Его ты встретишь в воскресенье
И поведёшь к себе домой,
Поднять чтоб снова настроение.
Представишь, что он твой герой!?
Вы безусловно отдохнёте,
Вино иль водочку цедя,
Потом в безудержном полёте,
Немного правда погодя.
И он тебя, как сноб завалит,
Своим грехом в твои войдёт.
Пройдёт безудержность печали.
Тебя блаженство заберёт.
Ему откажешь ты? Едва ли!
Да не сумеешь отказать!
Ведь ты пружина не из стали.
А в воскресенье всё опять…
Как пить дать, снова повторится
И потёчёт круговорот,
В котором женщина не птица.
Скорей всего наоборот!
Куда же вдруг запропастилась?
И близко вовсе не видать…
Та, что любить меня божилась
И разделять со мной кровать?
И где святое вроде чувство,
Что именуется – любовь?
Блажен порок, а не искусство.
Молва согласна с этим вновь!!!
Как пережить разлуку? Вовсе,
Не знает даже бренный дух!
Летая в спорном парадоксе,
Хиромантических наук.
А вот живая плоть безмерно,
Не верит в божьи чудеса!?
Где ад и рай – одна лишь скверна,
Что прячут как-то небеса.
Дикой ягодой, малина,
Врямь кустами разбрелась,
Где лесная сердцевина
И крапивы жгучей страсть.
Там мелькает то и дело,
Блеск рубиновых огней,
Если солнце светит смело,
Плюс ещё игра теней.
Луны созревшей сырная головка,
На фоне распластавшейся зимы.
Из облаков на небе, драпировка,
Нависших из лазурной пустоты.
Творожной массой тянутся сугробы,
Снег видится разлитым молоком.
Но холода морозная утроба,
Сверкает характерно синим льдом.
Рассветной мглой расплющена долина.
Промозглый ветер сыростью шуршит.
Ручей замёрзший тянется морщиной,
Через сплошной и белый монолит.
Мне никогда забор не перекрасить,
Вокруг меня который возведён.
В своей всегда я буду ипостаси,
Идти давно начертанным путём.
Уже мечты мои не воплотятся,
Старанья жизни будут почивать.
Грехи не отмечают только в святцах.
О жизнь простая – ты Христова мать!
Утра багрянец, рдяный свет заката,
Прожилки осени на паперти зимы:
Жизнь человечества давно уже распята,
Идеей бога или сатаны…
Всё в прах уйдёт, не тленно только время.
Мои старанья превратятся в труд.
Вот только гложат смутные сомненья:
Когда-нибудь потомки, всё прочтут!?
Пожар души тушить не стоит,
Не стоит гнать из сердца грусть
И осыпать себя золою,
Пусть всё само проходит, пусть!
И женщин больше не прельщает,
Что это только из-за них!
Любви дорога путевая,
Что стелет каждый им жених.
Заметьте, даже не любовник,
Да и скорей всего не муж,
А так: монашек из часовни,
В саду стоящий среди луж.
Спокойно, робостью не блещем,
Не тонем в страсти, невзначай.
Мужчины – это вам не вещи
И не поход в совместный рай!
Они христовой также плоти
И совокупности в крови.
Возможно в божеском почёте.
Все дети матушки земли.
И посему вердикт обычный:
Мужчины – эта та же страсть!
Переживаний дух этичный
И без проблем, вселенной часть!
Для тебя я стараюсь родная,
Что есть силы играя, пою
И волна строк моих теневая,
Дарит жар, что подобен огню.
Иногда может холодом веять,
Мой кончаясь словарный запас.
Быть поэтом не божья затея
И не чёрта фамильный указ.
Это даже не связь поколений,
А дремавший до этого дар
И эпитеты бывших творений,
Да души плодотворный нектар.
Если кто-то, такого не слышал,
Я озвучить всё это хочу.
Но пою и играю всё тише,
Муза спит, задуваю свечу.
Перетекая взором вечным,
Любовью может быть слегка,
Или деталью скоротечной,
Щемит заблудшая тоска.
Лишь память дивные узоры,
Наивно выставляет в явь
И раздвигая жизни шторы,
Былое если хочешь правь.
Вот только стыд переполняет,
Невольно зеркало души
И мысли словно негодяи,
Беспечно ползают в тиши.
Не всё так просто в мире этом.
Ответов много на вопрос.
Тепло приходит только летом,
Зима холодный альбинос.
Не всё так просто, как трактуют.
Путь каждый вроде достижим.
Ну почему сумбур лютует,
Когда порядок правит им?
Не всё разложено по полкам.
Мы топчем много из того,
Что память делит на осколки,
А мысли шепчут лишь: «Дерьмо!»
Не всё так просто и в подполье,
Где тайны мрака режет свет.
Там не прописано раздолье,
Но может прятаться ответ!
Как девка мылом подчеркнула,
Предсексуальный статус свой?
Когда цветущее горнило,
Вдруг возвела на аналой.
А может кто-то ей позволил,
Всё это просто возложить.
Хотенье свет, а не неволя,
А вечным может быть лишь жид.
За взглядом на благие чресла,
Бог будоражит лишь мужчин.
Наверно женщина невеста,
Для преждевременных кончин.
Кончины – это лишь секунды,
Для благовременной возни.
Они по крайней мере чудны,
Не вызывают болтовни.
Всё только лично и буквально,
Кому лизать кому смотреть.
