– Когда он шел, ты бы не смогла. А если бы на коленях у него сидела. Но на коленях сидела твоя сестра… Знаешь, что самка богомола во время секса откусывает голову своему самцу?

– Тебе смешно?! – Женя вдруг сама стала похожа на самку, которая могла откусить ему голову. Причем без всякого секса.

– Нет, просто в жизни всякое бывает…

– Да пошел ты!

Она не стала откусывать ему голову, но так резко повела рукой, что столкнула кружку с чаем со стола. Юра успел вскочить на ноги, и кипяток пролился на сиденье стула.

Женя поднялась и, разочарованно взглянув на Юру, направилась к выходу.

Остановить ее он не пытался. Может, оно и к лучшему, что у них не сложилось. Не в том они положении, чтобы быть вместе.

Сергей Степанович Пухлов производил впечатление человека чахлого, слабосильного. Сам тощий, грудь впалая, руки тонкие. И лицо – как будто его из Бухенвальда на откорм недавно выпустили. Но взгляд непоколебимо уверенного в себе человека убеждал в обратном. В нем чувствовалась сильная личность. И руки у него были вовсе не слабые. Крепкие, уверенные руки хирурга.

– Да, две раны были, – сказал Пухлов. – Одна неопасная, а другая смертельная… Во всяком случае, может стать смертельной. Задет нервный узел, повреждена трахея…

– Значит, Кривичева ударили дважды, – в раздумье сказал Плошников.

– Выходит, что так.

– Одним и тем же ножом…

– Вот этого я вам сказать не могу.

– Но можно же осмотреть раны, сравнить…

– Сравнить раны можно на трупе, – усмехнулся Пухлов. – А Кривичев пока еще жив. И рана после операции утратила первоначальный вид… Так что извините, ответить вам на этот вопрос я не могу.

– Первый удар был нанесен предположительно в районе девятнадцати часов. Значит, и вторую рану нанесли в то же время. А в больницу потерпевший попал в районе десяти часов. С момента удара прошло три часа…

– Нет, так не могло быть, – качнул головой хирург. – За три часа Кривичев бы истек кровью…

– Гражданка Гаева утверждает, что оказала ему первую медицинскую помощь. Наложила повязку, закрепила ее пластырем. Скажите, Сергей Степанович…

– Не было никакой повязки, – отрезал Пухлов.

– А следы ее присутствия? Пластырь, знаете ли, оставляет след.

– Какой след? Там все было в крови. И я не сыщик, чтобы искать следы. Мое дело спасти человека… Что еще?

– Три часа без медицинской помощи Кривичев прожить не мог. А сколько мог?

– Полчаса максимум. Примерно столько времени он и прожил.

– Включая поездку на своей машине… Потом была «Скорая помощь»… – вслух рассуждал Плошников.

– Если у вас будут вопросы, обращайтесь. – Пухлов легонько коснулся его плеча, как будто просил посторониться.

Но дожидаться, пока Юра сдвинется с места, хирург не стал. Обошел его и направился в ординаторскую.

Зима, снег, на дорогах реагенты, растапливающие наледь. Грязно на дорогах, но машина у Кривичева чистая. Видно, что вымыли ее перед выездом. Возможно, это сделали на заводской мойке. А от Крюковского в город вела параллельная с шоссе дорога, которую реагентами не посыпали. И грязь из-под колес на этой дороге не летела. В городе, правда, машина попадала под грязевые брызги, но испачкалась совсем чуть-чуть. Потом она въехала в столб, но грязней от этого не стала.

«Мерседес» GL-класса. Жаль, что такой красавец стоит с разбитым капотом. Его бы в ремонт, но пока нельзя. Идет следствие, а в машине кровь потерпевшего – это само по себе улика.

Ключи от машины у следователя, а Плошников к важному разговору пока не готов. Поэтому он подошел к машине только для того, чтобы заглянуть внутрь через стекло. Он обошел «мерс» по кругу, на крышке багажника заметил пятно. Кто-то прикладывал окровавленную ладонь к машине, возможно, опирался на руку. Машина черная, поэтому пятно едва заметно. А подробного обследования, видимо, еще не было. Или следователь просто не придал значения этому факту. Но Плошников игнорировать эту деталь не собирался. Надо будет заглянуть в материалы следствия или просто поговорить с экспертом. Если тот не заметил это пятно, Юра ему подскажет, пусть поработает.

Плошников уже успел побывать в доме, где жила Гаева. Чисто в подъезде. С четвертого по первый этаж чисто. Ничего похожего на кровь. Только на ступеньках между вторым и третьим этажами – коричневые пятна. Но это краска…

Если Кривичев был в тяжелом состоянии, он должен был опираться на перила. С них кровь стереть несложно, это могла сделать и уборщица. Но тогда и на ступеньках должно было что-то остаться, и на металлических прутьях перил. И о стену Кривичев мог опереться, как он это сделал, когда подошел к своей машине. И дверь из подъезда он бы облапал, когда выходил… Да и не могла уборщица стереть с перил всю кровь, что-нибудь, да осталось бы… Но в подъезде чисто, а на машине след крови…

Юра снова отправился в дом на улице Кутузова. Там он позвонил в дверь квартиры, из которой просматривался двор со стороны подъезда. Ему открыл сухопарый мужчина с лысиной в обрамлении седых волос. Он настороженно смотрел на гостя поверх роговых очков. Видно, очки для чтения – не для дали.

