Глава 5

Хвойный лес спускался с пригорка к реке, смешиваясь с камышовыми зарослями. Церковные купола отливали золотом, от бревенчатых домов растянутого вдоль берега села, казалось, тянуло свежеиспеченным хлебом. Демьяну вдруг до нервной чесотки захотелось разломить горячий каравай, сунуть нос в ароматную мякоть и, затаив дыхание, наслаждаться запахом родного дома.

Только вот есть ли дома хлеб? Логика подсказывала, что есть. Но его терзало ощущение непоправимой беды. От самого райцентра к родному селу вдоль дороги тянулись поросшие дикой травой поля. Когда-то здесь колосилась пшеница, а сейчас запустение. Даже трава на сено не скашивалась, а уже пора. Попадались островки благополучия – картофельные и пшеничные поля, но это, увы, исключение из правил.

Асфальтовая дорога уже закончилась, автобус трясется, в салоне пыльно, но никого это не смущает. Людям гораздо интересней знать, кого это Демьян везет с собой. Лора осталась в Москве, а к нему домой ехала Лариса. Устала она с дороги, волосы несвежие, косметика с лица смылась еще в сауне; спортивный костюм не самая лучшая одежда для женщины, но все равно Лариса выглядела очень привлекательно. Таких красавиц в родном Приволье нет. Во всяком случае, Демьян был в том уверен.

Да и дядя Костя ухарски подкручивает некогда черные усы, посматривая на Ларису. В общем-то, он уже не дядя, а дед. Постарел за десять лет, осунулся, раньше в дефицитных джинсах по деревне щеголял, а сейчас, когда этого добра хватает, на нем брюки старые с латками на коленях, кирзовые сапоги. Сдал он очень сильно за прошедшие годы, но все равно хорохорится. Но удальство это беспомощное и потому не раздражает, а скорее вызывает сожаление.

И Лидия Степановна очень изменилась, и Ольга Васильевна. Располнели, постарели, обабились. И на Ларису смотрят с загадочными улыбками. Эх, скорей бы домой добраться, по соседским ушам проехаться «А Дёмка Уваров с девкой какой-то домой вернулся, а ведь его Катька Иванова из армии ждала…» И все равно им, что Катька вышла замуж еще до того, как он отслужил свои солдатские два года. Он потому на сверхсрочную и остался, что Катька его предала. Двое детей у нее. А может, уже и трое…

Демьян и сам изменился. Тот же дядя Костя не сразу его узнал. Верней, ему самому пришлось подсказать, что Демьян он, Савелия Уварова сын. «Как же ты вырос, Дёма! Повзрослел. Возмужал…» Метр семьдесят шесть было в нем росту, когда он в армию уходил, за два года десять сантиметров прибавил, ну, и в плечах еще больше раздался, хотя и без того был крепким, плотно сбитым. А в тюрьме он еще и заматерел.

Тюрьмой его никто не попрекал. Не видел он осуждения в глазах односельчан. Если бы он людей обворовывал, а так человека сгоряча ударил, ну, не рассчитал чуток, с кем не бывает. В деревне все обо всем знают, потому Демьяну оправдываться не пришлось. Да он, в общем-то, и не собирался этого делать…

Это в городе попробуй устроиться на нормальную работу с отметкой о судимости, а в деревне гораздо проще. Здесь всегда требуются рабочие руки, да и к бывшим зэкам отношение философское. А кто не сидел?

Но есть ли вообще работа в деревне? Если поля заброшены, то чем здесь тогда люди занимаются? У дяди Кости Демьян ничего не спрашивал: не хотел заранее расстраиваться. У отца спросит. Если тот не сильно пьян…

Раньше отец бригадиром трактористов работал, а когда колхоз развалился, спиваться стал. Мать писала, жаловалась, хотя и понимала, что Демьян ничем помочь не мог.

Пронеслись над деревней лихие демократические времена, капитализм за собой притащили, и от колхоза осталось одно только название. Землю поделили между сельчанами, технику растащили по дворам новоявленные фермеры, появились частные хозяйства. Демьян знал об этом по письмам с родины. Но ведь он думал, что жизнь на полях теплится, а оказывается, запустение там, может, и не сплошное, но хорошего мало.