Переживания морально,
Переплавляют даже медь.
Пример практически ненужный,
В нём только секса бравый вид,
Всё остальное людям чуждо,
Чтоб не нажить конъюнктивит.
Луна невольно освещала,
Цепочку мокрую следов,
Ведя во мрак пустого зала,
К стене где прятался альков.
Струился воздух к изголовью,
Теплом ложась на кружева
И пахло истиной любовью,
Которой вовсе не до сна.
Под стук часов неравномерный
И циферблата голый вид,
Сражалось время со вселенной,
Среди невидимых софит.
А мрак шуршал себе в потёмках,
Лежа ничком на простынях
И ночь под видом незнакомки,
Искала ценность в мелочах.
Синело небо первозданно.
Деревья вдоль дороги шли.
В окне зашторенном, спонтанно,
Играли блики, как угли.
Пространство тикало часами.
Свет лишь за шторкой лютовал.
День обнажёнными ногами,
Спускался к вечеру – в подвал.
Здесь обоюдная идея,
Была уже не в кандалах.
Мрак на свету метался тенью,
Во всех немыслимых углах.
Ладони замерли на коже.
Другой сопрано вторил звук.
Шуршанье пагубной одёжи:
Так полумрак свой стелет круг.
Всё было также – первозданно:
Часы по циферблату шли.
Мгновенья жизни беспрестанно,
Чертили времени нули.
Чепец промозглый, на холодном месте,
Дождём обвитый, мокрый сарафан.
Такой вид дал сезон своей невесте,
Используя предутренний туман.
Три месяца плакучей Моны Лизы,
С увядшею, природной красотой.
На фоне расписного парадиза,
Прикрытого нетканою фатой.
На осени наложено проклятье.
Как тяготит порою листьев медь…
Потом гниёт невесты этой платье.
Ведь к ней зимой всегда приходит смерть.
От иконы дух исходит,
Мироточа маслом слёз.
За озёрной, прелой водью,
Ивы гнутся средь берёз.
На пустынном полустанке,
Сплошь крапива да бурьян.
Дух озёрный спозаранку,
Лишь туманом бродит там.
Нет давно уже тропинок,
За деревней на лугу.
Но овражестый суглинок,
Режет поле на беду.
Время молча гонит старость,
От себя или к себе?
Невозможность копит ярость,
Жизнь по-прежнему в борьбе…
Расплескалось поле
за малиной
и шумит огромной
сердцевиной.
Спозаранку поле это
плачет,
утренней росой,
а как иначе.
Видимо земля там прячет
мощи,
вот и обьясненья,
что же проще.
А ещё молитву ветром
шепчет,
чтоб любили родину
мы крепче.
Есть такое поле
на Донбассе
и в Луганске есть-
в зелёной рясе.
Все они оплаканы
росою
и малина красною
каймою,
их невольно с краю
обагряет,
чтобы знали:
мы живём не в рае.
Ведь в полях хранят
свои секреты,
без стеснений
русские поэты.
Поэт – изгой, кому он нужен!?
В нём видно злобу на судьбу.
Он сущность мира топчет в луже
И чувствам ставит всем табу.
На бога горестно обижен.
Не может с гневом совладать.
В своём надуманном престиже,
Пустить все мыли хочет вспять!
Стихи его пестрят издёвкой,
На житие и обиход.
Он жаждет ручкой, как винтовкой,
Стрелять в свой собственный народ.
В конце концов он правит балом,
Своих бесправедных речей
И каждым строчечным оскалом,
Винит себя и всех людей!
Наша верность часто спит,
Головою к стенке,
Или высунув язык,
Лижет всем коленки.
Я надеюсь, что не зад,
Если откровенно!
Ведь тревоги тоже злят,
А подвох, он шельма!
Русским речь свою понять,
Всё ж бывает сложно,
Вроде слышится кровать!?
Девки осторожно!
Жизнь отдельные слова,
Просто не бросает,
Вьётся мата кутерьма,
Безобидной стаей.
Нам, себя, зачем учить?
Мы с природой схожи!
Всем известна русских прыть,
Господи – ты боже!
Спустился вечер томным покрывалом.
Закат облил пурпуром небосвод.
Балконом – челюсть дома выпирала
И ветер дул из сумрачных пустот.
К скамье склонилась юная берёза,
Шепча листвой разрозненный мотив.
Преклонных лет мужчина прятал слёзы,
Взгляд синих глаз был искренне тосклив.
Уж сколько раз весна к нему спускалась,
Смотря цветами в пыльное окно,
А вот сегодня вырядилась в старость,
Беззубо скалясь прямо на стекло.
Ночь не спеша ткала свои узоры.
Ландшафт двора лазурил темноту.
Лишь фонарей бесчисленные взоры,
Свой свет тянули саваном к утру…
Грам жизни весит менее карата,
Но жизнь нельзя как вещь себе купить.
Пишу об этом очень деликатно,
Чтоб никому, никак, не досадить.
Союз огня, меча, или орала,
Обычная символика на герб.
Вот только правда льётся из металла,
Но как обычно, лишь себе в ущерб.
И по сему историки нам пишут,
Что потуги – обычная судьба,
А занимает в жизни правды нишу,
Досужая, житейская молва.
И вот теперь, чтоб истиной прельстился,
Достаточно услышать слухов глас
И довод обернув кусочком ситца,
Снести на новоявленный Парнас.
О проекте
О подписке