошлого.

Если вы наконец сделали окончательный выбор и вас всецело устраивает кандидат, вы нажимаете на этот последний красный кадр. Все, дело сделано. Дальше вы его встречаете в комнате, из которой мы только что вышли. Внятно, толково и насколько можно в доступной форме объясняете ему, как он сюда попал и для чего он находится здесь. Короче, делаете все то, что только что мы сделали с вами. Я разъяснила достаточно удобопонятно для вас? Вы все поняли, Олег? Второй раз объяснять не надо?

– Нет, не нужно вроде. Все понятно.

– Тогда откуда такая неуверенность в голосе? Что вас гложет?

Я в задумчивости пожевал губами.

– Скажите, Гелла, а если человек, выбранный мною, по каким-то мне неизвестным причинам откажется, мне что, его отправлять обратно?

Гелла, как ледяным дождем, окатила меня взглядом своих холодных серых глаз, потом долго и очень въедливо смотрела на меня.

– Вы, Олег, должны наконец уяснить, что с этого момента вы – командир группы, выполняющей особую, суперважную миссию. На вас ложится гигантская ответственность, от ваших личных действий и решений будет слишком многое зависеть в будущем. Поэтому вы обязаны сделать так, чтобы команда, которой вы руководите, стала единым организмом, а вашей воле беспрекословно подчинялся каждый член группы, иначе будет поставлено под удар выполнение всей миссии, а это неприемлемо. Поэтому уж будьте так добры, объяснить выбранному вами человеку, насколько он важен и нужен, и найти такие слова, чтобы он обязательно согласился, – жестко закончила она.

– Я, кажется, понял, Гелла, вы и не собирались отправлять меня обратно под колеса автобуса, а просто взяли, так сказать, на понт. Правильно?

Каменная дева ничего не ответила, но в первый раз за все наше общение широко, открыто, белозубо, чисто по-человечески улыбнулась.

– Сколько мне дается времени на подбор кандидатов?

– Максимум пять дней, Олег, включая и сегодняшний.

– Где они будут жить перед отправкой?

– Так же как у вас, у каждого из них будет свое отдельное помещение, в точности, до мельчайших подробностей воссозданное из их памяти, где им будет удобно и комфортно находиться. Я понимаю, Олег, что сейчас вам надо собраться с мыслями, прийти в себя. Поэтому оставляю вас наедине с самим собой.

– Подождите, Гелла. Когда вы мне понадобитесь, вдруг будет необходима ваша помощь или совет, как мне вас позвать?

– Очень просто: подумайте обо мне.

В голове стадом диких антилоп проскакали противные мыслишки, от которых стало нехорошо. Спрятаться негде, даже то, о чем мельком подумаю, сканируют и тут же прочтут. Я, как подопытная крыса, под неусыпным наблюдением.

– Нет. Нет, Олег, не пугайтесь, я не собираюсь контролировать вас, постоянно читая ваши мысли. Мне, да никому другому это не надо. Ваша голова с вашими мыслями – это ваше личное пространство, ваша приватная территория. Никто в нее вторгаться не будет – это я вам твердо обещаю, но, когда понадобится, я ваш призыв почувствую, услышу и приду.

– Понятно, – успокоился я. – А то знаете, как-то неприятно осознавать, что тебя кто-то подслушивает. От этого становится не по себе. Ощущения как у голого на людной улице.

– Я все понимаю.

Она опять улыбнулась. Какая у нее приятная улыбка. Почему она так редко улыбается? Ей так подходит.

– Отдыхайте, но, пожалуйста, не забывайте о сроках. Все. До свидания.

Стена распахнулась, и Гелла исчезла в проходе, оставив меня одного. Я окинул взором свою и не свою квартиру, из которой вышел сегодня, а может, вчера или, если быть уж совсем точным и сказать правильно, то вообще Бог знает сколько столетий тому назад. Столько всего навалилось на мою бедную голову, вначале собственная смерть под долбанным автобусом. Откуда он вообще, сволочь этакая, взялся? Дальше я, неожиданно для себя, стал командиром какого-то спецназа, странником во времени, а в скором времени и путешественником в космосе. Хрень какая-то, а может, все-таки мне это снится? Еще раз внимательно оглядел квартиру. Кроме окон, все на месте. Почему-то в голову пришла цитата из известного фильма, которую тут же перефразировал: «Сегодня утром я вышел из точно такой же, но другой…»

Голова распухла и гудела от мыслей, которые рассерженным пчелиным ульем, не затихая ни на секунду, роились в ней. Гелла права, надо собраться с мыслями и привести их в порядок, аккуратненько разложив все по полочкам.

Так, сейчас мне срочно надо выпить и лучше чего-нибудь покрепче, поэтому для просветления в мозгу нужна жидкость, имеющая не менее сорока оборотов и неплохо горящая, это должно помочь, во всяком случае так говорят знающие люди – Генка с Маринкой, мои соседи по лестничной клетке, матерые алконавты со стажем, и у меня нет причины не доверять их многолетнему опыту. Я ринулся к холодильнику, в котором, как я очень хорошо помнил, отстаивалась, дожидаясь своего срока, я бы даже сказал, часа икс, початая бутылочка «Столичной», встреча и близкое общение с которой мне в данный момент явно не помешают. Срок настал, час икс пробил.