И работы на полях почти нет, и людей в автобусе мало, а ведь он всего два раза в день ездит. Раньше салон «пазика» битком набивался, а сейчас только пять пассажиров. Мама писала, что молодежь на заработки в города уезжает. Может, никого уже, кроме стариков, здесь и не осталось. Скорее всего, так и есть. Старший брат в Рязани вместе с семьей, да и младшая сестра замуж за городского вышла, в Туле живет. И так почти в каждой семье.

Не надо ничего спрашивать у дяди Кости. И у отца можно не узнавать. И так все понятно… Хотя было б лучше, если бы Демьян ошибался.

Автобус остановился у самой околицы. Это первая остановка, и Демьяну здесь выходить. Сейчас они с Ларисой сойдут с дороги на широкую торную тропку и двинутся вдоль владений деда Силантия – это самый короткий путь к отчему дому.

Демьян не торопился, вышел из автобуса, помог сойти Ларисе, поставил чемодан на землю, осмотрелся. Изба деда Силантия заброшена – окна заколочены, двор и огород поросли бурьяном. И свой дом он увидел. Забор высокий, но и фундамент не низкий, потому и видно, как стекла в окнах на солнце блестят.

Автобус уже вдалеке, поднятая им пыль оседает. Надо идти, но Лариса держит Демьяна за руку так, как будто пытается удержать. Боится она идти к его родителям, да и он, честно говоря, переживает за нее. Мать и отец у него плоть от плоти деревенские жители, и к невесткам у них отношение особое. Демьян помнил, как приняли они в дом жену старшего брата – армейская дедовщина отдыхает. Батогами Лену, конечно, не охаживали, но работала она в доме за троих. И то не так, и это не эдак. Неудивительно, что брат ушел жить вместе с женой к своей теще, а потом и вовсе уехал в город. Сейчас родительский дом Лены пустует, и если вдруг что, Демьян может перебраться туда. Брат с женой только рады будут, если он там обоснуется. В общем, есть куда отступать, если родители вдруг дедовщину разведут. Хотя и не должно этого быть. Отец уже не тот, что прежде, да и мать плоха, за ней самой присмотр нужен.

– Пошли, нормально все будет, – сказал Демьян.

Но только он поднял с земли чемодан, как из села выехала белая «Нива». Они собирались сойти с дороги на тропинку, когда машина поравнялась с ними и остановилась.

Из машины вышел грузный мужик с почерневшим на солнце лицом. Ковбойская шляпа, армейский камуфляж, берцы… А машина у него новая.

– Дёма?!

Демьян тоже узнал его. Это же Юра Комаров, одноклассник его. Раньше он был просто крупным, а сейчас еще и растолстел. Пузо из штанов вываливается, второй подбородок трясется на ходу.

Юра шел к Демьяну, а смотрел на Ларису. Завороженно смотрел.

В школе они не то чтобы враждовали, но и дружбы между ними не было. А с тех пор, как Демьян сошелся с Катей, так Юра и вовсе его возненавидел. Потому что сам был влюблен в нее.

Но ничего, справедливость для него восторжествовала. Уломал он Катю, затащил ее под венец. Демьян хорошо помнит тот день, когда из дома пришло письмо с печальным известием. Он тогда всерьез думал сбежать из части, вернуться домой и набить Юрке морду. Остановило его то, что сбежать из расположения полка можно было только к духам в плен.

Прошли годы, боль улеглась, остались только отголоски обиды. Плевать ему на Катю, и с Юркой выяснять отношения он не собирался. А сейчас у него есть Лариса, и Катя на ее фоне выглядит бледно. Только вот уже хочется врезать Юрке справа, да так, чтобы челюсть свернуть. Не нравилось ему, как этот жук смотрит на Ларису. Неужто уже забыл про свою Катьку?

Комаров пялился на Ларису, но подошел к Демьяну, вымученно улыбнулся, подал руку. Вялое вышло рукопожатие, но лучше так, чем в морду. Не хотелось Демьяну мотать второй срок из-за этого проходимца.