– Старший лейтенант Плошников. Оперуполномоченный уголовного розыска.

Мужчина испуганно приложил руку к груди:

– С Ромкой? – Он осекся, опасаясь сболтнуть лишнее.

– Ромка – ваш сын?

– С ним что-то? – выдавил мужчина.

– Да нет… Я так понимаю, он у вас не совсем благополучный, – проницательно глядя на мужчину, предположил Юра.

– Так, что вы хотели? – успокаиваясь, произнес хозяин квартиры.

– Хочу, чтобы вы поделились со мной наблюдениями. Двадцать первого февраля примерно в это время… – Плошников посмотрел на часы. Действительно, восемнадцать часов сорок шесть минут. Если, конечно, основной удар был нанесен в это время… – Примерно в девятнадцать часов было совершено преступление. В сорок второй квартире…

– Да, я слышал.

– Слышали, как происходило преступление?

– Да нет, говорили, что Риту арестовали.

– Вы ее знали?

– Конечно. – Мужчина опустил ладонь на уровень колен, показывая, с какого возраста он знал Гаеву.

– Может, вы видели машину, которая стояла во дворе – двадцать первого февраля, в районе девятнадцати часов. Черный «Мерседес», внедорожник.

– «Мерседес»?.. Двадцать первого февраля?.. Да, видел. Я с работы возвращался, смотрю, стоит… Я еще подумал, как такую дорогую машину можно на ночь оставлять. Деньги на машину есть, а на гараж – нет. Лучше уж подешевле машину купить, чтобы на гараж осталось… Правда, потом машина уехала, я еще подумал, что все-таки гараж есть…

– Вы видели, как она уехала?

– Нет, выглянул в окно, а она уже уехала.

– Часто в окно выглядываете? – Именно об этом и думал Плошников, когда говорил о неблагополучном Ромке. Если отец так переживал за непутевого сына, то должен был постоянно высматривать его в окно. Во всяком случае, именно такая мысль мелькнула в голове оперативника.

– Ну, выглядываю…

– И когда машина уехала?

– Ну, если я часто выглядываю, как уж тут упомнить… – мужчина задумался. – Двадцать первого… Это вторник был?.. Да, вторник… Во вторник мы поздно ужинать сели… Хлеба не было… Ну да, я за хлебом ходил. Когда вышел, машины уже не было.

– А вышли когда?

– Ну в начале девятого вышел… В пять минут… Есть хотел, помню…

– То есть в восемь вечера машины уже не было?

– Да вы у Паши спросите. У Павла Васильевича из тридцать седьмой квартиры. Он свой «Ниссан» на это место парковал… Да, двадцать первого февраля. Во вторник. Мы с ним еще поздоровались… Или в понедельник? – Мужчина замер в раздумье.

Павел Васильевич Горобов парковал свою машину двадцать первого февраля в начале девятого вечера. Плошников сам сходил в тридцать седьмую квартиру и лично поговорил с Горобовым. И машину Павел Васильевич парковал, и со своим соседом Бариковым, который за хлебом шел, здоровался.

Значит, уехал Кривичев от Гаевой еще до того, как получил второй, близкий к смертельному, удар. Но саму Гаеву ни Горобов, ни Бариков не видели. И Кривичева не видели. Их жены тоже ничего конкретного сказать не могли.

Обход Плошников продолжать не стал. Когда он закончил говорить с Горобовым, было уже поздно. Тем более полномочий как таковых у него не было. Никто не привлекал его по делу Гаевой, и в пятьдесят третьей квартире он находился по собственной инициативе. В ущерб делам, которыми занимался. Завтра ему об этом напомнят…

Он уже садился в машину, когда увидел Женю. Она шла со стороны остановки, невеселая и задумчивая. В глазах грусть и печаль. А задумалась она так, что прошла мимо него, даже не заметив.

– Не проходите мимо, – сказал опер.

Женя вздрогнула, посмотрела на Юру.

– А-а, это ты! – опомнилась она.

– Я.

– А подкрадываешься чего?

– Я подкрадываюсь?! Я просто стою, как видишь.

– Да? Ну, может быть… А делал здесь что?

– Да вот, жду, на кого напасть… Ты так подумала?

– А если подумала?

– На Кривичева здесь могли напасть, во дворе. Когда он в машину садился. – Юра очертил ногой дугу по земле. – Если кровь здесь была, уже засыпало… А напасть могли…

– Кто?

– Не знаю. Но, может, кто-то видел. Я пока свидетелей не нашел.

– А ты спрашивал?

– А что я здесь, по-твоему, делал?

– Ну, хоть какая-то работа… А куда собрался?

– Домой… Ты тоже домой?

– Домой.

– Вот и мне пора…

– Может, мне самой?.. – задумалась Женя. – Может, мне самой поспрашивать. Вдруг кто видел?.. Это ты правильно придумал. Надо спрашивать…

– Это не я придумал, это метод работы такой.

– Ты бы мог мне помочь, – Женя посмотрела на него ясными глазами.

– Я? Тебе?

– Ну, можно и наоборот…

Женя подошла к Юре, взяла его под руку и увлекла к подъезду. Сопротивляться он не стал.