Рывком открыл дверцу холодильника, который по праву считается одним из самых полезнейших изобретений человечества. На меня пахнуло холодом и, уверен, знакомым многим не понаслышке слегка специфическим запашком, его источали немного залежалые продукты, которые не только по своему внешнему виду, но также и по содержанию уже подошли к той критической отметке, которая считается для них точкой невозврата и называется сроком хранения, по окончании которого они могут с легким сердцем и твердой рукой быть отправлены в мусорное ведро. Глаза быстренько пробежались по ярко подсвеченным полупустым белоснежным полкам.

Когда-то нежная слабокопченая ветчина, потеряв свою урожденную привлекательность, стремилась стыдливо спрятаться от глаз подальше, кутаясь в пищевой пленке, высохший, скрюченный и покрытый легоньким, едва заметным слоем плесени светло-желтый кусочек сыра, пытающийся, видимо, косить под дорогущий королевско-буржуйский «Рокфор», одиноко стоящий, измученный помидор, рядок яиц, предназначенных для ежедневного холостяцкого завтрака. Нет, это все не то. Вот здесь, между бутылочкой кефира и полупустой пластиковой баночкой моего любимого кетчупа «Сацебели». Обь твою муть!!! Не понял. Это что за хрень, я точно помню, «Столичная» была тут. Сейчас здесь пусто. Я в надежде еще раз пробежал глазами по холодильнику, а вдруг горькая случайно переместилась на какую-то другую полку. Бывает же такое. Но нет, огненная вода отсутствовала напрочь. Как будто ее никогда там и не было.

– Скоммуниздили, – устало констатировал я сей отвратительный факт. Тоже мне светлое будущее, как не совестно, ничего святого. Скорей всего, в этой неприглядной истории виноваты сексуальные меньшинства, во всяком случае мой друг Сашка всегда во всех невзгодах и бедах винил их. Если что где случится, он дергал меня за рукав, закатывая глаза к небу, видимо, призывая в свидетели высшие силы, и орал дурным голосом:

– Ты смотри, Олежек, чего наделали! Вот же пидоры!!!

Конечно, вполне возможно, пришло мне в голову более разумное объяснение, что в далеком будущем не приветствуется прием вовнутрь сильно, а возможно, даже и слабоалкогольных напитков с целью, так сказать, дальнейшего помутнения разума. Но я так подразумеваю, скорей всего, производная алкоголя, его формула, настолько сложна для воспроизводства в будущем, что местным умельцам просто не удалось его воссоздать. Из прошлого человека выдернуть, слепить по памяти его жилище или там в космос слетать туда-сюда – это пожалуйста, а вот старый добрый крепкий напиток, греющей не только тело, но и душу, «водовку» – это никак, очень тяжело, задача не только нелегкая, а просто неподъемная получается, не каждой машине в будущем, даже такой мощной, как прототип усовершенствованного адронного коллайдера, это под силу. Миссия невыполнима. Ну во всяком случае хотелось бы думать именно так, а не то, что это была банальная кража со взломом из моего холодильника, устроенная неизвестно как просочившимися ко мне в квартиру лицами с нетрадиционной сексуальной ориентацией, – рассудил я.

Делать нечего. Пришлось довольствоваться стаканом кефира, говорят, в нем тоже присутствуют какие-то градусы – подло врут, нету там ни хрена. Ожидаемого пьяного отупения и эффекта забывчивости, отторжения, ухода от состояния обыденного, бренного в прекрасное, красочное «никуда», когда самые сложные вопросы и задачи решаются под рюмочку, в пьяном угаре легко, на раз-два, как орешки щелкаются, так и не получилось. Пуститься в пляс от опрокинутого в желудок обезжиренного стакана кефира или хотя бы спеть уже ставшую народной песенку про самолет, под крыльями которого раскинулась бескрайним морем тайга, как-то тоже не захотелось. Крайне прискорбно. Придется все решать на трезвую голову. Как бы там ни было, после выпитого жиденького кефира почему-то жутко захотелось есть, это наверняка на нервной почве, от стресса. Я, мысленно напрягаясь, начал фантазировать на тему, какие шедевры кулинарного искусства можно приготовить из тех ингредиентов, что у меня имеются, и, понимая, что даже шеф-повар, имеющий в своем активе несколько мишленовских звезд, вряд ли бы тут справился, со вздохом вновь открыл дверцу холодильника и остолбенел.

Шок был настолько силен, что я некоторое время просто хлопал широко открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег, не в состоянии вымолвить хоть что-то членораздельное. Как правило, когда люди сильно удивлены и не способны контролировать эмоции, они что-нибудь, помимо своей воли, изрекают типа: «Ешь твою медь», или там еще что покрепче в этом же духе. Например, поминают чью-то матушку всуе. Дело в том, что обычно мой холодильник, родненький, являл собой образец спартанского образа жизни, во всяком случае, я его так позиционировал, хотя у моего закадычного друга Сашки существовало совершенно другое мнение. Когда он иногда, между партиями в шахматы, пытаясь заглушить голод своего молодого организма и в поисках перекусить чего-то съестного открывал мой холодильник, то очень долго и с неподдельной тоской всматривался в его глубины, силясь там хоть что-то разглядеть, кроме потерявшего былую свежесть сыра и ветчины. После продолжительных поисков, не найдя никаких иных разносолов, он задумчиво чесал пятерней затылок и печально протяжно резюмировал: «Да-а-а… вот он, поистине образец нищеты. Писи в сиротской хате и то более аппетитно выглядят». На что я неизменно, с чувством собственного достоинства отвечал, что это дело вкуса. Но сейчас воистину случилось настоящее чудо.