– Давно не виделись, Дёма!

– Да вот, в командировке был, Юра.

– Знаю, знаю, что за командировка у тебя была, – не без ехидства сказал Комаров.

И снова чересчур уж заинтересованно глянул на Ларису.

– Да вот командира своего пристукнул. Было за что… Как там Катя поживает?

Демьян явно намекнул, что может пристукнуть и самого Юрку, если тот не одумается. И тот все понял, отвел от Ларисы глаза так, как будто его током ударило.

– Катя? Хорошо Катя поживает… Ты, конечно, извини, что так вышло…

– Да я уже забыл.

– Я так и понял.

Комаров быстро глянул на Ларису, и только для того, чтобы пояснить свои слова. Дескать, с такой красавицей нетрудно забыть Катю.

– Жена?

– Жена.

Не могла Лариса стать его супругой за столь короткий срок. Ни времени у них не было, чтобы брак зарегистрировать, ни паспортов. Но в словах Демьяна не было ни капли сомнения – да, она его жена, и точка.

– Из командировки привез?

– Не твое дело, – отрезал Демьян.

– Ну да, не мое, – неохотно согласился Комаров. – У меня и без этого дел хватает. Дом вот второй ставлю…

– Да? Тогда не будем тебе мешать.

Демьян очень хотел оставить Юрку далеко у себя за спиной, но тот прилип как банный лист.

– Да нет, я успеваю. У меня же машина, – с гордостью показал он на свою «Ниву». – Новенькая, только что с конвейера.

– Мои поздравления, – сухо сказал Демьян. – Пойдем мы.

– Завидуешь? – попытался уколоть бывшего одноклассника Комаров.

Демьян глянул на него, как в зоне смотрят на последнего чушка, и, взяв Ларису под руку, пошел своей дорогой.

– Нехорошо завидовать! – услышал он вслед.

Но в словах Комарова было больше досады, чем превосходства. Не смог он ущемить Демьяна, хотя и старался.

– Других учит, а сам завидует, – сказал Уваров, когда Комаров сел в машину и захлопнул за собой дверцу.

– Кому? – спросила Лариса.

– Мне. Потому что я самый богатый на деревне человек.

– Это правда? – удивилась девушка.

– Конечно. У меня есть ты, поэтому Юрка мне завидует. Ты самое главное мое сокровище. А дом мы построим. И машину купим. Руки у меня есть, земля гуляет, а работать я умею… Нормально все будет, вот увидишь.

– Хотелось бы поскорей это увидеть, – невесело улыбнулась Лариса.

Отца Демьян увидел на завалинке. Бревен большая куча, их на дрова пилить надо, а он с мужиками квасит. Ящик у них газеткой накрыт, бутылка с мутным самогоном, огурец, луковица, сала немного. Им бы землю пахать, а они бухают.

Отец был уже в таком состоянии, что не узнал Демьяна. Смотрит на него мутным взглядом, ничего не соображает. Если бы Кузьмич не подсказал, так бы ничего и не понял.

– Дёма?! Ты откуда? – с трудом поднимаясь, заплетающимся языком спросил батяня.

Отвечать Демьян не стал: отец и так должен знать, откуда он вернулся. Если спрашивает об этом, значит, в дрезину пьян. А если он такой датый, то и говорить с ним не о чем. Но обнял он отца крепко, от всей души. Хоть и пьяница он горький, но ведь родная душа, и Демьян страшно по нему соскучился.

– Выпьешь с дороги? – спросил Кузьмич.

Отец постарел, да и пристрастие к спиртному давало о себе знать. Волосы совсем уже седые, морщины на лице глубокие, высох он, сгорбился, да и ростом стал меньше. Зато Кузьмич как был десять лет назад сморчком, там им и остался. Отец передовиком производства был, когда Демьяна в армию забирали, а этот уже тогда во всю алканил. И не затоптала его белая горячка.

Но с Кузьмичом понятно, а как объяснить, что третьим в этой «сообразительной» компании был Васька Ломов. Он же всего на три года старше Демьяна, а выглядит уже как сорокалетний мужик, если не старше. Морда красная, глаза залитые, одет как последний бомж. А ведь раньше баранку крутил, пил только по праздникам. Что же с деревней случилось?

– Сейчас нет, – качнул головой Демьян. – А там видно будет… Мать где? – спросил он у отца.

– Пошли, проведу.

Но в дом пришлось вести его самого. Вернее, тащить на себе. Демьян усадил его на скамейку перед дверью, и он тут же завалился на бок. Еще ладони под ухом сложить успел, прежде чем заснуть.

Демьян виновато посмотрел на Ларису. Дескать, такой вот у него батя, и ничего с ним не поделаешь.

Дом у них неспроста стоял на окраине деревни. Отец поставил его сравнительно недавно, пятнадцать лет назад. Демьян с братом помогали ему заливать фундамент, тесать бревна, ставить сруб. И соседи помогали. Грандиозное было строительство, а новоселье обмывали шумно – две свиньи зарезали, три ящика водки высушили, и это не считая самогона.

Образцовое хозяйство было у родителей – дом на три теплые и две «холодные» комнаты, две печи в нем, коровник во дворе, свинарник в огороде, куры, утки. Да и сам огород метров пятьдесят до реки, и еще столько же вширь. Двор перед домом асфальтом был залит, в палисаднике под окном цвели розы.

Асфальт никуда не делся, но сквозь него трава пробилась, палисадник зарос. Запущен двор, хотя до разрухи все-таки еще далеко. Железо на крыше ржавое, но прочное, стропила ничуть не просели, дом стоит крепко, и фундамент не растрескался. От коровника навозом несет, значит, есть животина в стойле. Хотя бы одна корова, и то хорошо.

В сенях пахло молоком, и это еще больше обнадежило Демьяна. Но в горнице он учуял запах корвалола, это насторожило. Мать писала, что со здоровьем у нее неважно, но по дому работает, с хозяйством управляется. Что, если слегла?

Маму он нашел в «холодной» комнате. Там сейчас тепло, но не жарко, как в горнице. Она лежала на кровати поверх покрывала, подушка под головой, глаза закрыты, грудь высоко вздымается.

Раздобрела она за десять лет, но полнота эта нездоровая. Ноги не просто растолстели, а еще и отекли, вены распухли в безобразном узоре. И постарела она сильно, лицо в паутине морщин, желтоватая седина в волосах. Да, старость не радость.

Мама почувствовала взгляд, сначала дрогнули ресницы, потом открылись глаза. На Демьяна она посмотрела как на сновидение, спокойно улыбнулась ему. Но вот до нее дошло, что сын стоит перед ней наяву, стала подниматься. Демьян попытался ее удержать, бесполезно. Хоть и тяжело ей это далось, но все-таки она поднялась на ноги, обняла сына крепко-крепко. И неизвестно, как долго бы она держала его в своих объятиях, если бы не увидела Ларису, что стояла у порога.

– А это кто? – потрясенно спросила она.

– Жена моя.

– Быть этого не может.

– Почему? – удивился Демьян.

– Потому что вы снились мне. Оба снились. Фотография в рамке висит, ты в форме, она в белой фате, как у меня с отцом. Только ты вместо отца, и она вместо меня. Счастливые такие, улыбаетесь… Ну, и как зовут тебя, дочка?

– Лариса.

– Ну, иди сюда, я тебя обниму.

Мама и сама шагнула в ее сторону, но пошатнулась и остановилась. Но Лариса подошла к ней и неловко улыбнулась, когда мама ее обняла.

– Ты же никуда не уедешь, девочка моя? – со слезами на глазах спросила она.

– А я должна уехать? – спросила Лариса.

– Ты же городская.

– Городская.

– А городским у нас трудно. Городские от нас бегут…

– Обижать не будем – не сбежит, – улыбнулся Демьян.

– Я тебе обижу!.. Если что, жалуйся мне, дочка, – обращаясь к Ларисе, сказала мама. – Я тебя в обиду не дам…

– Спасибо.

– Устали, наверное, с дороги?